"Коре Холт. Конунг: Человек с далеких островов ("Конунг" #1) " - читать интересную книгу автора

не пылали свежестью, их жар только угадывался, как угадывались бутоны
сосков, стянутые тугим лифом. Голубые глаза, иногда с зеленоватым отливом,
пышные волосы, одинаково красивые и в ведро и в ненастье, и в снег и в
мороз. И плечи. Один раз я видел их обнаженными - с тех прошло много лет,
теперь ей уже не повредят ни мои слова, ни злые слухи, ни песня,
подхваченная ветром. Я видел их обнаженными - круглые, сильные, сочные,
словно яблоки из страны франков, белые и девственно-прекрасные - моим словам
не хватает силы, хотя обычно уважение не сковывает мою речь. Груди хватает
силы, хотя обычно уважение не сковывает мою речь. Груди под рубахой торчали,
точно головы двух козликов, готовых к прыжку, - однажды они прыгнули у меня
на глазах.
Нa берегу мы сделали привал. У нас с собой была баранина, и я развел
огонь, чтобы зажарить ее на углях. Я сидел к ним спиной, кровь грохотала во
мне, как грохочет река по каменистому руслу. Я знал: сейчас они уйдут;
склонившись над искрой, выбитой кресалом, я старался раздуть ее, капнувшая
слеза упала на искру и маленький, красный огонек погас. Пришлось снова
высекать огонь. Вскоре костер разгорелся, я больше не плакал, но
приподнявшись над большим камнем, что был у меня за спиной, - он был выше
человеческого роста, - старался увидеть их. Но их нигде не было.
Вот какой была тогда Астрид:
Она никогда не смотрела на меня, не взглянув сперва на него, она не
заметила бы меня и в том случае, если б я обладал его мужеством и его яркими
способностями. Позже, в тот несчастный для нее день она обратила на меня
внимание лишь потому, что он находился вне поля ее зрения. Все ее помыслы
были о мужчине, которого она получила и от которого потом отказалась, но и в
добрый и в недобрый час она все равно принадлежала ему. И потому я чувствую,
как нынче ночью по моей щеке - более грубой, чем она была тогда, - бегут
старческие слезы, бегут, как в тот день на берегу Сандары, когда они
погасили высеченную мной искру.
Вот какой была тогда Астрид:
Ее поступки диктовались и порывами женщины, и холодной волей мужчины.
Ей была свойственна мудрость, которой обладал ее приемный отец, - в далеком
прошлом они принадлежали к одному роду, - но также и его суровость ко всем,
кто проявлял слабость. Думаю, она никогда не обращалась к Богу с надлежащим
смирением, а только в буйном порыве или в опьянении любовью. И если бы Дева
Мария позволила ей дать имя нашему Спасителю, она нарекла бы его именем
своего любимого. И все-таки он покинул ее.
Вскоре они вернулись... Мы пошли дальше в Киркьюбё.
По пути домой я пытался убедить себя, что люблю всех, - раз ее любовь
досталась другому, я должен любить всех. В тот день, идя позади них, я питал
любовь к своим родителям, Эйнару Мудрому и Раннвейг. Я чувствовал также
глубокое уважение к епископу Хрои, растущее любопытство к многогранной душе
Гуннхильд и некоторое почтение к оружейнику Унасу. Но каковы были мои
чувства к Сверриру?
Думаю, его сострадание к проигравшему было искренним, и он выражал его
молча. В этом чувстве не было ни презрения, ни торжества. Поэтому я не
завидовал Сверриру. Когда мне пришлось отказаться от той, которую я любил, я
оказался накрепко связанным с тем, на кого пала ее любовь. Гордость, а в ней
у меня никогда не было недостатка, заставила меня следовать за человеком,
получившим то, чего не получил я. Но заговорили мы с ним об этом лишь много