"Тобиас Хилл. Любовь к камням " - читать интересную книгу автораприморских городках. Я могла бы жить той жизнью, не особенно отличающейся от
здешней. Обычной жизнью в трудах, в ожидании. Думаю я об этом редко, с сожалением - еще реже. Сожалениями ничему не поможешь. Вряд ли я теперь могла бы позволить себе вернуться к такой жизни. Стамбул - город древний. Это слышится в его названиях: Византии, Константинополь, Калхедон - каждый строился поверх предыдущего, крыши превращались в фундаменты, могилы - в тоннели метро. Город городов, можно сказать, столица мира. Нетронутый Второй мировой войной. На очередном перекрестке на пыльной витрине кисточки для письма тушью, пластиковые цветы, свиток с надписью: "Ах, Любовь!" четкими, округлыми мазками. Рядом кафе некоего мистера Доната. Из двери доносится музыка женского ансамбля шестидесятых годов, "Шангри-Ла" или "Секретов". Пластиковая отделка и пластиковая музыка. Себе я могу признаться, что нахожу их успокаивающими. Современный мир, избавление от прошлого. Я вхожу, заказываю кофе и два печенья. Над стереопроигрывателем висит голубой глаз, маленький, пустой, защита от дьявола. Возле двери есть свободный столик, я сажусь за него и смотрю на улицу. Жарко даже в помещении. Ощущение такое, что волосы у меня длиннее, чем хотелось бы. Я перевязываю их тонкой прядью и чувствую затылком легкий поток воздуха. Приносят заказ, и я ем. Я не голодна, но это дает время подумать. Достаю записные книжки. Между их страницами заложены рекламные листки торговцев и ювелиров. Сегодня во второй половине дня - два аукциона, двенадцать лотов книг о драгоценностях в Антик-паласе на улице Спор, и продажа оттоманских драгоценностей в муниципальных аукционных залах на Крытом базаре. Лоты Антик-паласа представляются более многообещающими. Там книги мне ни к чему. Если отправлюсь туда, то затем, чтобы посмотреть, кто их купит. Пока не забыла, записываю данные о компании "Золотой рог". Это не бог весть что - название транспортной фирмы с полупорнографического календаря подпольного торговца. У меня вечно не бог весть что. Начинается новая песенка, несовременная, плавная, незнакомая мне. Я слушаю ее, пока расплачиваюсь, и выхожу. На улице старик торгует черносмородиновым мороженым из металлического бидона. Он улыбается мне ласково, как дедушка. Я покупаю стаканчик и ем на ходу. Слова песенки преследуют меня, напоминают о "Братьях". Да и все мне напоминает о них. "...Ты был слеп, дорогой, и ты это поймешь. Ты, поверь, еще станешь обо мне тосковать. Это время настанет. Но куда бы ни шел, ты назад повернешь. И я знаю, ко мне возвратишься опять. Это время настанет..." В Антик-паласе я иду по галереям с оттоманскими подсвечниками, серебряными безделушками и пенковыми трубками, которые предлагают купить и увезти домой, в Блэкберн или Штутгарт. Здесь наверху воздух суше. Торги уже идут, аукционер принимает надбавки на дорогие тома Леонардуса "Specalum lapidum" и Эммануэля "Драгоценные камни евреев с Кюрасао". Здесь никто не совершает убийств. Слишком много антикваров и слишком мало желания. Главным покупателем является богатая женщина, скорее из западной Турции, чем с Ближнего Востока, с лицом как у Генриха Восьмого. Последний лот дня выставляют в половине пятого, и я предлагаю большую цену, |
|
|