"Михаил Харитонов. Карусель" - читать интересную книгу автора

МИХАИЛ ХАРИТОНОВ

КАРУСЕЛЬ

В правой руке сумка, в левой поводок. Чертова псина, привычно подумал
он, чертова псина. И отпустить тоже нельзя: убежит, и потом ищи-свищи.
Особенно здесь, где дети. Он представил себе, как пёс бросается на
какую-нибудь малявку - конечно, чтобы облизать ей физию или просто
поиграть - и тут же, откуда ни возьмись, выскакивает, как чертик из
табакерки, визжащая мамеле, будто режут ее - пес гавкнул, рванул куда-то
вправо, так что он еле удержал сворку.
За деревьями играла музыка, время от времени заглушаемая взрывами
хохота и ребячьими криками. Сколько же можно, смутно подумал он, сколько же
сейчас времени, им уже пора домой. Вообще, сколько времени? Он потянулся
было посмотреть на часы, но в правой руке была сумка, а в левой поводок.
Чертова псина, привычно подумал он, чертова псина. И зачем я его завел?
Толку чуть. Жрет, срет, гавкает, дома ничего сделать нельзя. Да и
правильно, зачем дома-то. С такими-то соседями. Господи, ум от жары
помутился. Какие соседи? Соседи были на Сходне, а я там уже не живу. Не,
коммуналка - это все-таки ужас, что бы там не говорили, то есть, конечно,
всякое бывало, и плохое, и хорошее, да и времени прошло - пес опять
дернулся, и на этот раз поводок вырвал, - хорошо, что хоть успел наступить,
а то ведь убежит, и потом ищи-свищи.
Все, игры кончились, пора наказывать.
Он изо всех сил дернул поводок на себя. Пес было уперся, но он на него
прикрикнул, и тот подбежал, поджав уши. Что бы с ним такое сделать, подумал
он с бессильной злобой. Высечь поводком, как нюркин папа (тут же
вспомнилась Нюрка - папаша драл ее как сидорову козу). Сколько раз он его
бил этим самым поводком, и хоть бы хны. Видать, шкура уже дубленая. Прутом?
Лучше железным, блин, да где его такой найдешь. А вообще, нуёнафиг, прут,
тоже вот, придет же такое в голову, так и досмерти забить можно. Нет,
только не до смерти: - пес жалобно заскулил и стал тереться башкой о его
брюки. Дурак. Ладно, пошли. Пошли, чертова псина. И отпустить тоже нельзя:
убежит, и потом ищи-свищи.
Было жарко. Музыка за деревьями не стихала, но что-то изменилось. Ну
да. Боже мой, что они там играют? Неужели это? Не может быть, чтоб это. Он
пошел поближе к деревьям, чтобы расслышать мелодию, но пес заскулил: ему
как раз взбрендило пописать у кустиков на противоположной стороне дороги.
Поганец. И ведь отпустить-то тоже нельзя: убежит, и потом ищи-свищи.
Деревья отбрасывали на дорогу жиденькую, полупризрачную, но все-таки
тень. На той стороне жара была совершенно безумной. Пес затормозил у
какой-то сухой веточки, долго что-то вынюхивал, скребся, потом, наконец,
задрал лапу, и, тряся хвостом, выдавил из себя несколько капель. Чертова
псина, привычно подумал он, чертова псина.
Из-за деревьев послышался плач - до боли знакомые детские нюни с
хлюпаньем. Он обернулся и от удивления чуть не выпустил поводок: в роще
стояла и держалась за живот девочка, ну до того смахивающая на Нюрку, что
он спервоначалу чуть было не обознался.
- Дядя, дядя, - захныкала девочка, - дядя. Тут он успокоился - голос
был противный, писклявый, но на Нюркин совсем не похож.