"Роберт Хайнлайн. Pravda значит 'Правда'" - читать интересную книгу автора

Коммунизму нет дела до личности. Советы уничтожили во время "строительства
социализма" от 20 до 30 миллионов своих же граждан. За Троцким шли по
пятам, пока не прикончили. Моего школьного товарища убили в поезде в
Восточной Европе на перегоне между станциями, а тело сбросили на ходу.
Террор и смерть - такие же неотъемлемые части их тактики, как и искажение
правды. А сейчас их команду возглавляет "освободитель" Будапешта,
"миротворец" Украины - комик-мясник, лично ответственный за смерть
миллионов невинных людей.

Все это мне было известно. Я знал также и то, что наша политика неузнаваемо
изменилась, смягчилась по сравнению с тем временем, когда Тедди Рузвельт
пригрозил смертью всем виновным в гибели американских граждан за границей -
и привел эту угрозу в исполнение. В наше печальное время ни один
американский гражданин за рубежом не может рассчитывать на защиту
Государственного департамента. Мы сознательно лишили своих солдат
конституционных прав, призывая их в армию и посылая, не спросив их желания,
в чужие страны. Мы до сих пор позволяем красным китайцам держать в плену
сотни наших парней, захваченных почти десять лет назад в Корее. Мы даже
пальцем не шевельнули, чтобы их вызволить. Я с холодным удовлетворением
осознавал, что вел себя как свободный человек, как американец. Но я не мог
искренне похлопать себя по спине. Гнев мой был скорее рефлексом, а не
мужеством. И если нам с женой придется отправиться в советский лагерь, то
гордостью там сыт не будешь.

Я начал ожидать стука в дверь - того самого, означающего, что следующим
твоим адресом будет Воркута или Караганда. Сам адрес значения не имеет. Ты
уже никогда больше не получишь писем.

Страх мой имел под собой основание. Я читал "Невиновного посла" Филипа
Уайли и знаю, что случилось с его братом. И живо припомнил книгу Кравченко
"Я выбрал свободу".

Но стук этот так и не раздался, потому что политический климат, созданный
новой pravdой, можно было выразить фразой: "Мы больше сожалеем, чем
сердимся". На следующее утро, 6 мая, нам снова велели явиться в кабинет
директора. Но мы решили держаться вызывающе и отказались. В конце концов
нам разрешили взять билет на самолет до Ташкента.

Эта pravda продолжалась 12 дней, пока Хрущев не сделал невозможной
намечавшуюся встречу на высшем уровне и не сообщил новую pravdu.

Мы прибыли в Ленинград как раз в тот день, когда города достигла весть о
том, что встреча не состоится и что президент Эйзенхауэр отменил намеченную
поездку в СССР, а Хрущев возвращается в Москву через Восточный Берлин.

Климат внезапно сильно похолодал.

Месяцем раньше в Москве мы познакомились с двумя русскими в первый же день,
едва вышли на улицу. Мужчина был техническим переводчиком, а женщина -