"Джулия Гарвуд. Провинциальная девчонка " - читать интересную книгу автора

ним, отсекая неприятный режущий свет.
- Вам пора спать, мистер Бьюкенен.
- Он борется со сном.
- Что... - начал Тео.
- Да?
- Чего вы от меня хотите?
Мужчина, скрывавшийся позади него, смешливо объяснил:
- Майк нужен ваш аппендикс, мистер Бьюкенен.
Что же, прекрасно, по крайней мере, на его взгляд. Тео всегда рад
угодить хорошенькой женщине.
- О'кей. Он в моем бумажнике, - прошептал бедняга.
- Пора, - сказал мужчина.
- Что желаете услышать сегодня, доктор Ренар?
- Вы еще спрашиваете, Энни?
По комнате пронесся общий стон. Потом щелчок. Тео услышал, как сзади
скрипнул стул, и незнакомый голос велел дышать глубже. Тео наконец
догадался, кто там стоит. Будь он проклят, если это не Уилли Нелсон
<Американский певец. Исполнитель музыки кантри.>, поющий что-то насчет
Синеглазки, которая плачет под дождем.
Да, ничего не скажешь, здорово развлеклись!


Глава 4

Тео заснул так крепко, что пробудился только на следующее утро, в
больничной постели. Боковины были подняты, а в его вене торчала игла
капельницы. Тео закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Что, пропади все
пропадом, с ним стряслось? Он ничего не помнил.
Второй раз он открыл глаза в начале одиннадцатого. Она стояла над ним,
подтягивая повыше простыни. Синеглазка. Значит, она ему не привиделась.
Сегодня она казалась другой. И хотя все еще была в больничном костюме,
волосы цвета красного дерева, на этот раз не стянутые шапочкой, рассыпались
по плечам.
Она оказалась куда прекраснее, чем он представлял.
И заметила, что он очнулся.
- Доброе утро. Как вы себя чувствуете? Все еще небольшая сонливость?
Тео попытался сесть. Она потянулась к пульту управления и нажала
кнопку. Изголовье кровати медленно поднялось. Тео ощутил легкую колику в
боку, словно что-то его ужалило.
- Скажите, когда остановиться.
- Так хорошо, - кивнул он. - Спасибо.
Она взяла его историю болезни и стала писать, пока он тупо глазел на
нее. И казался себе ужасно беззащитным и неуклюжим, сидя на кровати в
просторной больничной рубашке. Он никак не мог придумать, что ей сказать.
Впервые в жизни ему хотелось быть обаятельным, неотразимым, и при этом он
не имел ни малейшего понятия, как этого добиться. Тео недаром считался
запойным трудоголиком, и в его жизни попросту не было места для хороших
манер и светских добродетелей.
За четыре года, прошедших со смерти его жены, он стал резким,
бесцеремонным, язвительным, потому что не имел времени рассыпаться в