"Диана Холквист. Нет тебя прекраснее " - читать интересную книгу автора

моего сына есть прислуга. - В голосе матери послышались знакомые нотки, и
Джош поморщился. Мама принадлежала к старой школе социалистов, которые
верили в равенство и братство. В 1968-м она принимала участие в Колумбийском
восстании, и на теле ее остались шрамы - отметины боевой юности.
Джош уже неоднократно объяснял: Мо не прислуга, а наемный служащий,
профессионал высокого класса, получающий большую зарплату, однако мама лишь
вздыхала и изрекала что-то вроде: "Честный человек в состоянии сам управлять
своими делами".
- Так вот, эта Морин сказала, что ты в Афганистане. Мы с папой так
рады!
Лицо Джоша расплылось в счастливой улыбке: мама и отец довольны им! А
Рут между тем продолжала говорить:
- И я сказала твоему отцу: "Смотри, после стольких лет дуракаваляния
наш мальчик все же решил заняться политикой! Он протестует против насилия!"
Отец тоже рад, что ты наконец-то начал правильно относиться к жизни и
намерен использовать часть своего неправедно нажитого состояния для помощи
афганским детям-сиротам, жертвам войны.
Джош больше не улыбался. В желудке прочно поселилось тягостное чувство,
и трудно сказать, что именно послужило тому виной: пастрами или этот
разговор. Он смотрел в окно, на разноцветные осенние листья, устилающие
тротуары пестрым ковром, на прохожих. Потом взглянул на девочку-подростка -
Кэсси. Та молча и с унылым видом разглядывала лежащий перед ней сандвич, а
парень за стойкой - его тезка - все еще что-то говорил ей. "Как же так
получается, что я могу быть ближе к этим людям, чем к собственной матери?" -
с тоской подумал Джош. Он не стал говорить маме... Рут, что он здесь, в
Нью-Йорке, всего в двадцати кварталах от родного дома, и, вместо того чтобы
протестовать против насилия в Афганистане, собирается ставить на Бродвее
"Ромео и Джульетту". Мама будет разочарована, и он опять наслушается
проповедей о том, что ведет распутную жизнь, напрасно растрачивая деньги и
время.
- Мне нужно идти, ма... Рут, - сказал он, наконец. - Связь здесь
плохая, и я тебя совсем не слышу... Перезвоню позже.
Он сидел, ссутулившись, и чувствовал себя одиноким и никому не нужным.
Не самое приятное ощущение, что и говорить. Может, зря он примчался в
Нью-Йорк?
Джош понял, что пора уходить из этого кафе. Нужно двигаться, что-то
делать... может, на воздухе ему станет лучше. Он взглянул в сторону бармена,
но тот все еще разговаривал с девочкой:
- Операция... нет страховки... врачи говорят, восемьдесят процентов
выздоравливают...
Бармен, по имени Джош, поднял голову и заметил, что молодой человек в
кепке рассматривает его в упор. Он кивнул, погладил девочку по плечу и
принялся выписывать счет. Шаркая ногами, дошел до столика и положил перед
Джошем листочек. Восемь долларов двадцать пять центов, включая налог.
Джош в растерянности уставился на бумажку, сообразив, что у него нет
денег. Чаще всего в ресторанах со знаменитостей вообще не брали плату -
присутствие в зале Джоша Тоби служило хорошей рекламой, которая окупала
любой обед. Но если счет все же появлялся, то его оплачивала Мо. Он вытащил
бумажник и заглянул внутрь - денег не обнаружилось. Вообще он так редко
пользовался бумажником, что тот выглядел совсем новеньким, а в пластиковом