"Брет Гарт. Трое бродяг из Тринидада (Авт.сб. "Трое бродяг из Тринидада") (Детск.)" - читать интересную книгу автора

- Ладно, - пробормотал индеец.
Они перевезли Боба на полуостров и вывели на болотную тропу, которую
знали только они. По этой троне он должен был добраться до дому. И когда
на следующее утро редактор напечатал в хронике: "По воле волн в бухте.
Чудесное спасение школьника", - он, как и читатели, не знал, какое участие
в этом деле принимал его исчезнувший китайчонок-рассыльный.
Тем временем изгнанники вернулись в свой лагерь на острове. Им
показалось, что с уходом Боба солнце стало светить не так ярко. Ведь они,
как это ни бессмысленно и глупо, были очарованы маленьким белым деспотом,
который делил с ними хлеб. Боб вел себя по отношению к ним с
восхитительным эгоизмом и был откровенно груб, - так мог вести себя только
школьник, да еще с сознанием превосходства своей расы. И все же оба они
жаждали его возвращения, хотя редко упоминали о нем в лаконичных
разговорах, которые вели между собой каждый на своем языке, или с помощью
простейших английских слов, или, еще чаще, жестами. Когда они заговаривали
о нем, то выражали свое уважение тем, что говорили, как им казалось, на
его языке.
- Бостонский мальчик много хотеть поймать его, - говорил Джим, указывая
на плывущего вдали лебедя. Или Ли Ти, преследуя в камышах полосатую
водяную змею, флегматично произносил:
- Меликанский мальчик не любить змея.
Ближайшие два дня принесли им, однако, некоторые заботы и лишения. Боб
съел, или зря извел, все их запасы, и - что было еще печальнее - его
шумное поведение, стрельба и жизнерадостность распугали дичь, которой их
обычное спокойствие и молчаливость прежде внушали обманчивое чувство
безопасности. Они голодали, но не винили Боба. Когда он вернется, все
будет в порядке. Они считали дни: Джим - с помощью таинственных зарубок на
длинном шесте, Ли Ти - с помощью связки медных монет, которую он всегда
носил в кармане. Знаменательный день наконец наступил - теплый осенний
день; над берегом плыли клочья тумана, который казался голубой дымкой, а
вдали расстилалась безмятежная панорама ровного открытого пространства
леса и моря, но ни на земле, ни на воде мальчик не появлялся перед
ожидающими доверчивыми взорами. Весь день они хранили угрюмое молчание, и
только с наступлением ночи Джим сказал:
- Может быть, бостонский мальчик умереть.
Ли Ти кивнул. Этим двум язычникам казалось невероятным, чтобы
какая-нибудь другая причина могла помешать христианскому мальчику сдержать
слово.
Теперь они то и дело переправлялись в лодке на болото; они охотились в
одиночку, но часто встречались на тропе, по которой ушел Боб, и каждый раз
выражали удивление невнятным бормотанием. Они скрывали свои чувства, не
проявляли их ни словом, ни жестом, но овладевшая ими тревога в конце
концов передалась каким-то образом молчаливому псу; он совершенно забыл
свою обычную сдержанность и раза два садился у воды и начинал протяжно
выть. У Джима и раньше была привычка время от времени забираться в
какой-нибудь укромный уголок; он заворачивался в одеяло, прислонялся
спиной к дереву и часами оставался неподвижным. В поселке это обычно
приписывали последствиям выпивки, "похмелью", но Джим давал другое
объяснение: он утверждал, что так с ним случается, когда у него "плохо на
сердце". И теперь, судя по приступам меланхолии, можно было подумать, что