"Василий Федорович Хомченко. При опознании - задержать (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Становой сразу же отправил Параску в больницу в надежде, что она еще,
возможно, жива и врачи спасут ее. Становой рассказывал все это Богушевичу,
показывал, где и как лежала убитая, где стояли Серафима и Наста. Богушевич
слушал, записывал и с чудовищной ясностью и четкостью представлял себе
(словно видел своими глазами), как женщины сидели на крыльце, как тянули за
концы накинутый на шею Параски платок, как белело и синело ее лицо и
вылезали из орбит глаза... Богушевич бросил карандаш на портфель, тряхнул
головой, чтобы избавиться от жуткого наваждения, попросил станового минутку
обождать. Сидел и сам молчал. Молча, не шевелясь, словно в почетном карауле
стояли понятые, и бляхи их блестели на солнце, как боевые медали. Носик,
заметив, что солнце светит прямо в лицо Богушевичу, стал так, чтобы его
заслонить.
- Как преступницы потом признались на дознании, - снова заговорил
становой, когда Богушевич опять взялся за карандаш, - они сидели втроем на
верхней ступеньке крыльца, Параска - посередине...
Описав двор и начертив схему, Богушевич позвал старуху. Та вынесла еще
одну скамейку, перекрестилась и села, не отводя глаз от руки Богушевича,
записывавшего ее ответы. Ей за семьдесят, убитая Параска приходилась ей
младшей невесткой. Про перстень сказала так:
- Ой, был, был перстенек. Мой он был. Мне пани Софья подарила, когда я
служила у нее горничной. Давно это было. Лет пятьдесят назад, а то и
больше. Дюже дорогой перстень.
- А сколько он мог стоить? - спросил Богушевич.
- Не знаю, а дорогой, - закивала головой старуха, и на ее лице,
сморщенном, желтом, словно у мумии, задрожал острый подбородок. - Дюже
дорогой. Уж больно красивый был. Пани Софья сняла его со своей руки и мне
надела. А ей этот перстень кучер подарил.
- Кучер? Это фамилия пана?
- Нет, тот кучер, что пани возил. Он купил его пани в подарок у
татарина-крымчака. Сами увидите, какой красивый и дорогой тот перстень. За
него пять коров и то мало.
Носик хмыкнул - он тоже знал настоящую цену перстня, а Богушевич
только вздохнул, но не сказал, сколько он стоит на самом деле.
- Где вы были, бабушка, когда случилось несчастье с невесткой? -
спросил Богушевич.
- А в хате, лук вязала.
- И ничего не слышали?
- Шум слышала. Женщины о чем-то говорили. А потом зашла Наста и
сказала, что на Параску немочь напала, лежит и не дышит.
Старуха рассказывала спокойно, даже безучастно, словно о чем-то
обычном. Ни голос не дрогнул, ни на слове не споткнулась, глаза были сухие,
как у птицы. То ли выплакалась и истомилась за эти дни, то ли просто была
неспособна вместить в своей дряхлой душе новое горе и боль - слишком много
выпало их ей на долю за долгий век.
- Бабуля, - не отставал от нее становой, - неужто не слышали вы, как
душили вашу Параску? Неужто она не крикнула?
- А как же, слышала, как крикнула, так я ж думала, что просто шумят,
ругаются.
- Женщины такой народ - не говорят, а кричат, - подал голос один из
понятых.