"Мир перевернулся" - читать интересную книгу автора (Рид Кармен)

Глава 6

В конце концов Ева нашла обшарпанную полуподвальную квартиру с двумя спальнями и унылым садовым участком за домом. Тем не менее она знала, что сумеет превратить это в дом, и, когда переехала туда с сыновьями, вместе с ними поселился Джозеф.

Они купили кровать, однако на этом общие покупки и закончились. Большего Ева ему не позволила. Она слишком долго прожила с сыновьями, чтобы вот так сразу впустить в свою жизнь постороннего. Джозеф платил за квартиру, Ева же покупала мебель, занавески, краску, комнатные растения, кухонную посуду и прочие мелочи, которые, накапливаясь постепенно, и создают настоящий дом. Дом, который ей всегда так хотелось обустроить для своих сыновей.

Но Джозеф не собирался оставаться в стороне от ее хлопот и забот. Он любил ее безмерно, бескорыстно и хотел быть рядом с ней и вместе с ней. Постепенно Ева подпустила его ближе. А стоило ей только начать отвечать на его «я тебя люблю», как его понесло дальше и он заговорил об обязательствах, браке и… детях!

– Притормози, – просила его Ева. – Не торопись.

– Почему? – искренне удивлялся он.

Надо ли было удивляться и делать большие глаза, когда уже через несколько месяцев после переезда она узнала, что беременна? Можно ли было всерьез рассчитывать на то, что какая-то диафрагма выдержит такой напор решительности и целеустремленности?

Первые месяцы беременности стали для Евы месяцами страха. Дело было не только в том, что ее пугала их неготовность иметь ребенка. В конце предыдущего замужества у нее случился выкидыш, и она просто приходила в ужас оттого, что несчастье может повториться. Ева плакала, уставала, плохо себя чувствовала и все время о чем-то беспокоилась, из-за чего-то волновалась. Она могла подолгу лежать в постели, положив руку на живот, убедив себя в том, что каждое движение ребенка служит предвестием еще одного выкидыша. В конце концов малышка, здоровенькая и пухленькая, все же появилась на свет, и хотя Джозеф и Анна полюбили друг друга мгновенно, первой реакцией Евы был эмоциональный коктейль из любви, облегчения и нового беспокойства. Страхи и тревоги покинули ее лишь по прошествии нескольких месяцев, а до трех она не только не выпускала девочку из виду, но и редко из рук.

Все то время, пока Анна подрастала, Джозеф проводил, по большей части дома и поэтому легко и естественно принял на себя роль главной няньки. Более того, эта роль даже пришлась ему по вкусу. Он разгуливал по квартире с малышкой, когда та капризничала, кормил ее из бутылочки и часами носил на руках, напевая бесконечные колыбельные, когда ей не спалось. Для Евы было чем-то вроде откровения то, что мужчина проявлял такой интерес не только к ней, но и к девочке и ее сыновьям. Деннис, ее первый муж, понятия не имел о том, как ухаживать за детьми, и даже не старался научиться.

– Ты только посмотри, посмотри, – приговаривал Джозеф, – у нее мои глаза, твои волосы и твой нос. Верхняя губа, по-моему, моя, а вот нижняя – твоя. Разве не изумительно? Идеальный ребенок, самая красивая девочка во всем мире!

– Хочешь сказать, она даже лучше, чем я? – спрашивала Ева.

– Лучше, потому что она – это ты и я.

Ева прожила без Джозефа уже три года, но так и не привыкла к этому. Ей не на что было жаловаться, ее почти все устраивало, однако было бы неправдой сказать, что она по нему не скучает. Прежнюю кровать пришлось выбросить, заменив ее на другую, поменьше, – пустота гам, где когда-то был он, пугала и нервировала. Порой какие-то мелочи безжалостно вырывали ее из состояния благодушия и напоминали о нем, вызывая тоску по безвозвратно утерянному.

Когда Анна возвращалась после проведенного с ним уик-энда, Ева ловила его запах, проникший в ткань дочкиного джемпера. Иногда она замечала что-то такое, что наверняка рассмешило бы Джозефа, хотя чаще всего – и это было самое тяжелое – воспоминания о нем трансформировались в воспоминания о сексе.

Как удивительно просто, без малейших усилий у них все получалось! Секс был для них естественным ритмом жизни, они будто улавливали исходившие друг от друга импульсы, меняя позы и положения и даже достигая пика наслаждения всегда одновременно или в крайнем случае с разницей в несколько секунд. После секса они почти мгновенно засыпали, ведь разговоры не требовались. Именно когда они стали жить вместе, Ева поняла смысл выражений «быть единым целым», «познать друг друга».

Теперь, по прошествии трех лет, было трудно вспомнить, когда и что пошло не так. Может, Джозеф чересчур активно требовал от нее того, к чему она не была готова; может, ей не очень нравились происходившие с ним перемены. Ева влюбилась в романтичного, мечтательного студента, однако, закончив учебу, Джозеф получил работу, потом понял, что она ему нравится, а потом в нем проросли амбиции и желание зарабатывать деньги. Ева, уже побывавшая женой трудоголика, сразу запаниковала, испугавшись, что ее новая, тщательно отстроенная жизнь вот-вот свернет в сторону и пойдет в нежелательном направлении.

– Я совершила самую серьезную из возможных ошибок: сошлась с полным придурком, – сказала она Джен после одной особенно бурной сцены, в результате которой Джозеф был около полуночи изгнан из квартиры.

Подруга прибыла на место происшествия в течение часа после поступления сигнала бедствия и притащила с собой бутылку дешевого польского джина и упаковку яблочного сока – то, что успела схватить, перед тем как вылететь из дому.

Смесь джина с соком они и пили из высоких стаканов.

– В Голландии все так пьют… или это бельгийцы? – бормотала Джен, бросая в мутноватую жидкость кубики льда, обнаруженные ею в углу морозилки.

После двух стаканов они перебрались в кухню, где к выпивке добавилась травка; вскоре обе довели себя до состояния, в котором даже драма Евы воспринималась как нечто преходящее.

– Он был такой милый, – призналась она Джен, попыхивая самокруткой. – Такой отличный парень. Такой чудесный отец для Анны.

– И такой замечательный трахалыцик, – добавила Джен и тут же поспешила с разъяснениями: – Я это говорю с твоих же слов, дура ты чертова. Все видели, что вы счастливы, прямо-таки насмотреться друг на друга не могли.

– И как только мне удалось превратить его в Ричарда Бренсона? Или в слегка улучшенного двойника Денниса?

Ева искала и не могла найти ответ на этот вопрос. Что она сделала? Что пошло не так?

Окончив университет, Джозеф удивил ее тем, что принял первое предложение по работе и занялся телепродажами. Еще большим сюрпризом стало для нее то, что он быстро добился успеха и стал зарабатывать приличные деньги.

И не только зарабатывать, но и тратить. В доме появились новейшая стереосистема, дорогой видеомагнитофон, полки, быстро заполнявшиеся компакт-дисками. Гардероб Джозефа заметно расширился, причем на этикетках значились такие названия, как «Хьюго Босс», «Дживс и Хоукс», «Кензо», «Эмпорио Армани»… На нее саму и детей обрушился водопад подарков: одежда от «ДКНИ» и Калвина Клайна, кроссовки и спортивные костюмы «Найк».

Конечно, все эти ярлычки уже были хорошо ей знакомы по прежней жизни, той самой, которая осталась позади и возвращаться к которой у нее не было ни малейшего желания. Ева забеспокоилась.

Не составляло большого труда догадаться, что Джозеф не намеревался ничего откладывать на потом, что он тратился по максимуму. Но когда она пробовала остановить его, то получала разговоры об очередном повышении, о премии в следующем месяце, о комиссионных и так далее.

– Я хочу, чтобы мы переехали в другую квартиру, побольше и в приличном районе, – говорил Джозеф, забывая о том, что Денни и Тому придется менять школу. – Не уверен, что мне нравится эта школа. Мне бы хотелось, чтобы Анна ходила в другую, получше. Как ты смотришь на то, чтобы отдать ее в частную?

Это вскользь брошенное за ужином замечание стало причиной крупной ссоры.

Дело было не только в том, что Джозеф хотел «лучшего» для их дочери. Ева знала – его планы пробудили в ней давний, глубоко укоренившийся страх. Она боялась, что снова все потеряет, останется одна и тогда ей опять придется начинать с нуля. Она боялась, что в один прекрасный, или ужасный, день все исчезнет – красивые платья, вкусности, игрушки, к которым успели привязаться дети, частная школа и многое-многое другое. Нечто подобное уже произошло в ее жизни однажды, и теперь она верила только в то прочное и надежное, что невозможно отобрать: государственные школы, банковские сбережения, закладные, дешевую одежду… и человеческие отношения, основанные на прочном, очень прочном фундаменте.

А Джозеф постоянно менял план игры.

Да, верно, квартира становилась мала, подросшим мальчикам приходилось тесниться в крохотной спальне, а Анна спала в кроватке, стоящей рядом с кроватью родителей. Но это был ее дом, за него не приходилось много платить, и дался он ей немалым трудом.

– Я хочу иметь то, что имею, – с раздражением отвечала Ева, когда Джозеф заводил разговоры о переезде. – Мне здесь нравится. К тому же Денни и Том рано или поздно уйдут, и тогда у Анны будет целая комната, а нам станет посвободнее. И район совсем не такой уж плохой, здесь живут мои друзья. И школа хорошая, для Анны вполне подходит.

Спор затихал на какое-то время, однако рано или поздно неукротимый прилив переполнявших Джозефа желаний прорывался вновь.

– Перестань покупать всю эту ерунду! – кричала ему Ева. – У нас уже нет свободного места. Ты жалуешься на тесноту, но сам же ее и создаешь. Посмотри, в каждом углу что-нибудь да стоит.

Одна особенно запомнившаяся ссора закончилась тем, что она перевернула полки с компакт-дисками и коробки разлетелись по полу.

В том году Денни и Том перебрались в скромную квартирку за углом, деньги на которую Ева сняла со своего счета. Конечно, она понимала, что начинать самостоятельную жизнь ее ребятам еще рановато – одному исполнилось девятнадцать, другому только семнадцать, – но ее дом становился слишком мал для них и их друзей. Особенно же мешали им проблемы, возникавшие у супругов.

– Почему я не могу стремиться к большему и лучшему? Почему я не должен хотеть зарабатывать? Почему ты против того, чтобы мы хоть немного продвинулись вверх? – бушевал Джозеф. – Что с тобой? Почему ты такая? Я люблю тебя, однако мне определенно не нравится, как ты живешь. Когда-то у тебя было все: машины, дом, деньги. Почему мне запрещено даже думать о чем-то подобном? Да, терять больно, но почему ты уверена, что плохое обязательно повторится?

– Потому что так лучше, Джозеф. Ты и понятия не имеешь, насколько лучше! – отбивалась Ева.

И словно пощечина:

– Боже, какая ты упрямая и ограниченная. Или, может, просто слишком старая для меня…

Потом были слезы, прощение и примиряющий секс, однако в конце концов жизнь превратилась в почти непрерывный и невыносимый шторм. Так что, наверное, ей и не следовало так уж удивляться, когда однажды, вернувшись домой, Джозеф сообщил, что фирма открывает отделение в Манчестере и ему предложено отправиться туда в роли начальника.

– Манчестер! – воскликнула Ева. – Нет, мы не поедем ни в какой Манчестер.

Он разулся, подошел к холодильнику, налил себе стакан апельсинового сока и лишь затем спокойно сказал:

– Я об этом и не думал. Мне снимут квартиру; жить я буду там, а сюда возвращаться на выходные.

Все было уже решено; Джозеф вовсе не советовался с ней, не консультировался, а лишь сообщал о том, как у них теперь будет дальше.

– Ясно. – Она тяжело опустилась на стул у кухонного стола, понимая – это начало конца.

Было тяжело, но к отчаянию примешивалось странное чувство облегчения. Сил не оставалось, постоянные стычки и волнения делали жизнь невыносимой. Из-за них она отправила из дома двух своих мальчиков, по которым теперь ужасно скучала, зная, что они уже никогда не будут вместе, как прежде.

– Ох, Джозеф, – всхлипнула она, закрыв лицо ладонями. – Вот и ты уходишь.

– Никуда я не ухожу, – твердо заявил он. – Я люблю тебя, люблю Анну и мальчиков. Просто подумал, что сейчас нам не мешает пожить отдельно. Вспомнить, как все было. Подумать о хорошем. О том, что нам нравилось друг в друге.

– Нет, нет. Ты перестанешь быть частью семьи. Ты будешь видеться с Анной только по выходным, ты отвыкнешь класть ее в кроватку, поправлять одеяло, читать ей сказки на ночь. Ей будет ужасно не хватать тебя. И все ради чего? Ради лишних денег?

Подняв голову, она увидела в его глазах слезы.

– Что ты говоришь, Ева? Конечно, я буду скучать по ней… и по тебе тоже. Но если мы сейчас ничего не сделаем, то не протянем и месяца. Мне просто необходимо уехать. Для того, чтобы мы смогли остаться вместе.

– Такое расставание ничего не решает.

– Ладно. И что, черт возьми, ты предлагаешь? Начальство поручило мне работу. Отказаться невозможно. Я не могу…

– Разумеется, можешь. Ты в два счета найдешь себе другое занятие. Здесь, в Лондоне.

– Я не проработал еще и двух лет. Сейчас мне делают заманчивое предложение, предложение, о котором можно только мечтать, а я иду на попятную. И что обо мне подумают?

Она фыркнула.

«Что обо мне подумают?..» Да кто он такой? Тот ли это Джозеф, который читал ей в постели французские стихи?

Как она могла ошибиться? Как могла не разобраться в человеке, с которым прожила почти шесть лет? Что его изменило? Откуда вдруг такие настроения? Такая озабоченность будущим?

– Дело не в романе или в чем-то таком, – со странным спокойствием, вызванным, возможно, комбинированным эффектом джина и травки, сказала она Джен. – Мы всего лишь перестали его интересовать. Я и Анна. Это было очевидно. Он думал о чем-то другом, он уже был где-то далеко, не здесь, не с нами. Наши проблемы перестали быть его проблемами. Он не хотел спорить, не хотел переубеждать меня, не хотел знать мое мнение. Очевидно, Джозеф давно решился и только ждал подходящего момента, чтобы поставить меня в известность. Раньше мы были на равных, теперь – нет.

– Раньше? То есть когда ты командовала, – указала Джен.

– Я никогда не командовала, – раздраженно возразила Ева. – Он помогал, вносил свой вклад, делал что мог. Но теперь… Работа, одно, другое… Господи, мне это напоминает жизнь с Деннисом.

Некоторое время они сидели молча, уютно устроившись рядышком на диване.

– Может, ему не нравилось, что ты не хочешь выходить за него замуж? – предположила Джен.

– Я просто не хочу повторять то, на чем обожглась. Жуть. Не хочу снова становиться женой. У меня это уже было. С фатой и всем прочим.

– А ты не путаешь понятие «замужем» с понятием «замужем за Деннисом»?

Ева усмехнулась.

– Ну спасибо. Я ведь тоже замужем, – напомнила Джен. – И что? Неужели и я, по-твоему, всего лишь коврик у двери?

– Кстати, почему вы поженились?

– А ты разве при сем не присутствовала? – спросила Джен. – Догадаться нетрудно. Захотелось устроить вечеринку и сообщить всем, как мы любим друг друга. И надо тебе сказать, кольцо на пальце и бумажка помогают. Помогают держаться вместе.

– Неужели после брака между вами ничто не изменилось?

– Почти ничто.

– Значит, что-то все-таки изменилось?

– Мои родители стали относиться к Райану значительно лучше. Приняли его окончательно. Разве это плохо? Ну, и мы стали больше спорить из-за домашнего хозяйства. А в остальном все осталось по-прежнему.

– Хм…

– Я умираю от голода.

Они стали смеяться как сумасшедшие.

– Боже, как трогательно! Если сейчас сюда зайдет Анна и увидит нас в таком виде… она меня убьет.

– А что тут плохого? Все естественно! – Джен сделала последнюю затяжку. – Неплохо. Дашь ей попробовать. Может, немного расслабится. Для пятилетней девочки твоя Анна уж больно скованная.

– Замолкни! – Ева ткнула подругу локтем под ребра.

Так они и расстались. Со слезами. Маленький фургончик увез вещи Джозефа. Ева пребывала в отчаянии. Он пребывал в отчаянии. Дети тоже.

Денни заявил матери, что с ней, наверное, не все в порядке. Том расплакался. Анне потребовалось несколько недель, чтобы осознать: папа здесь больше не живет. Когда он приехал за ней в первый раз, чтобы взять с собой на выходные в Манчестер, она устроила настоящий рев, не желая оставлять мамочку, не желая с ней впервые в жизни расставаться. Одной было невыносимо. В ту первую субботу Ева ушла гулять и принесла с прогулки двух котят.

Попытки примирения были, однако долговременных результатов не давали. В последний раз они договорились о том, что Джозеф приедет на рождественские праздники и проведет в доме три дня. Ради Анны. Вино, свечи, восторг девочки… Слезы, ностальгия и секс в ванне с плещущейся через край водой, среди прыгающих по волнам резиновых уточек и лодочек… Несколько часов они чувствовали себя счастливыми.

Но к тому времени Джозеф уже встречался с кем-то и из Лондона уехал насовсем, а она… она не хотела рисковать покоем детей ради «отношений».

– Все слишком сложно. Я сам не знаю, чего хочу, и ты тоже, – сказал Джозеф, поглаживая ее по волосам, перед тем как поцеловать в щеку и отправиться спать на диван.

Результатом этого рождественского всплеска эмоций стало то, что она забеременела. Отвратительная шутка, да? Еве уже было тридцать девять, и в таком возрасте женщине трудно ожидать от своего тела особых сюрпризов, так что прошло пятнадцать недель, прежде чем она, окончательно во всем убедившись, донесла новость до Джозефа. Он сам предложил приехать, и они провели долгий, невероятно тягостный уик-энд, обговаривая все условия. В глубине души она надеялась, что ребенок вернет их к тому времени, когда все было в полном порядке. Увы, как выяснилось, Джозеф оказался не готов бросить работу и расстаться с Манчестером.

– Так, как было, уже не будет. Если мы меняемся, это не означает, что мы меняемся в худшую сторону, – уверял ее он.

Последнее предложение прозвучало уже по телефону, поздно вечером, со слезами, но Ева отвергла и его, заявив, что все кончено, что она не пойдет на уступки даже ради будущего ребенка.

– Я не буду тебя больше просить! – закричал он в трубку. – Ты сделала все, чтобы оттолкнуть меня от вас. Ты никогда не хотела выходить за меня замуж, не хотела, чтобы я был рядом. Наверное, предпочитаешь такую жизнь, в одиночестве. С детьми. Ты никогда об этом не думала?

Она была настолько убита горем, что ничего не ответила.

– Это твой последний шанс, – предупредил, всхлипывая, едва не плача, Джозеф. – Захочешь, чтобы я вернулся, попросишь сама.