"Кохэй Хата. Госпожа Кага Сенагон " - читать интересную книгу автора

что не видит цветенья своей любимой розовой сливы, но с первым цветеньем
вишен стала раскладывать днем две толстые циновки на краю галереи и подолгу
безмятежно лежала на них, глядя в сад, - слишком, пожалуй, безмятежно. Даже
когда случайный вечерний ветер дергал за полу ее кимоно и Кохебу решительным
жестом опускала верхнюю створку решетчатой ставни, и тогда Мурасаки не
двигалась с места.
- Однако же, как вы изволите пожелать? Ночь ведь надо провести там
непременно одному.
- Да... в гардеробной-то тесно, должно быть, но...
- Это только так зовется - гардеробная. Там все было переустроено. И
эту книгу стихов госпожа составляла там, в гардеробной. Когда она
чувствовала себя хорошо, то играла на цитре со. Я заслушивалась ее игрой.
- Послушай, а моя дочка, которую даже я, родитель, так и не знал до
конца, все же не сладила, как я вижу, сама с собою. Сдается мне, что в
придворной службе ее не слишком-то любили?
- Такую... - еле выговорила Кохебу, заломила брови, и хрустальные четки
безвольно скользнули ей на колени. Она закрыла лицо руками и всхлипнула.
Тамэтоки захотел пройти к "гардеробной"... Она в этом саду. По дороге
туда будет ручной умывальник, а рядом начинается стена. В ней черная
двустворчатая дверь, но одна створка закрыта, зато на восход смотрит окно -
прекрасное окно, забранное переплетом из круглых жердочек и врезанное над
самой землей. Можно, сидя на полу, опираться локтем на подоконник. Из окна
открывается совсем другой вид, не такой, как на юг: домик сложен из толстых
сосновых бревен и простого саговника и стоит на невысоком холме.
- Проводи меня туда, умоляю! - вот как он странно попросил ее. Кохебу
смутилась, но согласилась сразу, а он с тетрадью стихов в руке уже поднялся.
Он не мог ждать. Его левое плечо мелко задрожало. Жар разлился под толстым
"мешком" на спине обтянутого тонким газом кафтана.
Вдруг он задумался и замер. Ему захотелось узнать, постриглась ли дочь
перед смертью в монахини. Оказалось, что нет.
- И она ничего тебе не говорила?
- ?
- Ну, к примеру, - и Тамэтоки изобразил слабую улыбку, - что то, что
она так и не постриглась в монахини, есть кара за прегрешения в этой жизни,
как это было с госпожой Мурасаки-но уэ из "Повести о Гэндзи".
- Нет, ни о чем таком она ни разу не изволила говорить, просто...
- Просто...
- ...она сказала как-то: зачем, бесполезно...
- Ну разумеется, если она сказала: мне не до сада! В этом же духе!
Неверными шагами брел он впереди Кохебу... Закончив составлять
"Изборник", дочь догадалась, что и все ее дела в этом мире закончились тоже.
Отец ее в Этиго. Что ж! Она хотела бы с ним свидеться, с этим своим отцом,
перед смертью, но не так уж сильно. Она понимала: он огорчится, увидав, что
она не постриглась. А может, мне стать монахиней? - наверно, думала она,
подавляя свою неизменно горькую усмешку. Хотя нет, вряд ли... Она уже не
надеялась ни на что.

II

От обмазанных глиной стен потянуло нежданным холодом. Сумрачно. Но хотя