"Филипп Эриа "Время любить" " - читать интересную книгу автора

Тут он замолк, дожевал спагетти и проговорил, подражая акценту
Пейроля:
- "А скажи-ка, Рено, ты чуточку не того? Да неужели твоя мать похожа
на эту вот кормилицу?"
Мы все трое посмеялись каждый своему. Я чувствовала, что Пейролю не по
себе. А мой сынок счел необходимым пояснить, что в здешних местах это
значит "бабуся". Я имела глупость сказать:
- Ну ладно, ты мне как-нибудь покажешь репродукцию. Чтобы я сама могла
разобраться.
Наш пожиратель спагетти отставил свою пустую тарелку.
- Это его спрашивай. Он обратно открытку в турникет не поставил. Купил
ее.
- Не помню, куда я ее задевал, - протянул Пейроль.
- Вот-то врун! Ты же засунул ее в логарифмические таблицы. Я сам
видел.
На сей раз никто из нас троих не засмеялся. В полночь я все еще не
спала, помешал, видимо, beauty sleep. Рено, совсем разомлев от принятой
пищи и усталости, сразу же из-за стола отправился в постель, и я пожелала
Пейролю спокойной ночи. Но, сидя за письменным столом и просматривая
парижские газеты, я еще часа два слышала в открытое окно, как он работает в
своей комнате, расположенной под моим кабинетом. Слышала, как он работает,
в буквальном смысле слова: он повторял что-то наизусть, потом вслух долбил
какие-то формулы, и эта детская зубрежка открыла мне еще жившего в этом
кончающем курс математике деревенского школяра. Вот эта сторона его
характера особенно привлекала меня, я имею в виду скромное его
происхождение, и его мужественная решимость восторжествовать над ним. Ни за
какие блага мира я не хотела бы, чтобы он догадался о том, что я его слышу.
На цыпочках я прошла к себе в спальню, потихоньку разделась и легла.
С тех пор как ночи перестали приносить прохладу, я спала без рубашки,
укрывшись только простыней. В моей спальне поселилась бессонница, худшая из
всех существующих бессонниц - оцепенение до того тяжелое, что вы уже не
способны отбросить покровы полудремоты и бодрствовать по-настоящему, но
недостаточно плотное, дабы оно могло полностью заслонить дневные дела,
которые преследуют вас, превращаются в фантастические образы, движутся,
говорят. А в тот день, после того как я отправила своим родственницам
письмо с отказом, столько всего всколыхнулось во мне и вне меня... Я была
взбудоражена, встревожена, готова к любым сюрпризам. Бывает, машина жизни
среди обычного течения будней вдруг ни с того ни с сего ускоряет ход свой и
нагоняет за короткое время часы опоздания, этой обманчивой неподвижности.
Десятки раз я переворачивалась с боку на бок, таща за плечом простыню,
и в зависимости от того, ложилась я на правый или на левый бок, я,
приоткрыв глаз, видела то окно, заполненное воздушным светом луны, то
будильничек, стоявший у изголовья, и его фосфоресцирующая стрелка двигалась
так медленно, что мне казалось, будто часы стоят. Уже давно я не слышала
снизу бормотания моего соседа-зубрилы, изредка прерываемого ритмическим
шлепаньем босых пяток по плитам пола. Все в доме спало. Я зажгла лампу,
пренебрегши нашествием ночных бабочек - единственное, чего мы могли
опасаться, так как относительная высота расположения Фон-Верта защищала нас
от москитов. Я открыла книгу на середине и добросовестно углубилась в
чтение, но именно эта добросовестность стирала слово за словом прочитанную