"Михаил Харитонов. Моргенштерн" - читать интересную книгу автора

время. Конечно, те, которые сейчас наверху, на кнопку нажимать не станут.
Скорее уж, вырвут кнопку с мясом. Судьба русского народа им, знаете ли, по
барабану, а вот новой революции им совсем не нужно. Даже через
двадцать-тридцать лет. Они собираются жировать на обломках страны, пока не
кончится жир.
- Гера, только не надо меня потчевать передовицами из патриотических
газетёнок. Мне недавно принесли что-то такое. Какой-то московский подмётный
листок. Там ещё было что-то про жидомасонский заговор, и про жидов. Знаете,
когда я вижу слово "жиды", напечатанное типографским шрифтом, меня начинает
трясти... И если бы я не был православным христианином, не веровал бы в
Господа нашего Иисуса Христа, я даже не знаю, чего бы я пожелал этим
спасителям России... Ну, Бог им судья...
- Я в патриотические газеты не пишу, - огрызнулся Герман, - и с жидами
бороться не собираюсь. Я хочу, спасти русский народ, извините за пафос...
- У русского народа уже есть спаситель. Господь Иисус Христос, владыка
живота нашего. Другого спасителя не нужно. Уже искали других спасителей, и
что нашли? Кровь, грязь, позор. Помнишь, у Волошина...
Герман деликатно кашлянул. Старик сделал вид, что не заметил.
- У Волошина, в стихах, к России обращение - "очнёшься пьяной по плечи
в крови"... Воистину, поэт-пророк. Вот дал Господь дар человеку. Страшный
дар, огненный... Но ты, Гера, не православный, да и не христианин даже. Ты,
может, в науку веруешь, да и то не слишком. Ну и в этот самый русский
народ. Дался он тебе... хотя с вашими такое бывает. Это очень типическая
фигура: немец-славянофил. Так ты сам у народа спроси - хочет ли он, чтобы
ты его спасал. И народ тебе ответит простым народным языком...
- Это уже, извините, демагогия, - занервничал Герман, - и вы это
прекрасно знаете. В нынешнем состоянии народ не способен ничего хотеть.
Идёт обскурация. Русская пассионарность на нуле, даже ниже нуля.
Представьте себе: перед вами лежит умирающий. У вас в кармане шприц с
лекарством, которое может его спасти. А вы стоите, слушаете его мычание и
размышляете, хочет ли он жить.
- Плохая метафора... Шприц - он с разным бывает, так сказать,
содержимым. Иногда, знаете ли, лучше от укольчика воздержаться...
Герман вспомнил Яну и её проблемы, нахмурился, потом медленно кивнул.
Аркадий Яковлевич, приняв это за согласие, назидательно поднял палец:
- Народ переживает естественную стадию своей жизни. Усугублённую, как
я уже сказал, многочисленными грехами молодости... Нам не новый
пассионарный толчок нужен, а монастырь. На всю страну один большой
монастырь. На хлебе и воде. И в сокрушении о грехах провести золотую осень
свою... - Шапиро чуть подвинулся вверх по подушке.
- Ну вот опять, Аркадий Яковлевич... Не будет никакого монастыря,
вообще ничего не будет. Гумилёв ошибался насчёт "золотой осени". Будет
кровь, хаос, мерзость. И пустая земля, на которой будут жить другие народы.
Если вы нам не поможете, конечно.
Старик завозился под одеялом, устраиваясь поудобнее.
- Я был знаком с Лёвой Гумилёвым. Очень интересный человек, но
совершенно глухой. Слушает только себя. А с православной точки зрения,
слушающий только себя рано или поздно впадает в прелесть... То есть
начинает слушать бесов. К тому же он был антисемит. Знаете, это очень
страшно - интеллигентный, вежливый антисемит, обосновывающий свою ненависть