"Вольфганг Хольбайн. Кровь тамплиеров" - читать интересную книгу автора

Проходили секунды, казавшиеся годами, в течение которых мужчина просто
стоял, готовый проткнуть маленькое тельце смертельным оружием, и разглядывал
младенца. Его взгляд искал взгляд малыша, который смотрел на него большими
карими глазами с любопытством и без всякого страха. Рука мужчины дрожала все
сильнее, углы его рта едва заметно подергивались. Не узнавал ли он в этом
младенце самого себя? Не отражалась ли в глазах мальчика, который был ему
сыном, его собственная душа?
Роберт сунул меч обратно в ножны, крепко прижал ребенка к своей груди и
поспешил за вторым таинственным рыцарем, покинувшим Божий дом через тот же
боковой выход, через который в него вошел. Младенец громко заплакал.
Давид проснулся весь в поту, с бешено бьющимся сердцем. Нет, не впервые
его пробуждал ночью этот странный сон... далеко не впервые! С тех пор как он
себя помнил, время от времени он видел во сне эти непонятные картины:
церковь, молодую женщину дивной красоты в белом бархатном платье, двух
странных, непонятно откуда появившихся рыцарей и младенца, к груди которого
приставлено острие окровавленного клинка. Этот сон разительно отличался от
всех прочих снов, которые Давид считал обычными. Он никогда не менялся. И
если обычные сны он после пробуждения сразу же забывал, то этот, уже
проснувшись, он обычно пытался в течение нескольких мгновений восстановить в
памяти или даже продолжить, силился узреть каким-то внутренним оком
дополнительные детали, прежде чем рыцарь вынесет ребенка из церкви и
исчезнет вместе с ним внутри микроавтобуса.
Так было и в эти секунды, в течение которых Давид, задыхаясь от частых
ударов сердца, продолжал лежать на узкой кровати. Он злился на самого себя.
Несмотря на уверенность, что это всего лишь сон, хотя и навязчивый и в
последнее время все чаще повторяющийся, он не сразу смог освободиться от
навеянного сном ужаса после своего пробуждения.
"Это, должно быть, как-то связано со старым монастырем", - втайне
надеялся он, пытаясь себя успокоить. Уединенная жизнь внутри монастырских
стен, неуютное монастырское общежитие, ставшее ему домом с восемнадцати лет,
старый монах, заменивший ему семью, которой у Давида не было, и полная
неизвестность относительно всего, что касалось его происхождения, - все это
должно было плохо влиять на живого и пытливого молодого человека. Просто он
слишком много времени проводил за чтением греческих и латинских стихов на
старых, пожелтевших листах, вместо того чтобы, как большинство его
сверстников, увлекаться машинами, кинофильмами, громкой музыкой и некоторыми
другими занятиями, за которыми лучше не быть пойманным, а в области
литературы и самообразования ограничиваться тонкими журнальчиками, в которых
сообщались все подробности относительно жизни "top-tip" - первой десятки
звезд поп-музыки. Его образ жизни был, безусловно, нездоровым. Но он не знал
никакой другой жизни, а нет ничего труднее, чем отказываться от многолетних
ежедневных привычек.
По крайней мере он убеждал себя в этом, чтобы не признаваться, что
прежде всего он ни за что не хотел бы разочаровать Квентина и вообще был
слишком труслив, чтобы вступить в конфликт с человеком, который в течение
столь долгого времени бескорыстно о нем заботится, - с самоотверженным
монахом, всегда желавшим ему добра.
Он не мог себе представить реакцию монаха, заменившего ему отца, если
он, Давид, сообщит ему, что отказывается провести остаток своей жизни за
пестрыми витражами пыльной монастырской библиотеки. И что хотя он всей душой