"Иоанна Хмелевская. Невезуха" - читать интересную книгу автора


В общем-то, это была даже не моя бабушка, как и не мои дядя с тетей.
Бабушка была двоюродной, сестра моей родной бабушки по женской линии, а
разделение семейства по континентам произошло много лет назад, сразу после
воины, в сороковых годах. Двоюродной бабке удалось на заре жизни, еще во
время войны, выйти замуж за натурального австралийца, она с ним встретилась
в немецком лагере, а после освобождения энергичный коммандос увез жену в
Австралию. Вторая сестра, то есть моя бабушка по прямой линии, осталась в
Польше одна. Возможно, австралийцам удалось бы и ее сманить с собой, если
бы моя бабка очень некстати не влюбилась до смерти в моего будущего деда.
Оба были упрямцами, и уговоры не произвели на них никакого впечатления,
любили бабушка с дедушкой друг друга честно и добросовестно. Уважали точку
зрения другого, не уставая друг друга критиковать, и помогали друг другу
как только могли - среди попреков, скандалов и взаимных напоминаний об
ошибках.
В конце концов я тоже осталась одна - единственный польский потомок
своей бабушки, внучатая племянница австралийской бабки.
Именно ради холерной заботы обо мне австралийская родня и приезжала
регулярно, считая своим святым долгом опекать польское нацменьшинство, тем
более что не такой уж крюк - завернуть в Польшу по дороге в Англию или
Францию, где училась или прохлаждалась юная австралийская поросль. Моим
крестным отцом стал.., секундочку, нужно подумать.., брат жены сына
двоюродной бабки. То есть брат бабулиной невестки. Ну, в общем, какое-то
родство всегда можно раскопать. Даже со мной.
Моя родная бабушка умерла, оставив мою маму в одиночку болтаться в
этом сложном мире с непонятным общественным строем, замотанную, усталую, но
одновременно беззаботную и легкомысленную. К счастью, мама хотя бы
встретила папу, но проблем у нее меньше не стало. Отец трудился до упаду
безо всякой пользы для семьи, так как не умел никому отказывать, мечтал,
чтобы все было хорошо, и неизменно верил, что так и будет. Папа несколько
расходился с идеологией, из-за чего ему охапками совали палки в колеса,
пока в конце концов он не умер от обыкновенного инфаркта. Мне тогда было
года два.
Двоюродная бабка приехала сразу же после его смерти, констатировала,
что жить в этой стране невозможно, это просто какой-то сумасшедший дом и
питомник для преступников, а бытовые условия не отвечают элементарным
потребностям человеческого организма. Бабка попыталась уговорить мою мать
эмигрировать, но та не пожелала. Она, видите ли, не могла оставить свою
собаку, которая умерла бы с тоски, да и дочь, то есть я, должна была
окончить польскую школу. В результате двоюродная бабка умотала раньше
времени, уверяя, что в этой тесноте, с собакой на голове и трамваями под
окном не проспала спокойно ни единой ночи. Но сердце бабулино вроде бы
разрывалось на части, так что, уезжая, она объявила - я, единственная
внучка ее родной сестры, должна стать наследницей половины семейного
состояния. Тогда такая мысль вполне могла втемяшиться ей в голову,
поскольку я еще не отметилась ничем ужасным...


***