"Сэнди Хингстон. Безрассудная леди " - читать интересную книгу автора

уберечься от их полозьев. Сани опрокинулись, врезавшись в сугроб рядом с
ним, опутав его кожаными ремнями упряжи.
Собаки, обнажив клыки, угрожающе зарычали, и тут же в нескольких шагах
от него зашевелился снег, из-под которого появился седок. "Лежать!" -
прикрикнул властный голос; кнут со свистом опустился на спины собак, и те,
хотя и не очень охотно, подчинились.
Лукас встал на ноги, не без труда выпутавшись из сбруи. Шалун, сбивший
его, тоже поднялся, стряхнул с себя снег, откинул с головы капюшон и
оказался необычайно красивой девушкой с тонкими чертами лица, нежной белой
кожей, по-восточному чуть раскосыми зелеными, как трава, глазами, алыми
губами и белокурыми, под стать снегу, волосами, заплетенными в толстую косу.
"Белая Леди", - подумал Лукас и понял, что произнес это вслух, когда она,
склонив к плечу хорошенькую головку, вопросительно посмотрела на него.
- Вы не ушиблись? - спросила она, и он медленно покачал головой,
потрясенный несоответствием между ее патрицианской внешностью и грубым
деревенским говорком. Это все равно что обнаружить распустившуюся на диком
шиповнике розу...
Одна из собак снова зарычала, и девушка как следует стукнула ее
коленом, добавив парочку крепких ругательств, а затем схватила за ошейники
обеих собак, каждая из которых была почти с нее ростом, и потащила их к
амбару. Лукас стоял неподвижно и смотрел ей вслед. Остальные ребятишки
куда-то исчезли.
Внезапно она прошествовала обратно в своем теплом пальто на меху, с
накинутым на голову капюшоном, из-под которого, как из гнездышка, с
любопытством поглядывали удивительно ясные зеленые глазки.
- Вы приезжий, - сказала она все тем же деревенским говорком, - а мы
вас так негостеприимно встретили в Мишакове. Извините меня за это. - Только
едва заметная морщинка возле губ давала понять: она больше всего сожалеет о
том, что испортили ее забаву. - Могу я чем-нибудь помочь вам, добрый
господин?
Лукас не собирался особо распространяться о своих делах, но ее явно
непреднамеренное падение в сугроб, не говоря уже о бесшабашном обращении с
собаками, обезоружило его.
- Я кое-кого разыскиваю, - сказал он по-русски, с несколько запоздалым
достоинством поправляя свой сбившийся на сторону головной убор. - Женщину по
имени Татьяна.
Зеленые глаза удивленно округлились.
- Ну и ну, господин. Ведь это мое имя.
Час спустя в доме родителей девушки Лукас отогрелся у торфяной печурки,
поел каши и выпил такой крепкой неочищенной водки, от которой у любого
горького пьяницы в Лондоне глаза бы полезли на лоб. Хозяева вели себя
настороженно, что вовсе не было удивительным: девушка явно не приходилась им
кровной родственницей. Оба они были приземистые, коренастые, их телосложение
говорило о столетиях тяжелого рабского труда; Татьяна же, освободившись от
тяжелой меховой шубы, оказалась стройной как тростинка и такой же неуместной
в этой унылой лачуге, как сверкающий драгоценный камень.
Отказавшись в самых любезных выражениях от предложения выпить еще
водки, Лукас, стараясь побороть неизбежное воздействие крепкого напитка и
страшную усталость, услышал, как хозяин весьма грубо потребовал, чтобы он
сказал, зачем явился.