"Кэти Хикман. Гарем " - читать интересную книгу автора

отняли у него голос, он мог только молча слушать ее пение. А когда,
задыхаясь от восторга, он поднимал глаза, то видел над собой горящие высоко
в небе пустыни звезды, огромные и сияющие.
Как и ожидалось, мальчик оказался сильным и сумел выжить, и торговцы,
выкопав его из песочной ямы, стали обращаться с ним лучше. Ему дали новый
халат, зеленый с белой полоской, и кусок ткани, чтобы он мог соорудить на
голове чалму. Потом объяснили, что теперь он не будет скован цепью с
остальными, но поскачет впереди каравана, сидя на крупе верблюда позади
вожака. Мальчик превратился в самый ценный товар. Его рана аккуратно
затягивалась, и каналец, хоть и очень узкий поначалу, не зарос. При
расставании копт дал ему тонкую полую трубочку из серебра и показал, как
надо вводить ее внутрь.
- Захочешь помочиться, сунь ее вот так, видишь?
Настало время уезжать, и, готовясь к отъезду, мальчик однажды заметил
торговцев, собиравших другую группу невольников около маленького
караван-сарая. То была плотная толпа мужчин и женщин, кандалы на шеях и
лодыжках сковывали их друг с другом. Эти люди жались к подветренной стене
низкого глинобитного домишки, пытаясь спрятаться от буйного ветра, пока тот,
мрачно воя, носился над песками. Мальчик заметил и узнал державшуюся с края
маленькую фигурку девочки, которая спасала его, приходя по ночам.
- Как твое имя?
- Ли...
Она продолжала говорить, но ветер схватил ее слова и забросил далеко в
пустыню. Заскрипела кожа седел, забренчали бубенцы, караван трогался в путь.
Девочка прижала сложенные ладони к губам, пытаясь сообщить ему что-то.
- Ли... - кричала она навстречу ветру. - Лилэ.

В те минуты, когда жизнь Хассан-аги медленно ускользала от него в
смерть, а он все не умирал, цепляясь за расползающуюся ткань памяти, первые
лучи рассвета протянулись наконец над бухтой Золотой Рог. По другую ее
сторону, за водами узкого залива, в той части города, которую назвали Пера и
отдали чужеземцам и неверным, Джон Керью, главный повар английского
посольства, сидел на стене, окружавшей здание и сад, и щелкал орехи.
Ночь была душной и знойной. И потому сейчас, устроившись верхом на
стене, что было категорически запрещено послом, Керью стащил с себя рубашку,
нарушая очередное правило, и с наслаждением подставил спину прохладе легкого
предрассветного ветерка. От самой стены склон резко уходил вниз, являя взору
прекрасную картину миндальных и абрикосовых рощ, а у кромки воды грудилось
тесное скопище деревянных лодочных причалов, принадлежавших торговцам
побогаче и иноземным эмиссарам.
Утренний крик муэдзинов прозвучал более получаса назад, но ни на улицах
города, ни на водах бухты не заметно было никакого оживления. Легкий туман,
окрасивший зарю в едва различимый бледно-розовый цвет (который, как узнал
Керью, был присущ не только стамбульскому рассвету, но и варенью из
лепестков роз), все еще укрывал воды и берег за ними. Лишь одинокий
маленький каик, узкая гребная лодка Босфора, рассекая туман, медленно
продвигался в сторону Перы. До Керью доносились плеск воды и скрип весел да
крики круживших над каиком чаек, чьи грудки поблескивали в рассветных лучах
белым и золотым.
Неожиданно, хоть Джон не отрывал от прекрасной картины глаз, туман