"Яныбай Хамматович Хамматов. Золото собирается крупицами " - читать интересную книгу автора - Ну и люди пошли! Помочь человеку не мо гут... Эх, был бы я
Галиахметом-баем, живо бы тебе помог! А так - скажешь слово поперек, тут тебя и с работы - шварк! Ничем не могу помочь, голуба... Рад бы! А не могу... Шарифулла, видя, что начальник не гонит его и говорит ласково, продолжал стоять посреди комнаты, с надеждой глядя на управляющего. Аркадий Васильевич выдвинул ящик стола и протянул ему горсть слипшихся леденцов. - На, хоть детям снеси... Плохи твои дела, плохи. - И, кивнув головой, встал, увидев в окно, что тарантас подан. Все еще не понимая, что разговор окончен, Шарифулла тупо следил за тем, как управляющий собирает бумаги со стола и запирает их в сейф. Даже когда Аркадий Васильевич вышел, хлопнув его по плечу, он все еще продолжал стоять посреди комнаты, но тут в контору вошла полная женщина с ведром, в котором болталась половая тряпка, и попросила Шарифуллу выйти. Крепко сжимая в кулаке липкие леденцы, он вышел во двор и огляделся. Больше идти жаловаться было некуда. 16 Курэзэ раскопал всю землю около того места, где Хайретдин зарыл внутренности телки, но и следа золота не было видно, и теперь он с нетерпением ждал, когда вернется Гайзулла. Первые дни после похорон мальчик плакал не переставая, он дичился чужого человека и стремился, уединиться во дворе, чтобы предаться своим горьким думам. Но через несколько дней подул с севера резкий, пронизывающий насквозь ветер; он комьями швырял наземь голова старого человека, и стало невозможно прятаться во дворе. "Вот, у земли тоже горе, раз она поседела, - думал мальчик, сидя у окна, затянутого брюшиной. - Умерло лето, и земля по нему тоскует... Может, лето для земли все равно что муж или отец? Или она за меня так убивается, за то, что я сиротой остался..." От этих мыслей слезы навертывались на глаза, Гайзулла отворачивался к стене и вытирал кулаком лицо, стараясь, чтобы чужой мужчина не заметил его слез. Однажды вечером, когда Гайзулла сидел так у стены, курэзэ подошел к нему и обнял за плечи. - Ну что, браток? Опять мокрый нос? - ласково спросил он. - Ничего не мокрый, - сдерживаясь, проговорил мальчик, но от ласкового полоса курэзэ, от того, что похоже с отцом взял его за плечи этот большой человек с черной бородой, что-то вдруг словно растаяло в нем, и, уткнувшись в широкую грудь курэзэ, мальчик заплакал, всхлипывая и бормоча: - Как же? Без отца?.. Я не могу... Мама и сестры голодные, а я... Курэзэ гладил его по голове и шептал: - Ну, что ты, не надо... Я говорю, не изводи себя. Никто не может сказать, когда придет его последний час. Думаешь, ты один такой несчастный? Все бедняки такие... Я говорю, живые не могут уйти вместе с мертвыми, значит, надо тер петь. Может, еще все переменится... Давай-ка вместе подумаем, как нам дальше жить... Я бы взял тебя с собой, да на кого тогда мать и сестер оставить? Хотя ты и так им не в помощь с такой- то ногой! Мальчик постепенно затих у него на груди, успокоился и задремал. Курэзэ осторожно придерживал его голову, и от того ли, как тепло и доверчиво дышал, уткнувшись в него, этот чужой ему ребенок, от того ли, как обмякли во сне |
|
|