"Владимир Хлумов. Самолетная судьба" - читать интересную книгу автора

достоинство. - Какая овца?
- Та, у которой на руке написано погибнуть в самолете, - изрек черный
человек и нагло сказал: - Дайте руку. - Я от неожиданности протянул
ладонь. Потом вдруг опомнился, но тот уже вцепился. - Так и есть,
смотрите, вот линия жизни, вот излом, обрыв, крушение... - Я присмотрелся
и увидел лишь однобокое дерево с ветвями по правую сторону, а мой сосед
докончил, как отрезал: - Ваше дело - труба!
Сзади послышалось тележное поскрипывание, пронесся радостный вздох. Я
повернулся. Наша самолетная хозяйка, уже в белом переднике и чепчике,
катила, подталкивая перед собой, дымящийся аппетитным куревом обед.
Неожиданное и в общем приятное явление подействовало на меня самым
удручающим образом. Я оцепенел. Нет, ей-богу, лучше бы в самом деле
случился пожар, такой небольшой, локальный, бывает же так - короткое
замыкание, проводка плавится, страшно, но не опасно, мы бы вместе с
экипажем огнетушителями потушили. Но обед, откуда, зачем, после всего
пережитого?
Я недвижимо сидел, мрачно глядя на блистающий солнечными зайчиками
алюминиевой фольги нераспечатанный бифштекс. Рядом на подлокотниках лежали
мои обессилевшие руки. Чуть подальше, слева, с отчаянным урчанием доедал
отмеренное аэрофлотом мясо хиромант. Я глядел перед собой, а видел не
серебристый пакет, не белой пластмассы одноразовый прибор из трех
названий, не красивый, цвета знамен французской республики пакетик
горчицы, а черную лохматую бороду, обильно смазанную животным жиром.
Подлец ел с аппетитом. Ловко пододвигал ножиком картофель, посыпал перцем,
солил, нарезал небольшие ломтики бифштекса рубленого, сламывал белый хлеб,
виртуозно намазывал сливочным маслом и запивал минеральной водой. Да что
же это такое? - жаловался я про себя. Нужно что-то сделать, совершить хоть
малое, но реальное действие. Я, собрав в кулак остатки своей слабой воли,
чуть не кряхтя, потянулся к столику. Громко, как самолетная обшивка,
захрустела под пальцами еще теплая фольга. Снизу она оказалась горячее, но
я, обжигая пальцы, сдернул крышку и ужаснулся. Из-под крышки в тот же миг
вылетели черные бабочки и, не отлетая далеко, закружились над куском
антрацита. Тем временем сосед покончил с обедом, тщательно вытер бороду,
приспустил ремень безопасности и выдохнул:
- Кормят как на убой.
Я был окончательно раздавлен. Не очередной идиотской шуточкой, а
бифштексом, и даже не самим до основания выгоревшим куском мяса, а тем
совпадением, той зверской игрой случая, по которой именно мне он и
достался. И тут меня осенило. Ведь это же не мой бифштекс, это не мое
место, это место негодяя в черном, и бифштекс его, и следовательно, не я,
а он, он - та самая паршивая овца, из-за которой мы, может быть, все
погибнем! Но погоди же, черный человек. Я загнал бабочек обратно под
крышку, поблагодарил вежливо стюардессу и решил действовать.
Первым делом я демонстративно пристегнул ремень безопасности. Потом с
интересом оглянулся вокруг. Трещина, так умело обнаруженная соседом,
расползлась в полпальца. Не громко, но и достаточно ясно я обратил
внимание соседа на бесспорные факты. Ничто не ускользнуло от моего
внимания. После упоминания о трещине я поделился с соседом некоторыми
соображениями по части разгерметизации на высоте в десять тысяч метров.
Ясно было, что внешняя оболочка самолета уже наполовину потеряла свои