"Олег Хандусь. Он был мой самый лучший друг " - читать интересную книгу автора

Лешка стоял возле перекошенной, с торчащими ребрами, крыши и нетвердой
правой рукой прилаживал на левом плече оторванный рукав маскировочной
куртки. Он опустил голову и нахмурился, его покачивало. Прямо из-под ног на
него глазело лицо молодого афганца с застывшим выражением идиотского
восхищения. Лешка оставил его так, убедившись, что мертв.
- Это ты, командир? Шваркнул. Ну и дела-а...- пропел подошедший
ефрейтор Шарапов. Он с ненавистью взглянул на душмана: - Вот сволочь! -
Отвернулся, поднял голову и, прищурившись" посмотрел на солнце, словно
призывая его в свидетели. Потом засмеялся: - Здорово!
- Зубы закрой - кишки простудишь! - ответил
Лешка.
Он что-то заметил, шагнул и нагнулся. Потянул за ремень, перекинул его
через голову и взвалил на себя американский ручной пулемет, тот, из которого
стрелял афганец. Нам уже попадался такой: с широким, напоминающим хвост рыбы
прикладом и рогообразным магазином. Лешка надвинул на глаза обтянутую
мешковиной каску, сделал свирепое лицо и навел пулемет на воображаемого
душмана. Качнулся на широко разбросанных согнутых ногах - изображая
расстрел. На выдвинутом вперед плече из-под оторванного рукава показалась
наколка: герб Виттенберга с башней Лютера и надпись под ним: ГСВГ. Такие
наколки были у многих.
- Похож! Бросай, хорош дурачиться, у них там целый склад - иначе зачем
ему было так упираться? Попробуем отодвинуть крышу, - предложил я.
- А что? Ну-ка давай все сюда! - скомандовал Леха. - Взяли!
Человек десять вцепились в край крыши, подняли и, скантовав, отбросили
в сторону, будто открыли
огромную шкатулку,
То, что было внутри, перемешалось с рыжей землей и не сразу впилось в
сознание. Несколько минут мы стояли, не веря глазам. Сердце заколотилось
вдруг так, что в моменты гулких тупых ударов темная диафрагма затемняла
взор.
В центре комнаты, в мятом алюминиевом тазу, сжался смуглый младенец -
только что тлевший и еще теплый уголек. Рядом, поджав под себя костлявые
ноги и неестественно вывернув в нашу сторону желтую ладонь, замерла старуха.
Может быть, в момент взрыва она собиралась купать новорожденного, а сейчас,
казалось, молилась, уронив зачем-то голову в таз. Ее старая кровь, собирая в
пучки редкие волосы, лениво стекала на дно и, смешиваясь там с младенческой
юшкой, через рваное отверстие в тазу выхо-
дила наружу. В дальнем углу, под белой с пятнами простыней, вздрагивало
тело молодой матери. Еще не растворившийся румянец блуждал по ее усталому
лицу.
Отвернуться, отвернуться! Но невидимая сильная рука сдавила затылок и
тыкала внутрь развалин, как слепого щенка в миску. И сердце выкрикивало в
такт: смотри! смотри! смотри!
Никто не решился искать там оружия. Взводный приказал продолжить
чистку.
Битумные скалы отсмеялись в лучах заходящего солнца. Их морщины
отяжелели и приняли страдальческие очертания, а ночь все не торопилась
прикрывать ущелье. От земли исходило парное молочное свечение, и хотя вверху
уже проступили звезды-внизу было смутно, но еще светло.
Мы поужинали всем отделением, подогрев на костре гречневую кашу с