"Виктория Холт. Черный лебедь " - читать интересную книгу автора

скучала по ней.
У меня была, конечно, моя милая Ребекка, но вскоре после этих
потрясающих откровений она уехала жить в Корнуолл, став миссис Патрик
Картрайт. Я часто ездила к ней в гости и чувствовала себя рядом с ней
просто чудесно. Она была всего на одиннадцать лет старше меня, но питала ко
мне материнские чувства с тех самых пор, как ввела меня в этот дом.
В школу меня не посылали. Отец не пожелал этого.
Сначала у меня была гувернантка, а когда понадобилось дать мне
настоящее образование, в доме появилась мисс Джарретт. Это была женщина
средних лет, очень образованная, несколько суровая, но мы с ней хорошо
ладили, и я считаю, что благодаря ей получила образование ничуть не худшее,
чем то, которое могла бы мне дать любая школа.
Я проводила довольно много времени вместе с отцом в его лондонском
доме и в Мэйнорли - его избирательном округе. Селеста всегда сопровождала
нас, куда бы мы ни ехали, как, впрочем, и мисс Джарретт.
Ребекка была рада тому, как все образовалось, и, несмотря на особые
отношения, которые сложились между моим отцом и мной, она с удовольствием
приглашала меня в Корнуолл. Она часто рассказывала мне о том, как еще до
моего рождения обещала моей матери всегда заботиться обо мне.
- Знаешь, можно подумать, что у нее было какое-то предчувствие того,
что произойдет, - говорила Ребекка, - Я уверена в этом. Я обещала ей, что
буду заботиться о тебе, и делала это, даже когда мы не знали, кто ты на
самом деле. Как только я тебе понадоблюсь, приезжай в Корнуолл. Без всякого
приглашения, в любой момент. Хотя, я думаю, ты нужна своему отцу. Я рада,
что вы так любите друг друга.
Иногда он бывает очень печальным.
Было приятно думать, что Ребекка всегда готова принять меня, если
возникнет такая нужда.
У меня появились новые интересы. Став признанной дочерью, я получила
большую уверенность, чего мне раньше иногда не хватало, - возможно, из-за
Белинды, которая постоянно напоминала мне о моем положении в этом доме.
Никто, кроме нее, не затрагивал этих вопросов, но Белинда имела на меня
влияние. Я часто даже с какой-то тоской вспоминала о ее возмущающем
воздействии на мою жизнь. Может быть, все это объяснялось тем, что мы росли
вместе, что тайна нашего рождения была долго покрыта мраком и что мы стали
частицей друг друга еще до того, как хоть что-то начали понимать в истории
нашего происхождения.
Однако меня очень быстро захватили мои новые взаимоотношения с отцом.
До этого я считала его кем-то вроде домашнего божества. Я думала, что он
совершенно не обращает внимания на нас, детей, хотя, по правде говоря,
иногда замечала, как он внимательно смотрит на меня. А если он обращался ко
мне (в тот период моей жизни в доме такое случалось не часто), то мне
казалось, что его голос был мягким и добрым.
Белинда часто говорила, что ненавидит его.
- Это потому, что он ненавидит меня, - объясняла она. - Я убила свою
мать, когда родилась. Он считает, что это моя вина. А я ведь ничего не
помню об этом.
С того момента, как у нас сложились новые взаимоотношения, мой отец
взял за обычай говорить со мной о политике. Сначала мне все это было
непонятно, но постепенно я начала входить в курс дела. Я уже знала имена