"Герой" - читать интересную книгу автора (Макаллистер Брюс)Куда идет жизнь Рика?Прошла всего неделя, и Рик в полной растерянности. Местная пресса больше не желает продолжения легенды. Национальная пресса вообще перестала о нем писать. Картина превратилась в низкобюджетный видеопроект с «пожизненными правами», проданными за жалкую сумму в пятьдесят штук, а ток-шоу, да и то, если повезет, станет такой же занудной работенкой, как роль Жука-шептуна для Планеты Животных. Рик — устаревшая новость, а все мы знаем, как интересны устаревшие новости. Он присутствует на барбекю соседей, стоя, в углу с видом зомби, часами сидит в припаркованном БМВ, таращась сквозь лобовое стекло, а на работе ему все труднее сосредоточиться. Он не хочет подвести профессора, но ничего не поделаешь… никак не может сконцентрироваться на очередной проблеме, и его работоспособность явно падает. Рик сам не понимает, почему это происходит, зато у нас имеются определенные подозрения. Мы все это наблюдали у людей с психологическими травмами: неспособность сосредоточиться, поддерживать отношения, небольшая депрессия, даже постоянный возврат в прошлое. Это, разумеется, начало расстройства на почве стресса, и у Рика, похоже, тот самый случай. Профессор раздражается, Рик огрызается, уходит из лаборатории раньше времени, возвращается домой, никого там не застает и находит на холодильнике записку: «Ушла за покупками с Бабс и Дотти. Люблю, Джейни». Он злится, потому что ее нет с ним, снова ставит DVD, и два часа спустя вошедшая в комнату с пакетами в руках Джейни застает мужа перед экраном. Ей явно не по душе то, что она видит. Герои так не поступают: не смотрят целыми днями старые репортажи. Герой выходит в широкий мир, расправляется с драконами, делает деньги и детей, празднует успехи науки и прогресса в лаборатории, в компании папочки, верно ведь? Она любит его, но все это так огорчает! И Джейни излучает неодобрение. В ответ Рик излучает гнев. Ночью они мирятся, пробуют изобразить страстный поцелуй, но Джейни устала. — Ты ведь можешь потерпеть, милый? — Разумеется, — отвечает Рик, но это та же отповедь, которую он получает повсюду. Когда парень занимается любовью, он герой — по крайней мере, на момент. Спросите любого тинейджера. Но Рику не суждено сегодня стать героем. Он обижен, злится на себя за это и в результате еще больше обижается. Смотрит в лицо жены в неярком освещении спальни, и… Это морда саранчи, огромная… страшная, жвала что-то перемалывают, на губах поблескивает коричневая мокрая слизь, усики машут ему, зазывно, мерзко, уродливо. Рик отскакивает как ужаленный. Саранча вновь превращается в сочувственно взирающую на него Джейни. Рик встает. — Я неважно себя чувствую. Наверное, съел что-то… Он не сводит глаз с жены, в любой момент готовый к новой метаморфозе. И хотя ничего не происходит, что-то в выражении лица — ее любовь, ее ожидания, ее желание видеть в нем КОГО-ТО — наполняет его ужасом. «Что творится со мной?» — вопрошает он мир. Его расстройство на почве стресса цветет в полную силу, и он смертельно напуган. Почему насекомое? Зачем кому-то, кого я люблю, становиться насекомым? Рик бродит по коридорам старого дома, страстно желая и одновременно не желая снова смотреть старый фильм. Мысль об этом пугает еще больше. Наконец он засыпает на диване под превосходной работой таксидермиста, укрепленной на стене. Это голова гигантской саранчи: глаза, усики, жвала — все на месте. Его трофей, свидетельство былого героизма. Его ноги раскинуты на диване — как у ребенка или бродяги. Огромные глаза тупо глазеют на него со стены. Глаза самого Рика закрыты. Вот что ожидает Рика в ближайшем будущем. Из-за своего синдрома он совершенно не в состоянии ничего делать. Все чаще случаются галлюцинации, возвраты в прошлую жизнь, он полностью неспособен сосредоточиться, и работа вкупе с семейной жизнью терпят крах. Отец Джейни попросит его («Ради Джейни, Рик») найти духовника (раввина, лютеранского проповедника, аятоллу, тибетского монаха). «Мне абсолютно все равно, сынок. Проблемы души универсальны»… По пути на работу Рик замечает объявление: ПРЕПОДОБНЫЙ ФЭЙРСТОУН ИМЕЕТ ОТВЕТЫ. ВОЗМОЖНО, И ДЛЯ ВАС ТОЖЕ. И это напоминает ему о Макалоувилле, о церкви, в которую ходил ребенком. А не поискать ли совета у преподобного Фэйрстоуна… Преподобный что есть мочи вопит о Конце Света и Семи Казнях Египетских, одна из которых — саранча. Рик выходит оттуда, как в дурмане, став беднее на сто долларов. К сожалению, душе его от этого не легче. С книгой дела тоже неважные. Лучшее предложение, которое смог получить его агент, исходит от небогатого издателя, который требует предварительной оплаты тиража величиной не менее трех тысяч экземпляров, но даже на этих условиях сделка не заключается. Зато неожиданно запускается фильм о его подвигах, и тогда начинается сущий кошмар. Все мгновенно выходит из-под контроля, поскольку доверено стареющему режиссеру и двум актерам на главные роли с талантами продавцов магазина сэконд-хэнд. В последующие восхитительно кошмарные дни Рику приходится наблюдать, как проект проваливается прямо на глазах, когда актер, играющий его (разжиревшая тридцатидвухлетняя бездарность), и актриса, играющая Джейни (брюнетка шлюховатого вида), сливаются в объятиях, а саранча (тварь с ухватками, позаимствованными прямо со студии «Маппет-шоу») валится на них обоих. В воздух летят эпитеты, так и напрашивающиеся на судебные иски, все расходятся на обед, а Рик в скорбном одиночестве остается стоять на площадке. К этому времени Джейни уже почти не видит в нем того героя, за которого вышла замуж, и поэтому не в состоянии скрыть досаду. Профессор Прайс, чье терпение вот-вот лопнет, а тревога за дочь все растет, обрушивается на Рика с силой пресловутого дамоклова меча. Неизбежное грянуло, и Джейни просит развода. Она уже успела найти замену Рику: полисмена, чудесного парня, прямо из пятидесятых, который недавно получил награду за храбрость. Новоявленный герой спас женщину, ее тринадцать детей и семь собак из трейлера, загоревшегося от ночника. Полисмен, Фрэнк Эмерсон, имеет постоянную работу, твердые принципы и, подобно Джейни, мечтает о потомстве. Рик теряет работу в лаборатории, переезжает в другое место, а когда в одну из ночей прокрадывается в дом, чтобы забрать свой бесценный фильм — его воспоминания, его славу, единственное, что у него осталось, — то приводит в действие новую охранную систему, установленную Фрэнком Эмерсоном для невесты. В дом врываются полицейские (все друзья Эмерсона), надевают наручники на Рика и принимаются оживленно обсуждать барбекю, которое устраивают Джейни и Фрэнк в следующий уик-энд. Эмерсон с чувством, которое выглядит как искреннее участие (в конце концов, он чудесный парень), обнимает за плечи закованного Рика и советует: — Тебе нужна помощь, Рик. Профессиональная помощь. Рик принимает совет. Идет к шринку[3] — грузной рыжей особе, страдающей нарциссизмом, как все люди ее профессии, — и та объявляет ему о том, что мы уже знаем: у него синдром позднего стресса. Что с этим делать? Три совета миссис Роув. 1) Присоединиться к группе нуждающихся в помощи ветеранов, где вы найдете людей, с которыми можете общаться, и вместе решить проблему. 2) Одновременно предложите ваши услуги городу, школе, музею, Ассоциации молодых христиан. Каждый район, каждый город нуждается в герое. 3) Найдите работу, которая обеспечивает постоянный приток адреналина, нервное возбуждение, ту самую лихорадку, которая называется «снова быть главным», иными словами, опять оказаться в седле. — И еще, — добавляет она, — сходите постригитесь. И побрейтесь. Он идет в парикмахерскую Стрижется и бреется. Ведет беседы в начальной школе. При этом он догадался захватить свой фильм, который показывает малышам, пока учительница, подбоченившись, стоит в сторонке. Дети плюются жеваной бумагой, и комок попадает в него. У одной девчушки имеется кукла Барби, принцесса-воин, у другой — шикарный Малибу-Кен с симпатичным «партнером Брайаном», у мальчишки — радиоуправляемый спецназовец. Короче говоря, они не впечатлились. В конце концов, видеорепортаж — это всего лишь видеорепортаж. Они уже все смотрели по телевизору. Когда запись кончается и он встает перед классом, одна маленькая девочка говорит: — Зачем вам понадобилось убивать их? Животных нужно беречь. Создавая их, мать-природа тем самым говорит, что любит нас, верно, миссис Спринт? — Недавно мы обсуждали исчезающие виды, мистер Роу, — поясняет учительница. — А они и были единственными в своем роде, мистер Роу, — визгливо вступает мальчишка. — Исчезающий вид, а вы их уничтожили. Почему? Лицо учительницы превращается в морду саранчи. Дети становятся маленькой саранчой. Шорох трущихся друг о друга ног насекомых. Пал становится коричневым от «табака». Мы слышим голос девочки: — Я рада, что он не мой папа! И все расплывается… чтобы через мгновение резко сфокусироваться на… Гигантском насекомом, нарисованном на боку того, что предположительно является фюзеляжем самолета. Картинка уменьшается, и мы видим, что на самом деле перед нами «форд»-фургон с черной надписью «Зиплок Экстерминейторз» на боку и грубыми стальными усиками на крыше. А вот и Рик, старательно, но неуклюже рисующий морду огромного таракана. Он успел изобразить еще несколько насекомых, не страдающих особенным сходством с оригиналом: что-то вроде беременных тараканов и безголовых термитов. Это его новая работа, и он честно старается выполнять ее. Мы следуем за ним в очередной дом его списка и получаем поистине леденящее впечатление. Крупным планом дается убогое строение на высохшем газоне, с вопящими детьми, скандалящими родителями. И там, в темноте, если присмотреться, можно увидеть шевелящийся ковер. Рик моргает, прищуривается и… да, это тараканы! Здесь, в обычном мире, куда больше насекомых, чем в лаборатории профессора! Рик стоит как вкопанный, а дети, липкие от слишком большого количества кока-колы и хронического неумывания, кишат вокруг него, постепенно подталкивая к живому ковру. Еще несколько минут — и он начинает обрабатывать дом спреем: ковер, диван, стены и ребятишек. Далее в ускоренной съемке мы проходим-пробегаем с ним весь рабочий день: термиты, домашние муравьи, надоедливые пчелы, мыши, такие грязные, что выглядят насекомыми, Последний кадр: Рик рисует на боку фургона ублюдочного Чарли Брауна[4] с крестиками вместо глаз, и все снова расплывается… Вечером Рик прибывает в местный клуб, на первую встречу с нуждающимися в помощи ветеранами. И чувствует себя словно рыба на песке. Эти ветераны — либо массивные гиганты в защитных комбинезонах без рубашек, с лозунгами вроде «Убей всех!» и «Господь их различит!», вытатуированными на каждом дюйме кожи, либо жилистые коротышки с мрачными глазами серийных убийц. Они толкуют об ужасах «Нама», о газовых атаках «на Заливе», о «пещерах Афгана», и Рик с выражением молодого Тома Хэнкса на физиономии едва сдерживается, чтобы не дать деру. Но настает его очередь говорить, разделить с ними свои ужасы, и все глаза устремляются на него. Они ждут: стареющие переселенцы, бородатые байкеры, жилистые параноики. Ждут, пока он откроет рот. И Рик, не в силах совладать с собой, выпаливает: — Для меня там не было ничего ужасного. Мне понравилось. Его глаза слезятся. — Честно говоря, мне этого недостает. Я хочу, чтобы все снова вернулось. И неожиданно весь зал заливается слезами. Ветераны повскакивали с мест, сгрудились вокруг негр, и все плачут. Мясистые татуированные ручищи тянутся к нему, рискуя задушить в общих объятиях. — Мы знаем, о чем ты, Рик. Нам тоже этого не хватает. Когда встреча заканчивается, Рик ускользает, идет по темной улице (в машине, разумеется, полетел ведущий мост) и слышит за спиной шаги. Это Чи-Чи Эскаланте, один из жилистых параноиков с печальными глазами. Хуже того, он еще и испанец, то есть существо, которому ни один порядочный американский парень из Макалоувилля органически не может доверять. У Чи-Чи на щеке шрам, и в довершение всего этого ужаса он еще и ухмыляется. Хочет подружиться?! — Как насчет киношки? — спрашивает он. Рик что-то бормочет, не сбавляя шага. Чи-Чи не отстает. Он с первого взгляда распознает брата по духу. — Ты тот парень, что врезал этим жукам, да? Тщеславие Рика мгновенно дает вспышку. Он замедляет шаг. — Здорово, должно быть, — продолжает Чи-Чи. — Полагаю, что так, — соглашается Рик. Они гуляют, они беседуют. — Так как насчет киношки? — повторяет Чи-Чи. Почему бы нет? У Рика даже DVD-плеера больше нет! Он даже не может просмотреть старый репортаж. Чи-Чи садится за руль, и они едут в даунтаун. В старый кинотеатр — липкие полы, подозрительные посетители, высокий потолок с горгульями, злобно пялящимися вниз, — и смотрят мексиканский ужастик про человеческий мозг, который сохраняют живым на сервировочном столике. Текст на испанском, никаких субтитров, и Чи-Чи поясняет: — Парень, я вырос на этом отстое. Рик смотрит на экран. Как ни странно, он все понимает. Герой даже не англичанин, мало того, Рик не уверен, что в картине вообще есть герой, но на секунду он представляет Чи-Чи, выросшего на подобных фильмах и любящего подобные фильмы. Но потом остатки еды (то есть он надеется, что это еда), приклеившие его подошвы к полу, рассеивают зыбкую магию момента, и он поднимается, чтобы уйти. — Как насчет шипучки? — спрашивает Чи-Чи. — Я знаю эту часть города, как трусики своей девчонки. Рик качает головой, отстраняется, добирается до дома, где обнаруживает, что Фрэнк Эмерсон, — чудесный парень! — вломился в квартиру и оставил в прихожей гору его вещей: голова саранчи на дощечке, награды, призы, свадебные фотографии, пояса, носки, сотовый и ключи от скутера, местонахождение которого Рик позабыл. Да, и записку: «Подумал, что тебе это понадобится. Фрэнк». Батарейка сотового сдохла, домашнего телефона у него нет, а работающие автоматы, оказывается, так же редки, как журавль американский. Только три часа спустя ему удается найти будку, и он звонит Чи-Чи. — Неплохо бы выпить, — говорит он. — Очень неплохо бы, amigo. Они пьют. Чи-Чи накачал его в баре Восточного Лос-Анджелеса, и не успеваем мы оглянуться, как они уже вываливаются из тату-салона на бульваре Голливуд, и у Рика на предплечье красуется довольно большая хищная птица, сжимающая в когтях нечто вроде маленькой удочки. — Герой должен иметь тату, — едва ворочая языком, объявляет Рик, и все расплывается… и мы возвращаемся к… Мелькают кадры следующего рабочего дня: фургон, татуированная рука Рика, малюющая на фургоне, очередного гада, квартиры, в которые его вызывают, словом, очень реальный мир людей и их насекомых. Когда карусель на этот раз останавливается, перед нами огород старика… кузнечики, пожирающие его кукурузу и салат. Камера наезжает на Рика, сидящего в грязи со скрещенными ногами. В пальцах он сжимает крохотную саранчу, и та из последних сил дрыгает ногами, стараясь выжить. В огороде появляется старик, сначала с непонимающим, потом с возмущенным видом. Рик смотрит на него с выражением спасителя: «Придите ко мне, страждущие насекомые»… — Простите, я никак не могу этого сделать, — говорит он, осторожно сажая маленькое создание на лист салата. Поднимается и уходит. Мы переносимся в офис его компании, где Рик подает заявление об уходе. Нам не слышно слов. Босс рвет и мечет, показывая на фургон Рика. Рик берет банку скипидара и тряпку и начинает стирать свои художества. А когда заканчивает, мы замечаем, что выглядит он кошмарно: волосы отросли, как канадская трава, борода спутана. Настоящий бродяга. Зато теперь у него DVD-плеер и шикарный телефон с встроенной камерой — все благодаря Чи-Чи и его уличным связям. Он не знает, как включать камеру, определять телефон звонившего и много чего еще, но кому какое дело? Он звонит Джейни, оставляет свой номер и вечером получает сообщение. — В Кливленде нашествие летучих мышей-вампиров, — говорит чей-то голос. — Миллионы и миллионы. Они знают, кто он. Единственный, кто может остановить этих тварей. И он нужен прямо сейчас. Канцелярия мэра, национальная гвардия, дорожный патруль — он необходим всем. Сердце Рика бухает в ребра. Он улыбается, как ребенок. Наконец-то! Свершилось! Он чувствует прилив адреналина, волнение, радость, восторг, ликование — теперь он снова главный во Вселенной… но тут слышит смех в трубке. Это шутка, понимает он. Дружки Фрэнка развлекаются. Больше некому. К горлу подкатывает тошнота. Он выключает телефон. И смотрит старый фильм. Голова саранчи, так и лежащая в углу, пялится на него. Телефон снова звонит. Рик выбрал вместо мелодии птичьи трели и сейчас жалеет об этом. Он колеблется… но нажимает кнопку. В конце концов, никому не запрещено надеяться, верно? На этот раз голос обрывается хохотом уже на первом предложении. Речь идет о гигантских курах в Далате, но голос вне себя от восторга и под дружные отдаленные вопли не может даже произнести второго предложения. Рик отсоединяется, уходит и бредет по темным, жутковатым улицам. Мы видим слезы в его глазах. Рик и Чи-Чи шатаются по городу. Пьют. Снимают простеньких девчонок, цыпочек в барах, знойных пышечек, чьи партнеры по каким-то причинам запоздали или пришли, заранее настроенные на скандал. Правда, Рик валится головой на стойку или на мостовую, прежде чем что-то, хорошее или плохое, успевает случиться. Крупный план: татуированная рука свисает с откоса сточной канавы. Орел, скорее, походит на попугая. Он почти все время держит сотовый выключенным, но знает, что сообщения продолжают приходить. Друзья Фрэнка, друзья друзей, всякий, кому хочется повеселиться. Он старается держаться подальше от дома, даже ходит вместе с Чи-Чи на мексиканские ужастики… но не выдерживает и снова отвечает на звонки. Когда Чи-Чи нет рядом, он ходит по улицам один. Однажды, очумев от спиртного, он видит, как весьма привлекательную блондинку окружили уличные грабители, этнически настолько разнообразные, что со стороны вся сцена выглядит, как постер ЮНЕСКО. Рик впервые видит, как кого-то грабят, и даже не сразу соображает, что происходит и почему Господь привел его сюда. Вот он — шанс стать героем. Правда на его стороне. И банда это почувствует. Но не успевает Рик подбежать, как блондинка начинает гвоздить нападающих сумкой. Парик слетает, и оказывается, что это вовсе не женщина, а ужасно обозленный трансвестит. Проворно работая мускулистыми волосатыми ногами, он исчезает в переулке как раз в тот момент, когда появляется Рик. Банда окружает его. Похоже, чувства ее членов крайне оскорблены. Они опозорены и жаждут сорвать на ком-то свой гнев. И предводитель шайки довольно жизнерадостно объясняет это Рику. Последние кадры: переулок и выкрашенный в синий цвет мусорный контейнер. Из него медленно, поднимается голова Рика, покрытая кетчупом, дынными корками и другими столь же «привлекательными» продуктами, не скрывающими, однако, огромного «фонаря» под глазом. Вокруг вьются мухи, создавая нечто вроде нимба. Экран темнеет, и мы… Мы видим отчаявшегося Рика, который звонит Чи-Чи из своей темной квартиры, только чтобы услышать следующее: «Сообщение для Пабло, Денниса, Марии и Рика. Простите, приятели, но этого гражданского дерьма я больше не вынесу. Сегодня иду на призывной пункт». Его лучший друг снова завербовался… во имя всего святого… Рик уставился в пол. Насекомые… сотни темных безымянных насекомых… ползут по линолеуму. Затемнение… Рик наконец едет домой, в Макалоувилль, на дряхлом автобусе компании «Грейхаунд». Он, как и Чи-Чи, понимает, что с него довольно, и твердит себе: только в Макалоувилле он сможет забыть о жуткой реальности Америки 2005 года. Синяки еще не сошли, а с этим «фонарем» он похож на енота. Волосы и борода придают вид безумца. По мере приближения к дому рекламные плакаты все больше желтеют, а некоторые товары вообще уже не производятся: паста Айпена, маленькие печеночные таблетки Картера, пена для бритья «Барма» и тому подобное. Машины, пролетающие мимо автобуса, тоже становятся старше, а одежда водителей до последних мелочей повторяет моду пятидесятых. Рик Роу наконец возвращается домой. Едва автобус останавливается на автовокзале Макалоувилля, мы видим панораму города. Он не изменился. Пусть Рик спас его от гигантской саранчи, но что-то или кто-то спасло его от нового тысячелетия. Это все еще город пятидесятых — и единственный дом, который остался у Рика. Вспомнив, что здесь открыт маленький музей его имени, он прежде всего направляется туда. Смотрительница у двери, старушка, которая сама не знает, кто она и где находится, не узнает Рика. Он потрясен но останавливается на пороге. Две гигантские саранчи покрыты толстым слоем пыли. Освещение паршивое, почти все лампы перегорели. И никаких экскурсий: ни школьников, ни стариков. Собственно говоря, в музее нет ни души, если не считать парочки обжимающихся в самом темном углу тинейджеров — паренька с зализанными назад волосами и девушки в мохеровом свитере. Заметив Рика, они хихикают. До него доносится слово, подозрительно похожее на «пьянь». Только сейчас он понимает, как, должно быть, выглядит. Он не может позволить, чтобы город узрел его в подобном виде. Уходя, Рик видит свой портрет под перегоревшей лампочкой. Кто-то пририсовал ему усы и рожки… Он снимает номер в лучшем отеле, записывается под фамилией «Смит» и платит наличными. Цена почему-то все та же, что в пятидесятые — десять долларов. Он принимает душ, бреется и, изловчившись как может, подбривает себе волосы на затылке. Надевает единственную смену одежды, которую привез в сумке, проглатывает две чашки кофе в баре отеля и долго упражняется в улыбках перед зеркалом над стойкой. Потом он бродит по улицам — и да, это точно Макалоувилль, как есть Макалоувилль, город его детства, свидетель славы, и теперь его улыбка уже не такая натянутая, и он счастлив, как давно уже не был… Пока мимо не проходит парочка. Взгляды, которые на него направлены, нельзя назвать иначе, чем убийственными… словно перед ними прокаженный. Может, его не узнали? Городок маленький. Наверное, приняли на чужака… Но там, через дорогу, идет Бадди Блейлок, его лучший друг, еще со школы. Рик быстро перебегает улицу с протянутой для рукопожатия рукой, с губ уже готовы сорваться приветствия, и едва Бадди поворачивается… Мы видим то же выражение. Смертоносное. — Привет, Рик, — цедит Бадди. — Черт, Бадди, до чего же здорово тебя видеть! — ликует Рик. — Эй, да ты прекрасно выглядишь! Как Спуки? Как твой «форд»? Но взгляд Бадди по-прежнему не назовешь дружелюбным. — А как большой город, Рик? Хорошо обошелся с тобой? — Полагаю, да, — лжет Рик. — Рад слышать, потому что некоторым пришлось остаться здесь, в Макалоувилле, чтобы дела вертелись по-прежнему. Понимаешь, о чем я? Рик искренне не понимает, о чем он. Из супермаркета появляется Пэтти Рипли, подружка Бадди, и застывает, уставясь на Рика с уже знакомым выражением. — Ба! Да неужели Рик Роу?! Не может быть! Сколько лет, сколько зим! — Вот именно, неужели, — вторит Бадди. Они смотрят на него, как на самого последнего педофила! — Здорово было повидаться, Рик, — неожиданно выпаливает Бадди, — но мне пора работать. Знаешь, работа. То, чем люди занимаются в будние дни. А ты веселись и дальше, хорошо? Рик стоит, как оплеванный, пока парочка весело уезжает в бело-голубом «форде» Бадди выпуска пятьдесят шестого года. Рик тащится дальше. Видит работающих людей. Водителей грузовиков, продавцов в магазинах, секретарей в офисах, домашних хозяек, занятых покупками. Да, это точно Макалоувилль, но теперь это еще и реальный мир. Макалоувилль, которого он не знает. Что случилось, спрашивает он себя, с добрыми старыми временами бесшабашных гонок и лихачества, рождественских елок, когда ребятишки, еще не успев переодеть пижамок, развертывали подарки, а Дин Мартин пел «Белое Рождество», и многое другое из того мира, где пришельцы были пришельцами, а ты знал, кто ты есть на самом деле? «Все миновало, потому что ты оставил этот город, Рик, — вещает голос, тот самый, что всегда говорит в подобной манере. — Потому что ты стал героем и уехал». Он шагает дальше и в конце концов оказывается перед родительским домом. Тут ничего не изменилось. Газон, деревья… Солнце греет так же, как когда-то… Рик нажимает кнопку звонка, нервно расчесывает пальцами волосы. Сегодня пятница — день, когда отец приходит с работы пораньше, и, может быть, сейчас он уже дома. Мама наверняка тоже. Мистер и миссис Роу неразлучны. Вся семья… все трое были неразлучны. На звонок выходит отец и встает на пороге. Он еще в костюме. Рик замечает какое-то движение на заднем плане и понимает, что это Мать. — Заходи, — коротко роняет отец. И это все. Просто «заходи». — Здравствуй, Рик, — вторит мать так же коротко, и Рик недоуменно моргает. В доме полутемно, и он со света словно ослеп. — Садись на диван, — продолжает отец. Рик направляется к матери, чтобы обнять, но с размаху налетает на стол, а когда глаза немного привыкают к сумеркам, видит ее лицо. Вернее, выражение лица. — Приятно видеть тебя, Рик, — говорит она, но это всего лишь обычная любезность. Мать всегда и со всеми вежлива. — Да, сынок, приятно, — вторит отец. — Как Лос-Анджелес обходится с тобой? — Мог бы и получше, — признается Рик, гадая, стоит ли рассказывать родителям. — Мне очень жаль это слышать, — бормочет отец. Следует длинная пауза. Отец не спрашивает, что случилось. Мать сидит в большом мягком кресле напротив дивана, где устроился Рик, а отец не садится вообще. — Мы чем-то можем помочь? — спрашивает один из них, Рик не уверен, кто именно, и опять только из вежливости. — Как вы оба? — интересуется Рик. — Я скучал без вас. — Мы тоже скучали, — механически откликается мать. — Мы часто думали о тебе и волновались, как все родители, — продолжает отец. — Мы, а особенно твоя мать, не тревожились бы так сильно, если бы ты чаще писал или звонил… Рик не верит ушам. «Я звонил, — хочет сказать он. — Я писал». По крайней мере, вначале. Они приехали на свадьбу. Видели дом. Может, последние несколько месяцев, когда все перевернулось с ног на голову, ему было не до общения с родителями, но это потому, что он был сбит с толку, сконфужен и не хотел обременять их своими бедами. Рик пытается объяснить, извиниться, но эти двое, словно вырезанные из картона персонажи ужастика пятидесятых «Пришельцы среди нас», тупо и молча смотрят на него. — Я приехал, потому что хотел видеть вас, — говорит, он, но ответа нет. — Хотел посмотреть, по-прежнему ли Макалоувилль остается тем же, что и до моего отъезда. И знайте: я думаю о вас постоянно, даже если все пошло наперекосяк, и у меня не было шансов… — Это у тебя татуировка на руке, сынок? — сурово перебивает отец. Рик поднимается. Ему пора. Отец уже мягче добавляет: — Здесь у нас сберегательная облигация на двадцать пять долларов. Вчера нашли на чердаке. Если нуждаешься в деньгах, можешь получить за нее наличными. — Нет, — качает головой Рик. — Пусть лежит у вас. Само сознание того, что она здесь, в доме, где я вырос… — Выглядишь ужасно, Рик, — неожиданно объявляет мать. — Неплохо бы тебе подстричься. Рик почти бежит по улице, прочь от того дома, где провел детство… правда, сам того не желая, один раз оглядывается, чтобы помахать двум темным фигурам, все еще стоящим на пороге. Наконец он свободен… свободен от нового ужаса… и мы видим: Рик возвращается на автобус компании «Грейхаунд», где-то между Макалоувиллем года 1958-го от рождества Создателя нашего и Южной Калифорнией 2005-го. Все расплывается… Ночь. Рик слушает телефонные сообщения в темноте своей квартиры. Если света нет, можно не увидеть насекомых. В одном из сообщений его просят избавить Сан-Франциско от бездарных итальянских сопрано. В другом уведомляют, что НЛО, замаскированные под круглосуточные магазины, похищают граждан Нью-Джерси. В третьем сообщают о радиоактивных проститутках в Чикаго, и в последнем — о маленьких красных крабах, наводнивших городок во Флориде. Затемнение. Новый день. Рик старается найти группу нуждающихся в помощи ветеранов, но они переехали, и никто не знает куда. Вечером на сотовом Рика только одно сообщение. Мужчина, представляющий мэра города Кокскру,[5] штат Флорида, говорит, что звонил вчера и был бы крайне благодарен, если бы мистер Роу ответил на звонок. Голос (серьезный, ни единой смешливой нотки) продолжает речь, и камера берет крупным планом глаза Рика в темноте: насекомоподобные, фасеточные, отчаявшиеся. — У вас есть факс или е-мейл, мистер Роу? — спрашивает голос. В эту ночь мы наблюдаем жутчайший кошмар, приснившийся Рику, почти идеальный сплав всего, через что пришлось пройти в последние несколько недель: саранча, малыши, изрыгающие «табак», Джейни с тринадцатью ребятишками, родители, твердящие: «Немедленно постригись и побрейся — ты ужасно выглядишь». Затемнение. Чириканье сотового выводит его из кошмара и возвращает в уныние и мрак квартиры. По крайней мере, все насекомые послушно вернулись на стены, где и проведут день. Рик пытается встать, обозленный, готовый устроить идиоту-шутнику скандал, вот только если вовремя проберется к телефону, через груды грязной одежды и наград. — Мистер Роу? — Послушайте, вы… — Знаю, мистер Роу, еще слишком рано, но у нас тут проблемы… — Если я смогу узнать, Кто вы и откуда… — Это крабы вида Gecarcoidea natalis, не принадлежащие к местной фауне, случайно завезенные к нам лет двадцать назад. Они размножились до такой степени, что мы не знаем, как уменьшить популяцию. Мы уверены, что вы, учитывая ваш опыт с Melanoplus spretus, сумеете нам помочь. Мы готовы оплатить билеты на самолет, остальные расходы и выделить солидную сумму за консультацию, если вы согласитесь приехать к нам, на неделю. Кокскру — чудесный город, и мы обещаем вам цаше гостеприимство… Рик молчит. Что-то в этом голосе… Флоридский акцент явно настоящий… Мужчина говорит и говорит, и до Рика наконец доходит: все правда. Это РЕАЛЬНЫЙ город с РЕАЛЬНЫМИ проблемами, где-то во Флориде. |
||
|