"Коре Холт. Конунг: Человек с далеких островов ("Конунг" #1) " - читать интересную книгу автора

епископ не благословил Сверрира, когда они расстались.
Сверрир просил епископа также и за меня, он просил, чтобы и меня
приобщили к сонму ученых мужей. Сам я не посмел бы высказать отцу столь
дерзкое желание - я, сын пастуха и толкователя снов. Я говорил об этом
Сверриру.
Так началось наше долгое странствие по ученым книгам, иногда
мучительное, но чаще - радостное. Раньше мы плыли, как рыбы, по течению,
теперь в глубоких раздумьях сидели над ждущим наших слов пергаментом. Мы
были пастухами по своей природе, нам были знакомы и ветер и дождь, нас,
закаленных и бесстрашных, не пугали ни горы, ни пропасти. Теперь мы
склонились над книгами. Но рядом с нами была Астрид.
Рядом с нами была Астрид, молодая женщина, жившая в усадьбе епископа,
бесстрашная в тех играх, к которым мужчины относятся без должного уважения,
особенно, если женщина занимается ими на пиру у других. Сегодня мои
воспоминания горьки, но истина часто бывает горькой: я больше, чем Сверрир,
любил Астрид. Но мне не хватило смелости, а у него хватило, я думал, он
догадывается, что и мне тоже снится по ночам ее тело. Но я тянул. А он -
действовал. Он всегда мог то, чего не мог я: действовать, когда этого
требовали обстоятельства. И она досталась ему.
Я потом еще расскажу об Астрид, она много лет обжигала мои мечты, даже
после того, как он дал ей то, о чем женщина больше мечтает до того, как
получит. Есть одна сага, которую я ни разу не рассказал Сверриру, но часто
терялся в догадках, не рассказала ли ее ему Астрид? Один единственный раз мы
с Астрид встретились как мужчина и женщина. Один раз и никогда больше.
Она получила суровое воспитание в доме своего приемного отца, и, как
послушный ребенок, жила, соблюдая строгие правила, до того лета, когда ее
охватил жар зрелости и выполнять правила стало уже трудней, чем раньше. Она
так и не заняла своего заслуженного места рядом с конунгом, но я знаю, - и я
единственный, кто это знает, - что чем дальше он отдалялся от нее, тем
сильнее ему ее не хватало, и что в тот день, когда он заключил брачный союз
с твоей матерью, дочерью шведского конунга, мысли его были полны женщиной из
Киркьюбё.
Она была красива, йомфру Кристин, такой я запомнил ее и такой - это
было тяжелейшее бремя нашей длившейся до его смерти дружбы - запомнил конунг
Норвегии первую женщину в своей жизни.

***

Некоторые дни сверкают в моей памяти, подобно серебряным монетам на
грязной, испачканной кровью ладони. И когда ты состаришься, йомфру Кристин,
перед тобой будут также сверкать самые значительные дни твоей жизни. Я
надеюсь, - прости эту болтовню старого человека, как Гаут мечтает простить
своего обидчика, - что в их число войдут и эти несколько дней, проведенных
нами в Рафнаберге, где нас окружала опасность, а также ночей, когда я
сплетал правду и ложь, чтобы передать волны холода и жара, пробегавшие по
лицу конунга Сверрира. Но твою любовь, йомфру Кристин, в свои сети печали и
серебра поймает другой, благослови тебя Бог и будь проклята память о нем.
Я сегодня немного пьян и потому должен рассказать о том дне, когда
распятие, образ великого Христа, вырезанный из дерева, прибыл на корабле в
Киркьюбё с Оркнейских островов. Все мы, жившие в усадьбе епископа, бонды и