"Эрнест Хемингуэй. Дома" - читать интересную книгу автора

Эрнест Миллер Хемингуэй

Дома

Кребс ушел на фронт из методистского колледжа в Канзасе. Есть
фотография, на которой он стоит среди студентов-однокурсников, и все они в
воротничках совершенно одинакового фасона и высоты. В 1917 году он записался
во флот и вернулся в Штаты только после того, как вторая дивизия была
отозвана с Рейна летом 1919 года.
Есть фотография, на которой он и еще один капрал сняты где-то на Рейне
с двумя немецкими девушками. Мундиры на Кребсе и его приятеле кажутся
слишком узкими. Девушки некрасивы. Рейна на фотографии не видно.
К тому времени, когда Кребс вернулся в свой родной город в штате
Оклахома, героев уже перестали чествовать. Он вернулся слишком поздно. Всем
жителям города, которые побывали на войне, устраивали торжественную встречу.
В этом было немало военной истерии. А теперь наступила реакция. Всем как
будто казалось, что смешно возвращаться так поздно, через несколько лет
после окончания войны.
Сначала Кребсу, побывавшему под Белло Суассоном, в Шампани, Сен-Мигеле
и в Аргоннском лесу, совсем не хотелось разговаривать о войне. Потом у него
возникла потребность говорить, но никому уже не хотелось слушать. В городе
до того наслушались рассказов о немецких зверствах, что действительные
события уже не производили впечатления. Кребс понял, что нужно врать, для
того чтобы тебя слушали. И, соврав дважды, почувствовал отвращение к войне и
к разговорам о ней. Отвращение ко всему, которое он часто испытывал на
фронте, снова овладело им оттого, что ему пришлось врать. То время,
вспоминая о котором он чувствовал внутреннее спокойствие и ясность, то
далекое время, когда он делал единственное, что подобает делать мужчине,
делал легко и без принуждения, сначала утратило все, что было в нем ценного,
а потом и само позабылось.
Врал он безобидно, приписывая себе то, что делали, видели и слышали
другие, и выдавая за правду фантастические слухи, ходившие в солдатской
среде. Но в бильярдной эти выдумки не имели успеха. Его знакомые, которые
слыхали обстоятельные рассказы о немецких женщинах, прикованных к пулеметам
в Арденнском лесу, как патриоты не интересовались неприкованными немецкими
пулеметчиками и были равнодушны к его рассказам.
Кребсу стало противно преувеличивать и выдумывать, и когда он
встречался с настоящим фронтовиком, то, поговорив с ним несколько минут в
курительной на танцевальном вечере, он впадал в привычный тон бывалого
солдата среди других солдат: на фронте он, мол, все время чувствовал только
одно - непрестанный, тошнотворный страх. Так он потерял и последнее.
Лето шло к концу, и все это время он вставал поздно, ходил в библиотеку
менять книги, завтракал дома, читал, сидя на крыльце, пока не надоест, а
потом отправлялся в город провести самые жаркие часы в прохладной темноте
бильярдной. Он любил играть на бильярде.
По вечерам он упражнялся на кларнете, гулял по городу, читал и ложился
спать. Для двух младших сестер он все еще был героем. Мать стала бы подавать
ему завтрак в постель, если бы он этого потребовал. Она часто входила к
нему, когда он лежал в постели, и просила рассказать ей о войне, но слушала
невнимательно. Отец его был неразговорчив.