"Джоанн Харрис. Спи, бледная сестра " - читать интересную книгу автора

со стаканом и печеньем дрогнул, и молока плеснуло через край. Генри заметил,
но промолчал. Губы его сжались: он ненавидел любое расточительство и грязь,
но голос его был по-прежнему спокоен. - Неуклюжая девчонка! Ну, хватит, не
заставляй меня сердиться. Будь паинькой, выпей молоко и посиди у меня на
коленях. Я попыталась улыбнуться:
- Да, мистер Честер.
Он не разжимал губ, пока я не выпила все молоко, и лишь тогда
расслабился. Он небрежно опустил поднос на пол и обнял меня. Я постаралась
не напрягаться, чувствуя тошнотворную тяжесть молока в желудке. Голова
кружилась, сотни следов объятий Моза - точно пылающие уста, вопящие в гневе
и ярости от того, что этот человек осмеливается трогать меня руками. Тело
мое наконец подтвердило то, что разум боялся признать: я ненавидела мужчину,
за которого вышла и которому принадлежала по закону и долгу. Я его
ненавидела.
- Не волнуйся, - прошептал он, водя пальцами по моему позвоночнику
сквозь ткань сорочки. - Вот так, хорошая девочка. Сладенькая Эффи.
Торопливо, дрожащими руками, он расстегивал пуговицы моей сорочки.
Волна отвращения накрыла меня, и я безвольно отдалась его прикосновениям, ни
на секунду не прекращая молиться дикому языческому богу, которого Моз
разбудил во мне, о том, чтобы это поскорее закончилось, чтобы он ушел, чтобы
я могла провалиться в опиумный колодец и забыть о его тошнотворных виноватых
объятиях.

Я очнулась, словно от глубокого обморока, увидела, что дневной свет
пробивается сквозь шторы, и неловко выбралась из кровати, чтобы открыть
окно. Воздух был свеж и влажен, я протянула руки к солнцу и почувствовала,
как силы возвращаются в мои дрожащие члены. Я тщательно вымыла все тело и,
переодевшись в чистое белье и серое фланелевое платье, нашла в себе смелость
спуститься к завтраку. Еще не было и половины седьмого, а Генри встает
поздно, значит, за столом его не будет, думала я, и я смогу собраться с
мыслями после того, что произошло вчера вечером, - нельзя, чтобы Генри
понял, что творится в моей душе и какую власть он имеет надо мной.
Тэбби приготовила яйца с беконом, но я не смогла проглотить ни кусочка.
Лишь выпила горячего шоколада, чтобы ублажить Тэбби - иначе она сказала бы
Генри, что мне нездоровится. Я потягивала шоколад и ждала у окна, листая
стихи и наблюдая, как встает солнце. Генри явился в восемь, одетый в черное,
словно собирался в церковь. Он прошел мимо меня без единого слова, уселся за
стол, щедро положил себе бекона, яиц, тостов и почек и развернул "Морнинг
Пост". Он завтракал в тишине, изредка нарушаемой шорохом газеты. Почти не
притронувшись к еде, он встал, педантично сложил газету и поднял на меня
глаза.
- Доброе утро, - спокойно сказала я, переворачивая страницу.
Вместо ответа Генри лишь сжал губы - он всегда так делал, если злился
или если кто-то ему возражал. С чего ему злиться, я не знала, однако ему
были свойственны частые перемены настроения, и я уже давно перестала
пытаться их понять. Он шагнул ко мне, взглянул на книгу, которую я читала, и
нахмурился.
- Любовная лирика! - желчно произнес он. - Я ожидал, что вам, мадам,
учитывая образование, которое я позаботился вам дать, хватит здравого
смысла, уж сколько там его отмерил вам Бог, не тратить время на подобную