"Джоанн Харрис. Спи, бледная сестра " - читать интересную книгу автора

туалетного столика, аккуратно вплел ее в волосы и завязал большим бантом
сзади. - Вот она, моя девочка, - улыбнулся он. - Встань.
Я встряхнула юбками и глянула на отражение в зеркале, все еще так
похожее на неподвижное отражение в раме, на "Маленькую нищенку".
- Безупречно, - сказал Генри.
И хотя стоял май, а в камине горел огонь, меня пробил озноб.
За ужином самообладание постепенно возвращалось ко мне. Я съела почти
целый кусок пирога, немного овощей и маленькую порцию рейнского крема на
десерт и только затем с фальшивой бодростью заявила, что не смогу больше
проглотить ни крошки. Генри пребывал в благостном расположении духа. Он в
одиночку разделался с бутылкой вина, хотя обычно пил немного, затем
последовали два бокала портвейна с сигарой - он не то чтобы опьянел, но явно
был навеселе.
Необъяснимая тревога терзала меня: я бы предпочла его равнодушие вместо
этих знаков внимания, что он оказывал мне. Он налил мне вина, которое я не
хотела пить, расточал комплименты по поводу моего наряда и прически,
поцеловал мои пальцы, когда мы встали из-за стола, и, раскуривая сигару,
попросил сыграть на фортепьяно и спеть ему.
Я не слишком хорошо играю - знаю три-четыре отрывка и столько же песен,
но в тот вечер Генри был очарован моим репертуаром и заставил три раза спеть
"Приходи ко мне в беседку". Лишь когда я пожаловалась на усталость, он
позволил мне присесть. Он вдруг стал очень заботлив - я должна была положить
ноги к нему на колени и сидеть с закрытыми глазами, вдыхая соль с лавандой.
Я утверждала, что вполне здорова, просто немного устала, но Генри ничего не
хотел слышать, и тогда, утомленная его вниманием, я сказала, что у меня
разболелась голова, и попросила разрешения отправиться в постель.
- Бедная малышка, конечно же, иди, - ответил Генри с тем же
добродушием. - Прими лекарство, и Тэбби принесет тебе горячего молока.
Я была рада уйти, несмотря на горячее молоко, и, зная, что иначе не
засну, выпила несколько капель опиумной настойки из ненавистной бутылочки.
Сняв белое платье, я переоделась в кружевную ночную рубашку. Когда я
расчесывала перед сном волосы, раздался стук в дверь.
- Входи, Тэбби, - произнесла я, не оборачиваясь, но, услышав тяжелую
поступь, столь отличную от быстрых легких шагов Тэбби, резко оглянулась и
второй раз за вечер увидела Генри, стоящего на пороге, - в руках поднос со
стаканом молока и печеньем.
- Это для моей дорогой девочки, - шутливо сказал он, но я успела
заметить что-то хитрое, виноватое в его взгляде, и кровь застыла в жилах. -
Нет-нет, - сказал он, когда я шагнула к кровати. - Побудь со мной. Сядь ко
мне на колени и пей молоко, как раньше. - Он замолчал, и за его широкой
улыбкой вновь промелькнула эта вороватость.
- Я замерзну, - возмутилась я. - И я не хочу никакого молока, у меня
так болит голова.
- Не капризничай, - посоветовал он. - Я разожгу огонь, ты примешь
немного опия с молоком, и совсем скоро тебе станет лучше. - Он потянулся за
пузырьком на камине.
- Нет! Я уже пила, - сказала я, но Генри не обратил внимания на мой
протест. Он отмерил три капли настойки в молоко и протянул мне стакан.
- Генри...
- Не смей так меня называть! - Шутливый тон на мгновение исчез, поднос