"Иоанна Хмелевская. Свистопляска" - читать интересную книгу автора

меня не заметил, но зато, подлец, сам расположился на песке поблизости и
все крутил головой. Того и гляди обнаружит мое укрытие. К тому же
выяснилось, что тент принадлежал семейству с тремя неимоверно живыми и
громкоголосыми детьми. И пяти минут не прошло, а они уже успели насыпать
мне в волосы кучу песка, с помощью мокрого мяча вырвать книгу из рук и
проехаться по ногам какой-то чертовой ветряной мельницей на занозистых
колесах. И при этом так пронзительно вопили, что я и без кузена бы не
выдержала. К тому же криками и беготней милые детки привлекали всеобщее
внимание, кузен поневоле проявлял к этому участку пляжа особый интерес.
Нет, надо сматываться, пока не поздно.
Вот я и перебралась в более отдаленную часть пляжа, поближе к
неподвижному телу. Не шевелится? Ну и что, мне какое дело, не сгорит, ведь
уже порядочно загорел, да и солнце на балтийском побережье не такое уж
убийственное.
Я на ужин не торопилась и решила - не двинусь с места, пока не
удалится кузен, пусть даже останусь одна на пляже. Кузен, я знала, свято
придерживался графиков приема пищи, что вселяло определенную надежду.
Такое неродственное отношение к родственнику имело, увы, свои
причины. Кузен Зигмусь уже не первый раз отравлял мне жизнь. Начал он это
делать довольно давно, когда мне было лет пятнадцать, а ему девятнадцать.
Именно в ту пору он влюбился в меня, Христом-Богом клянусь - без
взаимности. Мне он страшно не нравился, и даже непонятно - почему. Вроде
бы нормальный парень, ничего особенно отвратного в нем не наблюдалось, не
кривой, не горбатый, даже не очень прыщавый, а вот поди ж ты! Я прямо-таки
смотреть не могла на него, а он упорно и последовательно пользовался любым
случаем, чтобы схватить меня в объятия и носить на руках, отнюдь не
скрывая далеко идущих матримониальных планов. Он приходился мне такой
дальней родней, что не было препятствий для вступления в брак, но одна
мысль об этом порождала самые страшные концепции, от самоубийства начиная
и убийством кончая. Тогда, по молодости, я сама не могла понять, чем
объясняется такое отвращение к Зигмусю, и только немного повзрослев,
поняла. Зигмусь был неврастеником, одержимым манией величия, и вообще
придурок, так что, выходит, меня спас здоровый инстинкт.
К сожалению, склонность ко мне у Зигмуся с возрастом не прошла, а
какие-никакие родственные связи облегчали ему возможности общения со мной.
В последние годы вера в себя все возрастала, и в настоящее время Зигмусь
считал себя гением сразу в нескольких областях науки и культуры.
Естественно, таким проявлением своей гениальности или по меньшей мере
недюжинного таланта Зигмусь во что бы то ни стало желал поделиться со
мной, вот и таскал, даже на пляж, кучу всевозможных бумаг - научные труды,
официальные письма, воззвания и даже поэтические произведения. Господи,
сжалься надо мной! Мало того, знакомя с этими творениями своего гения, то
и дело хватал меня за коленку, целовал в локоток или прижимал к своей
мужественной груди. И так уж мне не повезло, что отдыхать он вздумал как
раз здесь, куда я вынуждена была приехать по очень важной причине, и у
меня не было ни возможности, ни желания отсюда уезжать.
Если бы я не проявила бдительности и Зигмусь меня заловил, мне бы
пришлось все послеобеденное время просидеть в воде, а ведь Прибалтика -
это вам не какая-нибудь Полинезия. Да и море, боюсь, не остановило бы
Зигмуся, он бы полез за мной в воду и продолжил знакомить со своими