"Михаил Харитонов. Моя дорогая" - читать интересную книгу автора

Я одно время удивлялась, почему все эти письки, ручки, ножки, кишочки,
и прочие наши органы, называют нас, настоящих целых людей, "глотками".
Потом писька мне объяснила, что я, оказывается, тоже глотка.
- Ну, - говорила она мне, - тело ведь живое, и у каждой части есть
какое-то сознание. У руки, у ноги, у меня, у всех у нас есть своя часть
мозга, которая за нас думает. Просто люди так устроены, что у них есть одно
самое главное сознание. Оно и стало самым главным, потому что умеет
разговаривать звуками, а не как мы все. И оно связано с горлом и языком: ну
вот глотка же, она и есть глотка. Вот ты - глотка. И ты уж меня извини, но
все глотки какие-то сумасшедшие. Глотка думает, что она в теле одна, а
остальные - так, мусор какой-то, и никаких прав не имеют. И называет себя
"сознанием", а нас вообще не замечает. Ты, правда, нормальная такая глотка,
и ко мне всегда хорошо относилась, и я с тобой, конечно, дружу, но ты
знаешь - мне все органы говорят, что с глоткой дружить западло. Потому что
глотка никого не слушает, только визжит. Она как рождается, так начинает
визжать, чтобы нас не слышать. И себя оглушает, и нас всех. Поэтому мы
ненавидим глотки. Прости, но это правда.
Тогда я очень обиделась, но письку продолжала ублажать, как могла.
Всё изменилось, когда Шурка засунула мне руку в трусы.


Так, вот и домашний телефон затрезвонил. Это, наверное, вы, генерал.
Вам нужен доклад. Подождите немного, генерал, я ещё не всё рассказала.
Сейчас я выдерну провод и продолжу.
Вообще-то её звали Саша, и она была немножко не того. В смысле - с
головой не в порядке. По-хорошему, её надо было отправить в спецшколу, но
её родители делали подарки нашей классной, завучу, и далее по списку, и её
каждый раз переводили. Она была совсем безобидной дурочкой, и девчонки её
всячески изводили. Поэтому она старалась держаться поближе к мальчишкам -
те её не обижали. Особенно когда у неё стали расти груди и меняться фигура.
Родители, кажется, поздно спохватились, а когда заметили - она уже была на
четвёртом месяце.
Это случилось незадолго до того, как Шуркина мама, наконец, обратила
внимание на поднимающийся дочкин животик. Она зажала меня в туалете. Я
только что помочилась, и как раз аккуратно промакивала писю салфеткой - тут
дверь распахнулась, и Шурка, тяжело дыша, навалилась на меня, да так, что я
чуть было не треснулась головой о трубу. Это было до того неожиданно и
нелепо, что я растерялась: бедная девочка была глупым, но совершенно
безопасным существом. И когда она зашарила руками по моему телу, я просто
растерялась. Даже когда она полезла мне между ног, я всё ещё не могла
понять, что происходит. А потом было уже поздно - её палец нащупал вход и
вошёл внутрь. Писька возмущённо заорала (у меня аж свело живот от её
крика), но вдруг осеклась, и я всем телом почувствовала, что она к чему-то
прислушивается.
А потом она велела мне сидеть неподвижно, потому что она разговаривает
с Шуркиной рукой.
На следующем уроке я сидела совершенно обалдевшая. Писька тоже
помалкивала. Когда прозвенел звонок, я кое-как собрала сумку, и на
негнущихся ногах потопала домой.
Вечером того же дня писька рассказала, что руки у Шурки очень умные.