"Олег Хандусь. Он был мой самый лучший друг " - читать интересную книгу автора

что-то, гремя в темноте, я нащупал липкую массу бушлата. Вывернул рукава и
бросил. Страх остановил: бежать некуда. Мама не спасет, если и добежишь.
Из печки мигнул и затих уголек. Я тронул рукой еще теплый чугун. Лешка
проснулся...
Сегодня я его встретил. Готов поклясться, это был он - мой самый лучший
друг. Один, за свободным столиком в полуденном кафе. В пришторенных окнах
серый день, нудная муть, утонувшее солнце. Мелькают прохожие. Внутри
электрический свет, желчь в блеске синих столов. Запах кислого теста,
селедки и хлорки. Лицо его бледно-тяжелое, и колет щетиною] взгляд, а глаза
потертые, как пластик со следами от
тряпки.
"Это такой, самый трудный момент, - сказал ты в ночь перед отправкой-
Не смогу тебя удержать -
должен сам. Тогда будет легче. Зато когда мы вернемся..."
И ты был прав, и я вернулся героем: еще бы! Все с восхищением
спрашивали: так ты там служил?! Расскажи. Хоть одного душмана-то убил? И я
рассказывал и упивался своим героизмом. Наверстывал упущенное, хотя заклинал
себя не делать этого, но остановиться не мог. Упорхнула Юлька - она первая
заметила. Кажется, я ее ударил.
Потом выдали удостоверение о праве на льготы. Коричневые корочки. С их
помощью можно отлично устроиться: закормить душу ветеранским мясом,
переодеть ее в импортное барахло и закопать на льготном садовом участке, под
яблонькой, чтобы ничего не видеть и молчать. Согласись, достойная нас
награда, Жаль, тебе ни к чему.
В этом кафе, в компании с самим собой, ты выпускаешь из стеклянного
ствола горькую и единственно близкую душу, щелкаешь ногтем по звонкому
тельцу бутылки, прислушиваешься и, как всегда, что-то тихо поешь, обращаясь
глазами к извести потолка. Вот две женщины вышли из кухни, из-за крашеной
ширмы. Одна буфетчица, озабоченная, с белой крахмальной салфеткой на голове.
Вторая, наверно, знакомая с улицы. Мохеровый шарф, бесцеремонный прищуренный
взгляд и фигура пухлая, коробящаяся, как набитые авоськи в руках. На
свертках просочились багряные пятна, с них капает жижа. Женщина быстро
двинулась к выходу, ты обернулся и попытался что-то спросить. Та, что в
шарфе, обратилась к подруге:
- Чтой-то у тебя там сидит?
- Да, надоел уже...- отмахнулась буфетчица,
- Вызови милицию.
- Толку-то?.. От него никуда не денешься, заберут, а завтра снова
припрется - живет где-то рядом. - И многозначительным шепотом: - Он вроде
как служил в Афганистане... Иногда я его боюсь- такой убить может. Погоди, я
принесу ему винегрет.
Ранней весной (восьмидесятого - олимпийского)- просветлились и
заблестели дни, воздух ожил и напол-
нился ароматом остывшего сладкого чая, долины вспыхнули зеленью свежей
травы, а реки помчались, разливаясь и удивляясь множеству младших братьев,
падающих с гор.
В составе подвижной группы мы преследовали банду в районе Даши. Так
говорили: преследуем. На самом деле, протискиваясь в глубь ущелья,
задерживаясь у многочисленных бродов, завалов, мы толпились, словно
стремились побыстрее выбраться из плена мрачных лощеных скал.