"Кнут Гамсун. В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу" - читать интересную книгу автора

нужна еще одна кровать, и нам в ответ кивают утвердительно. Уже поздно, и мы
голодны, надо сейчас же потребовать чего-нибудь, пока повар еще не улегся
спать. Но моя жена заговаривает о том, что надо бы сперва помыться как
следует. Однако я хорошо знаю свои обязанности и настаиваю на том, что
прежде всего надо подумать о пище, а потом уже о разных пустяках, о нарядах
и кокетстве. И мне удается настоять на своем.
Внизу в столовой нам дают жареную баранину, пирожки и щи. Лакей говорит
по-русски, он понимает также по-английски "пиво" и "мясо", но эти слова мы
сами знаем по-русски, так что от этого нам не легче. В общем же все проходит
благополучно и даже забавно. За исключением, впрочем, того, что еда
необыкновенно дорога.
После ужина мы выходим на улицу. Уже два часа, но по другую сторону
улицы мы видим много табачных и фруктовых лавочек, в которых еще торгуют. Мы
идем туда и покупаем виноград.
Когда мы возвратились в гостиницу, то увидали, что в нашей комнате
действительно стоит вторая кровать, но она была не постелена. Мы звоним.
Появляется горничная. Она босая и вообще легко одета в виду жары. Мы даем ей
понять, что теперь нужно предпринять что-нибудь со второй постелью, и она
кивает и уходит. Она не произнесла ни слова, и мы не могли понять, на каком
языке она говорит, но нам почему-то показалось по ее виду, что она должна
говорить по-татарски. Мы снова выходим на улицу и опять покупаем фрукты, два
мешка, так что у нас их довольно много. Нам хорошо на воздухе, и мы бродим в
темноте.
А тьма царит непроглядная, но перед каждым навесом, где продают фрукты,
табак и горячие пирожки, висит лампа. Лезгин, или черкес, или как их там,
стоит у каждого навеса, сильно вооруженный, и мирно продает виноград и
папироски; за поясом у него сабля, кинжал и пистолет. По аллее из акаций
ходит взад и вперед много народа, изредка кто-нибудь покупает что-нибудь, но
по большей части люди просто гуляют, напевают про себя или молча мечтают,
некоторые останавливаются под деревьями и стоят неподвижно. Чем дальше на
восток, тем меньше люди говорят. Древние народы преодолели потребность
болтать и смеяться, они молчат и улыбаются. Так, может быть, и лучше. Коран
создал миросозерцание, которого нельзя обсуждать на собраниях и о котором
нельзя спорить. Это миросозерцание выражается следующим образом: счастье
заключается в том, чтобы перенести жизнь, потом будет лучше. Фатализм.
Перед одним из навесов, сидит человек и тренькает на балалайке, которая
издает простые, неопределенные звуки - это музыка доисторических времен. Мы
думаем: как хорошо, что он сидит и наигрывает. Своей игрой он доставляет нам
маленькое развлечение, а раз он не перестает играть, то, значит, и он сам
находит в этом удовольствие. Что за странный народ живет в этой
необыкновенной стране! Он находит время играть, и у этих людей есть
способность держать язык за зубами. Да благословит Бог такие страны, раз они
существуют еще на свете! У такого народа не может быть лучшего соседа,
нежели славянин, ибо у самого славянина в груди звучат струны. Когда греки
около 500 года воевали с арабами, то они взяли однажды в плен целый отряд
своих врагов. Среди пленников были три славянина. У этих славян были в руках
только гусли - это было их оружие.
Но вот музыкант начинает тихо напевать под свою балалайку, мы не
понимаем ни слова, но эта убаюкивающая, тихая задушевность напева действует
на нас. И нам приходит на ум "Сакунтала" Драхмана21, в которой также нет