"Адам Холланек. Лазарь, воскресни! " - читать интересную книгу автора

действительно ли это была только ошибка, не крылась ли за ней мысль, что
лишь два слова, простые и глупые два слова могут круто изменить жизнь? Ах,
я совсем не знал Эльжбету.
Ралли продолжалось, мне неизвестно, кто из участников первым вызвал
"скорую". Они летели мимо один за другим, а я в шоке сидел внутри машины,
втиснутый в мертвое тело Роберта, а мысли роились и путались в моей
голове. Сколько это продолжалось? Потом мне рассказывали, что нашли меня
притиснутым обломками металла, не способным даже шелохнуться, не то чтобы
изменить позицию, в которой я застыл в момент аварии. Не помню, как меня
освободили от железного плена, как спасали, когда забрали тело Роберта,
одно твердо знал тогда, что он мертв. Да, это знал точно. С Эльжбетой мы
встретились только в больнице.
Она навестила меня с группой друзей. Это случилось уже после похорон
Роберта. Не знаю, почему меня так долго держали в больнице, - никаких
серьезных увечий не обнаружилось. Говорят, я был в шоковом состоянии.
Возможно, поскольку о том времени помню только те фрагменты, дней и ночей,
когда мне давали лекарства и подключали капельницу. Неохотно припоминаю
также, что какие-то глупости спрашивал у сестер. Что именно, не знаю, да и
не важно, вообще, это пришло в голову только сейчас, когда вспомнил приход
друзей и Эльжбеты.
Она старалась держаться от меня подальше. Начала ставить цветы в
вазочки, за которыми, впрочем, сама и ходила. Старательно изучала историю
болезни, висящую на койке, потом пошла поговорить с врачами.
- Бедная Эльжбета, - сказал я тогда.
Мои друзья успели уже рассказать мне о всех деталях аварии, описали
также и похороны Роберта, умолкая в те минуты, когда появлялась Эльжбета.
Она так и не приблизилась к моей койке, смотрела на меня, будто я
перестал существовать вместе с Робертом. С той разницей, что его смерть
была для нее струной необыкновенной чувствительности, а моя струна -
просто лопнувшей. В том, что Роберт погиб, а я остался жить, Эльжбета
видела свое величайшее и полное поражение, обвал чувств, справедливости,
возможностей, рождаемых жизнью.
Я, впрочем, подозревал и потерю веры, возможно, ко всем, но больше
всего ко мне. Я чувствовал, что она не верит ни одному моему слову, все,
что я ей говорю, оборачивается против меня, является в ее глазах обманом и
подлостью.
А может, это только мои фантазии? Может быть, потеря любимого человека
привела ее просто-напросто в состояние отчаяния?
Мне захотелось еще раз переговорить с Робертом, снова расспросить его о
деталях катастрофы. Он должен их лучше моего помнить. Я отдавал себе
отчет, что вызываю его на своего рода допрос и что не имею на это ни
малейшего права. Особенно я не имею на это права.
Но фотография уже была вставлена, аппарат включен, раздалось его мерное
тиканье. На фотографии мы были втроем, снимок был сделан в самом начале
ралли, и я хорошо помню обращенные тогда ко мне слова Эльжбеты, в которых
были и укор, и претензия, и, возможно, предчувствие.
- И чего тебе далось это ралли, - говорила она. - Так уперся, я бы
предпочла видеть штурманом в машине Роберта Кожыньского. Они вместе чаще
стартовали.
- Это для меня отдохновение.