"Филипп Эриа. Ярмарка любовников " - читать интересную книгу автора

привилегией мужчин: собственность, творческая мысль, работа, финансы,
власть - все, что мужчины раньше бросали к ногам женщин, перешло к ним, и,
как сказал Пекер, женщины в свою очередь спускали все на любовников.
Реми, слушая Галатца, мог как следует его рассмотреть. Перед ним сидел
человек с помятым лицом, накладкой из волос на голове, с нервно
подергивающимися руками, но все же сохранивший "былые черты". Он походил на
старую куртизанку, жаловавшуюся на охлаждение к ней былых клиентов,
распаленную гневом и напившуюся от злости.
Наконец поток его красноречия иссяк.
Но он еще не торопился уходить. Протрезвев от своих речей, он произнес:
- Мики, мне надо вам кое-что сказать. Задать вам один вопрос.
- А? - сказал Реми.
Он прислушался. Тон его гостя показался ему странным.
- Да, - сказал Галатц.
- Так что?
- Я не ушел вместе со всеми вовсе не потому, что хотел остаться с вами
наедине.- Он помолчал.- А потому... мне очень неудобно... это такой личный
вопрос... И если вы мне откажете... Во всяком случае, вы не будете смеяться,
нет?
- Ну конечно!
- И вы никому не расскажете? Если люди, зная меня, это услышат, то
очень удивятся. У нас в Париже так много дураков... Вы согласны? Все
останется между нами? Обещаете?
Реми дал слово, но без всякого энтузиазма. Он не понимал.
И тут Галатц встал. Уже несколько минут, как у него сдвинулись брови,
плотно сомкнулись губы; и всем своим видом он не внушал Реми никакого
доверия.
- Верхний свет слишком резок, - произнес Галатц, - вы позволите?
Люстра погасла. Остался гореть лишь глобус, который разрисовал сам
Реми. Он распространял приглушенный свет, создавая благоприятную атмосферу
для душевных излияний. Реми специально выбрал эту лампу для мастерской,
чтобы она мягким светом освещала комнату в те редкие минуты, когда в ней
появлялась женщина. Молчание затянулось. На улице, по всей видимости, уже не
ходили автобусы. Во всяком случае, их не было слышно. Галатц оставил в
пепельнице горящую сигарету, и дым от нее поднимался высоко к потолку, затем
его кольца расплывались в темноте. Как режиссер, удовлетворенный убранством
сцены, он наконец произнес:
- Вот... Есть такие вещи, о которых лучше спрашивать в полумраке. Даже
у своих друзей. Ведь мы с вами добрые друзья, не так ли?
Реми промолчал.
- Хорошо, - сказал его гость.
Он встал за спинкой стула, на котором сидел Реми, и положил ему руки на
плечи. Реми почувствовал, как горячи его жесткие ладони. Он сделал движение,
словно хотел отстраниться.
- Не шевелитесь, - сказал Галатц.- Я встал позади вас потому, что так
мне будет легче с вами говорить. А вам будет проще мне честно ответить.
Реми стало не по себе. Что же хочет от него этот покрытый морщинами,
потертый и развращенный человек, который только что дергался перед ним,
словно марионетка? Почему его голос стал таким нежным? Под действием винных
паров он уже наболтал много лишнего, а теперь эти откровения, симпатия...