"Роберт Хайнлайн. Гражданин Галактики" - читать интересную книгу автора

- Затем он закрыл глаза и стал ждать.
Наступило долгое молчание. Свет погас. Он слышал, как мальчик подошел
к дверям. Баслим ждал, готовясь услышать звук скрипнувших петель. Его не
последовало; он почувствовал, как скрипнул матрац, когда не нем
расположился мальчик.
- Спокойной ночи, - повторил он.
- Спок-ночь.
Он уже почти засыпал, когда понял, что тело мальчика сотрясает дрожь.
Придвинувшись ближе, он ощутил его костлявые плечи и погладил их; мальчик
забился в рыданиях.
Он повернулся, приладил поудобнее культю, обнял рукой содрогавшиеся
плечи мальчика и прижал его к своей груди.
- Все в порядке, Торби, - мягко сказал он. - Все в порядке. Все
прошло. И никогда больше не вернется.
Мальчик заплакал навзрыд и вцепился в него. Баслим мягко и нежно
успокаивал его, пока содрогания не прекратились. Но он продолжал лежать не
двигаясь, пока не убедился, что Торби спит.



2

Раны Торби заживали - те, что снаружи, быстро, внутренние травмы
помедленнее. Старый бродяга приобрел еще один матрац и поместил его в
другом углу комнаты. Но Баслим просыпался, чувствуя маленький теплый
комочек, который, свернувшись, прижимался к его спине, и тогда он знал,
что мальчика снова мучили кошмары. Баслим спал очень чутко и терпеть не
мог делить с кем-то ложе. Но когда это случалось, он никогда не заставлял
Торби возвращаться к себе в постель.
Порой мальчик выплакивал свое горе, не просыпаясь. Как-то Баслим
поднялся, услышав, как Торби стонет: "Мама, мама!" Не зажигая света, он
быстро подобрался к его соломенному тюфяку и склонился над ним.
- Я здесь, сыночек, я здесь, все в порядке.
- Папа?
- Спи, сынок. Ты разбудишь маму. Я буду с тобой, - добавил он, - ты в
безопасности. А теперь успокойся. Ведь мы не хотим разбудить маму... не
так ли?
- Хорошо, папа.
Старик ждал, почти не дыша, пока не окоченел и не заныла культя. И
перебрался к себе, лишь когда убедился, что мальчик спокойно спит.
Этот инцидент заставил старика задуматься о гипнозе. Давным-давно,
когда еще у Баслима были два глаза, две ноги и не было необходимости
попрошайничать, он изучал это искусство. Но он не любил его и никогда не
прибегал к гипнозу, даже в терапевтических целях; почти с религиозной
убежденностью он уважал достоинство каждого человека, а необходимость
гипнотизировать вступала в противоречие с его внутренними ценностями.
Но здесь был особый случай.
Он не сомневался, что Торби был отнят от своих родителей в столь юном
возрасте, что у него не сохранилось сознательной памяти о них.
Представление мальчика о жизни складывалось из путаных воспоминаний о