"Джеймс Хэрриот. О всех созданиях - больших и малых [H]" - читать интересную книгу автора

Неделю за неделей я трясся по проселкам в старенькой машине, совершая
ежедневные объезды. Время летело незаметно, я уже хорошо узнал округу, люди
обретали индивидуальные черты. Почти каждый день мне приходилось стоять у
обочины, меняя проколотую шину. Все четыре покрышки были сношены до корда, и
меня каждый раз удивляло, что я вообще хоть куда-то на них добираюсь.
Но машина могла похвастать и одним особым удобством - заржавелой
сдвижной крышей. Она отвратительно скрипела, когда ее закрывали, но обычно я
держал верх и окна открытыми, наслаждаясь душистым воздухом, который волнами
накатывался на меня. В дождливые дни закрывать крышу не имело смысла -
капли просачивались в местах соединений и растекались озерцами на моих
коленях и на свободных сиденьях.
Я научился лихо объезжать лужи. Ехать напрямик не рекомендовалось:
мутная вода фонтанчиками била сквозь дырки в полу.
Но лето стояло солнечное, и от долгих часов под открытым небом я
загорел не хуже любого фермера. Даже заклеивать очередной прокол где-нибудь
на пустынном проселке высоко над долиной было почти удовольствием: по
соседству кружили кроншнепы, а ветер приносил снизу ароматы цветов и листвы.
Впрочем, всегда нетрудно было найти предлог, чтобы вылезти из машины,
раскинуться на упругой траве и утонуть взглядом в воздушных просторах над
Йоркширом. Это были минутные передышки в стремительном течении жизни.
Передышки, чтобы взглянуть на нее со стороны и оценить свои успехи. Все это
было настолько непохоже на то, к чему я привык, что я даже растерялся.
Деревенская глушь после юности, промелькнувшей в суматохе большого города,
свобода, сменившая необходимость заниматься и сдавать экзамены, работа,
которая ежедневно ставила передо мной неожиданные и интересные задачи. Не
говоря уж о моем патроне.
Зигфрид Фарнон неутомимо объезжал клиентов с утра до ночи, и я часто
недоумевал, что его к этому понуждает. Уж во всяком случае, не любовь к
деньгам, к которым он относился с полным пренебрежением. После оплаты счетов
наличные засовывались в пинтовую кружку на каминной полке, и, когда они ему
требовались, он вытаскивал их оттуда не глядя. Ни разу я не видел, чтобы он
воспользовался кошельком, но карманы у него вздувались от множества монет и
смятых банкнот. Когда он доставал термомегр, они взметывались снежным
вихрем.
После недели-двух круглосуточной работы он вдруг исчезал - иногда на
вечер, иногда на всю ночь, и часто без предупреждения. Миссис Холл накрывала
стол на двоих, но, заметив, что я сижу за ним в одиночестве, молча убирала
второй прибор.
Каждое утро он составлял список визитов с такой быстротой, что я
нередко отправлялся не на ту ферму или получал не те инструкции. Когда
вечером я рассказывал ему об этих недоразумениях, он принимался от души
хохотать.
Но однажды он попался сам. Некий мистер Хитон из Бронсета позвонил и
попросил приехать к нему, чтобы вскрыть сдохшую овцу.
- Я бы хотел, чтобы вы поехали со мной, Джеймс, - сказал Зигфрид. -
Утро у нас сегодня выдалось спокойное, а если не ошибаюсь, вас обучили очень
любопытным методам вскрытия. Вот мне и хотелось бы их посмотреть.
Мы въехали в деревушку Бронсет, и Зигфрид свернул влево на
перегороженный воротами проселок.
- Куда мы едем? - спросил я. - Ферма Хитона в том конце.