"Фрэнк Херберт. Нежданная встреча в пустынном месте (Авт.сб. "Ловец душ")" - читать интересную книгу автора

этого...
- Ну, на вашем месте я бы не был так уверен, - проронил он. - Я мог бы
рассказать пару правдивых историй.
- Вы читаете мысли, - сказал я.
- Читать - это неправильное слово, - парировал он. - И это не мысли...
- Тут он пристально посмотрел на дорогу, разветвляющуюся ниже почты,
прежде чем опять взглянуть на меня. - Это сознание.
- Вы читаете сознание, - сказал я.
- Я вижу, вы мне не верите, - ответил Крэнстон. - Но в любом случае я
собираюсь вам кое-что рассказать. Никогда раньше не рассказывал этого
чужаку... но вы не настоящий чужак, ваши корни здесь. А так как вы
писатель, то можете это где-то использовать.
Я вздохнул и закрыл журнал.
- Я тогда только переехал к сестре, - рассказывал Крэнстон. - Мне было
семнадцать. Сестра была замужем, дайте-ка вспомнить, около трех лет к тому
времени, но ее муж - капитан - был в море. В Гонконге, кажется. Ее свекор,
старый мистер Джерузалем Берстабл, был тогда еще жив. У него была спальня
внизу, дверь которой выходила на заднюю веранду. Он был глух, как пень, и
не мог без посторонней помощи выбраться из своего инвалидного кресла. Вот
почему меня и пригласили. Он был живой развалиной, старый мистер
Джерузалем, если вы помните. Но, полагаю, вы его не знали.
(Это был тонкий намек на мой статус нездешнего, которого, казалось, не
мог избежать ни один житель деревни, обсуждая со мной "старые добрые
времена". Хотя они приняли меня, поскольку мои бабушка с дедушкой были
деревенскими и каждый в долине знал, что я "вернулся домой" подлечиться
после полученного на войне ранения.)
- Старый мистер Джерузалем нежно любил игру в криббедж по вечерам, -
продолжал Крэнстон. - В тот вечер, о котором я вам рассказываю, он и моя
сестра играли в студии. Они не слишком много разговаривали из-за его
глухоты. Все, что можно было услышать через открытую дверь студии, было
шлепанье по столу и бормотание моей сестры каждый раз, когда она
сбрасывала карты.
Мы выключили освещение в гостиной, но в камине горел огонь, и из студии
падал свет. Я сидел в гостиной вместе с Олной, девушкой-норвежкой,
помогавшей моей сестре по хозяйству. Пару лет спустя она вышла замуж за
Гаса Биллса, его убило, когда в Индейском Лагере взорвалась паровая
машина. Одна и я играли в норвежскую игру, которую они называли реп,
что-то наподобие виста, но она нам надоела, и мы просто сидели у камина
друг против друга, слушая, как в студии шлепают карты.
Крэнстон сдвинул назад свою шапку и взглянул на зеленые воды пролива,
где буксир бережно оттаскивал связку бревен из приливной зоны.
- О, она тогда была хорошенькой, Одна, - продолжил он немного погодя. -
Волосы у нее были, словно посеребренное золото. А ее кожа - она словно
просвечивала насквозь.
- Вы были влюблены в нее, - заметил я.
- Одно слово - потерял голову, - ответил он. - А она меня вообще не
замечала... поначалу.
Он снова замолчал. Дернул разок за козырек шапки. Спустя некоторое
время он произнес:
- Я пытался припомнить, моя это была идея или ее. Идея была моя. Одна