"Михаил Харитонов. Моя дорогая" - читать интересную книгу автора

МИХАИЛ ХАРИТОНОВ

МОЯ ДОРОГАЯ

Антонену Арто и Жану-Люку Нанси

C:\My Documents\Info\текущие_донесения\дело_1543\генералу.txt

Я люблю вспоминать своё детство. Это не очень хорошее начало для
отчёта, мой генерал, но что поделаешь - я действительно люблю вспоминать
своё детство.
Самое раннее воспоминание у меня летнее. Мама, папа, дача,
Подмосковье, лето, солнце, солнце, солнце, теплое деревянное крыльцо. Под
крыльцо можно забраться - сбоку есть дырка. Мне страшно, но я ужиком лезу
туда, в узкое пыльное пространство под верхней ступенькой, раздирая до
крови коленки. Мне надо забиться куда-нибудь, где меня не увидят взрослые.
Наконец я протиснулась, но я никак не могу засунуть руку между ног: коленки
намертво стиснуты с боков. Я дергаюсь, дергаюсь, я зажата со всех сторон
занозистыми досками, и все же умудряюсь еще дальше протиснуться в дыру и
куда-то упасть. Я не знаю, как и что - кажется, вниз головой, не знаю, где
верх, где низ, откуда-то мне в лицо сыплется пыль, я не могу протереть
глаза, руки зажаты, на боку свербит свежая царапина, но, о счастье, ноги
слегка разъехались, а правая рука прижата к бедру. Я пытаюсь дотянуться, но
мешает дурацкое платьице. Оно чуть ли не из марли, и уже порвалось в десяти
местах, наверняка оно должно было зацепиться за какой-нибудь гвоздь, я тяну
его на себя, но проклятая ткань не поддается. Я дергаю, дергаю, и плачу,
потому что в глаза мне насыпалась труха, но главным образом потому, что не
могу добраться до своего тела. Наконец, что-то трещит: порвалось, но только
вот где? В отчаянии я дергаю изо всех сил, раз, другой, крыльцо
сотрясается, моя круглая потная мордашка облеплена мусором, но, наконец,
тряпка лопается, и я втискиваю ладошку между бедер. Все тело перекручено и
напряжено, но наслаждение от этого только острее: писька воспалена и горит,
пока я тру ее замурзанной ладошкой, пытаясь пальцами залезть поглубже,
добраться до того самого места, которое хочет. У меня дрожат ноги. Ещё,
ещё - и вдруг я чувствую, что внутри меня что-то затрепетало, это
происходит само, я уже ничего не делаю, ничего не вижу и не соображаю, и
когда наконец все сжалось, а по ногам волной прошла сладкая судорога - вот
тогда я закричала. У меня получилось. Я не знаю, что это, как это, это меня
не интересует: у меня получилось. Я орала как резаная, пока меня не
вытащили: с крыльца пришлось снимать верхнюю ступеньку, мама созвала
соседей, и дядя Толя засовывал в щель между досками блестящий топор. Не
помню уж, чего я им наврала. Наверное, опять про мышку: когда я куда-нибудь
пряталась, чтобы заняться писькой, и меня оттуда извлекали, я обычно
говорила, что хотела поймать мышку, она убежала сюда, я ее чуть не поймала,
вы ее спугнули, мышку, я это столько раз им говорила, что сейчас вижу эту
мышку как живую: особенно два розовых пятнышка под хвостиком. Зато я
отлично помню, что вечером, когда мама, наконец, заснула, у меня опять
получилось, получилось, получилось.
Я была испорченным ребенком, генерал. Сейчас принято говорить, что
испорченных детей не бывает, но я-то знаю. У меня было много игрушек (я