"Нора Хесс. Сэйдж " - читать интересную книгу автора

и продолжая надеяться на то, что белые люди станут лучше к нему относиться.
Но ничего в его жизни не менялось. Единственной работой, которую ему давали,
было подметание в салунах или выбрасывание навоза на постоялых дворах и в
платных конюшнях.
Вот так, спустя какое-то время, он и оказался в этом маленьком городе.
И тут, как и везде, никто даже не спросил, как его зовут. С самого начала
ему дали имя Метис. Он ненавидел это слово и начинал уже думать, что,
пожалуй, его бабка и двоюродный брат были правы. Казалось, в мире белых
людей, и вправду, для него нет места. Он решил проехать немного дальше,
поискать еще, может, и найдется дом, где его признают своим и примут.
Продолжая вспоминать, Джим горько усмехнулся. Ему тогда не понадобилось
и часу, чтобы доехать верхом до одного городка в Иллинойсе и убедиться, что
он принял неверное решение. Мужчины на него смотрели с подозрением, а
женщины презрительно и с пренебрежением. От него ожидали, что он будет
сходить с деревянной мостовой и уступать белым дорогу, даже если на улице
грязь по колено.
Упрямство и гордость удерживали его среди тех, кто судил о нем, как о
полукровке, кто вышвыривал его из ресторанов и таверн, кто не хотел сдавать
ему комнаты или хотя бы жалкий угол, который он мог бы назвать своим домом.
У него уже почти кончились деньги, когда судьбе было угодно столкнуть
его со стариком, владевшим платной конюшней. В обмен на охапку сена, одеяло
и доллар в день Джим должен был присматривать за лошадьми и чистить их
стойла.
Тот же самый старик однажды предложил Джиму обрезать волосы, которые у
него были на индейский манер заплетены в две косы. "С короткими волосами и
такими голубыми глазами, как твои, тебя будут лучше принимать, Латур, -
сказал он Джиму. - И, может, тебе надо скинуть свои штаны из оленьей кожи и
одеть рубашку, жилет, ну, и все такое, как у белых людей".
Джим еще почти пару недель отказывался последовать совету старика,
пока, наконец, не потратил почти все свои сбережения на приобретение
фланелевой рубашки, брюк и жилета, подходящего к ним по цвету.
Еще почти месяц понадобился ему, чтобы привыкнуть к жестким, неудобным
ботинкам, которые позже сменили его легкие, мягкие мокасины. И только по
прошествии еще двух недель он, наконец, позволил своему боссу обрезать ему
косы.
Вскоре Джим заметил, что, как только его длинные и черные, как смоль,
косы исчезли, в отношении к нему жителей городка произошли легкие изменения.
Его еще не совсем приняли в свое общество, но иногда на улице мужчины
приветственно кивали ему, а девушки, когда их родители не видели, стали
посылать ему застенчивые, скромные взгляды. "Совсем как индейские девушки в
моей деревне", - думал он с довольной ухмылкой.
Джим очень хорошо знал, что у него привлекательная внешность. Женщины
бегали за ним с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать, и частенько,
когда вся деревня засыпала, залезали к нему под одеяло. Иногда он даже не
видел в ночной темноте, на ком лежит, да ему это было и безразлично. Он был
молод, и его кровь была горяча. Все, что ему было нужно, так это облегчить
томление своей мужской плоти - только это его и интересовало.
Некоторое время его в этом плане занимала вечно голодная до мужиков
внучка его босса. Почти с самого первого дня, когда еще только начиналась
его работа в конюшне, он заметил, как она крутилась поблизости. Ей было лет