"Ион Хобане. ...Своего рода пространство (Журнал "Нева")" - читать интересную книгу автора

рычаг.


Перемещаясь по времени, я не испытал никаких неприятных ощущений.
Голова оставалась ясной, и глаза не страдали от молниеносного чередования
мрака и света. И вот, я увидел, что нахожусь на обочине деревенской
дороги; вокруг были кусты, а над головой свешивались ветви деревьев.
Откуда-то доносился ритмичный, глухой стук.
Какое-то мгновение я подумывал: не вернуться ли мне к хозяину машины.
Но было бы глупо упустить такую уникальную возможность побывать в прошлом,
какая представилась мне. Решив предохранить себя от неожиданностей, я
отвернул рычажки и сунул их в карман. Потом вышел из укрытия.
Справа, метрах в ста от меня, несколько рабочих мостили узкую дорогу. Я
неторопливо направился к ним и спросил, где живет господин Уэллс. Они
прервали работу и встали вокруг меня, опираясь на деревянные трамбовки.
- А у вас за спиной, - ответил мне один из них, сдвинув кепку на
затылок. - Но в такое время вы его дома не застанете. - Все рассмеялись. Я
обернулся и увидел одноэтажный домик, стоящий в маленьком саду.
- Не понимаю, - сказал я, - он что, уехал в Лондон?
- Нет, он тренируется, - опять рассмеявшись, ответили рабочие.
Я надеялся все-таки узнать у них, где же Уэллс, но они отвернулись и
снова принялись трамбовать дорогу, не обращая на меня внимания. Я тут же
понял причину этого: по только что вымощенной дороге шел молодой человек.
Я узнал его по пышным усам. Он остановился возле нас, собираясь
перепрыгнуть через канаву. Я кинулся к нему:
- Господин Уэллс!
- Что вам угодно?
У него были ясные и холодные глаза. Вдруг моя авантюра показалась мне
бессмысленной. Чего я ищу в чужой стране, в чужом времени, и как посмотрит
на мое поведение Путешественник?
- Вы знаете... я хотел... - пробормотал я, осматриваясь, словно бы
ожидал помощи со стороны.
Уэллс по-своему воспринял мою неуверенность:
- В доме мы сможем поговорить без помех. - И он предложил пройти
вперед, указав на освещенный косыми солнечными лучами домик. Я сделал
несколько шагов, лихорадочно ища предлог для достойного отступления.
- У вас необычная наружность, - заговорил он снова, открывая калитку. -
Это усилит подозрительность моей хозяйки.
- Не понимаю, - произнес я во второй раз за этот день. Впрочем, мне
надо было...
- Ей кажется, что писательство не очень респектабельное занятие, -
продолжал Уэллс, - тем более что я обычно работаю ночью...
- Вероятно, он почувствовал, что я хочу удрать, и плел вокруг меня
обманчивую словесную паутину. Очнувшись, я обнаружил, что сижу в кресле,
покрытом цветным чехлом. Напротив меня стоял рояль с поднятой крышкой, на
пюпитре лежали ноты. Соната Генделя. Над роялем было высокое окно, в
котором отражался кровавый закат. В комнате пахло цветами и свежей
типографской краской от кипы книг. Я поднялся, чтобы посмотреть их, и
Уэллс, стоявший рядом у полок, заметил:
- Это последние издания. Теперь я пишу рецензии для "Пэлл Мэлл Газетт".