"Владимир Хлумов. Восьмое дело Максимова." - читать интересную книгу автора

мука. Снова изматывающая физическая боль, и снова привыкание к
незавидной участи, - он знает, как это происходит обычно.
Впрочем, сегодня и сон большой радостью не назовешь.
Беда является уже во сне. Наверное, это признак конца.
Максимов повернул голову влево, чтобы убедится в существовании желтого
квадратика. Там на латунной спинке кровати прилеплен был желтый листочек
с напоминанием для сменщицы, бабы Вари, сильно пожилой медсестре,
выжившей наполовину из ума и постоянно забывающей о своих обязяанностях.
"У-ть об-щее" - Уколоть обезболевающее Максимову. В последенее время он
уже часто бредил от боли и не мог сам напоминать. Вот Настя, добрая душа, и
написала для бабы Вари, чтоб не забывала.
А интересно, если бы ему предложили на выбор этот ночной кошмар или
его настоящую жизнь, что бы он предпочел?
Конечно, он предпочел бы сон, правда лучше, если это возможно, без наезда, а если
уж с наездом, - то не досметри. Вот альтернатива: быть убийцей или стопроцентно
умирающим человеком...
Ну положим, вот при
Настеньке, разве он мог бы выбрать подлость? Впрочем, почему бы и нет?
Ведь, на самом деле, ему осталось-то жить с гулькин нос, неделю-другую, ну может
быть, месяц. Зачем ему выглядеть лучше, хотя бы
и перед Настенькой. Да и что он такое на ее счет выдумал?
Ведь она со всеми ласкова и внимательна, и всем
улыбается, да ведь это все от молодости и от бесконечности будущей жизни,
а, положим, заболей она смертельно, да что бы знала об этом... и чтобы никакой
надежды... да уж врядли бы она всем улыбалась. Идиот, типун тебе на язык,
чуть не вслух выругался
Максимов и специально вдохнул поглубже, чтобы больнее резануло изнутри.
От боли потемнело в палате. Он потерял сознание.


Сейчас он уже остановил машину у стола заказов и, закрыв глаза, пытался
представить Настю. Выходило неопределенно и зыбко, но несмотря на это,
вопреки отсутствию конкретных форм, он каждой своей клеточкой вдруг
почувствовал ее внутри себя. Добившись полного эффекта, он вылез из
машины и хлопнул дверкой. Дверь, будто неродная, откскочила обратно.
Тогда Максимов вспомнил соседа дядю Женю, хозяйственного
кряжестого мужика, часто помогавшего с починкой жигуленка.
Он еще раз посильнее ударил дверью, и та опять отскочила, как неродная.
Кое-как закрыл ее, и пошел в стол заказов.
Через несколько минут огромный бисквитно-кремовый уже покоился в багажнике,
а Максимов заинтересовано разглядывал желтый квадрат.
Осталось встретить
Настеньку, и еще какое-то непонятное дело номер восемь.
- Уть общее! - вскрикнул Максимов и
припомнил странное видение с больничной палатой, с латунной спинкой, явившееся
ему пока он пытался оживить Настенькин светлый образ. На него опять нахлынул,
как из подполья, удушливый лекарственный запах и вся атмосфера безисходности.
Да снилось ли ему это? И был ли это сон? А если нет, то что же такое вокруг?
Он попытался отогнать все-таки подальше больничное видение, но оно не изгонялось
именно из-за этого восьмого дела. Сейчас он вспомнил, как оно рашифровывалось