"Филипп Эриа. Семья Буссардель (Роман) " - читать интересную книгу автора

и, просунув руку под локоть мужа, сидела тихонько, отдавшись какому-то
сладостному чувству отдохновения. Все было так хорошо: эта утренняя
прогулка, теплый воздух, это пестрое зрелище, мелькавшее перед глазами, и
эта удобная коляска, после пережитых ужасных дней - июнь, июль, август, -
когда на страну обрушились все несчастья разом, когда, казалось, почва
уходила из-под ног, когда каждый в душе прощался с дорогими своими близкими
и с самыми необходимыми благами, и со своей собственной жизнью. Но вот все
кончилось: горячо любимый муж вернулся к ней живым и невредимым, она
сберегла детей, ее родители, оставшиеся в Турени, находятся в полном здравии
и благополучии - словом, Лидия Флуэ, супруга Флорана Буссарделя, чувствовала
себя счастливейшей из женщин, и сердце ее переполняла великая благодарность
судьбе. Ах, пусть другие, пусть неудачники плачут и сетуют, пророчествуют
родине черные дни. У нее не сорвется с уст ни единой жалобы, ибо ей-то не на
что сетовать.
Совсем рассеялось и то странное чувство, которое она испытала сегодня
утром, стоя у чересчур роскошного мавзолея... Что поделаешь против таких
резких перемен в расположении духа!.. Но все прошло. Ведь важнее всего, что
Флоран с нею, Флоран вернулся и, наверное, уже навсегда. Теперь его уже не
отнимут у нее. Покончено и с рекрутчиной, и с народным ополчением, и с
внезапными призывами в действующую армию. Все миновало, все кануло в
прошлое. Матери избавились от тяжкой муки, жены вздохнули с облегчением:
больше не будут убивать сыновей и мужей. Племя мужчин, более десяти лет
жившее в разлуке с племенем женщин, ныне соединится с ним, и к племени
женщин вернется сои.
Лидия закрыла глаза. Она полна была ликования и усталости. Ведь впервые
за многие месяцы, можно сказать за долгие годы, она могла спокойно
наслаждаться счастливым мгновением. Не надо бояться, что страшная
действительность напомнит о себе. Пришел конец тем дням, когда она жила как
затравленный зверь, вздрагивала при малейшем шорохе, с ужасом открывала
глаза в ночном мраке, вслушивалась в тишину. Для нее война кончена. Теперь
она уже не будет искать зловещего смысла в самых обычных вещах: почему вон
тот мужчина так быстро проходит через площадь? Что он узнал? Отчего грохочут
колеса обозных телег на дороге? Что значит этот стремительный топот копыт,
этот лай собак? Теперь не надо тревожно вглядываться в лица прохожих,
принюхиваться к запахам, которые приносит ветер, всматриваться в багровые
отсветы, окрашивающие небо. Можно передохнуть. Вновь она станет сама собой,
а по натуре своей она не создана для трагедий и жестоких потрясений. Нет,
она не могла играть героические роли, какие вошли в моду у ее современниц.
Она была простушка и не обладала стойкостью древних римлянок.
Покачивание кабриолета убаюкивало, Лидия закрыла глаза; для нее вновь
начиналась жизнь, вновь обрела она душевный покой. Сладостную дремоту
пронизывали воспоминания, недавно пережитое затмевало память о прошлогодних
событиях. В самом деле, какими убогими представлялись теперь прежние
денежные заботы, налог на жалованье, казавшийся молодым супругам сущей
катастрофой, и даже многократно испытанная тревога, то и дело возникавшее
опасение, что Флорана из национальной гвардии переведут в императорскую
армию. И разве могли идти в сравнение бедствия первого иностранного
вторжения с ужасами второго нашествия и былые несчастья с мучениями трех
последних недель войны.
В мае Флоран потребовал, чтобы Лидия уехала с детьми из Парижа. Нигде,