"Илья Хоменко. Планета пребывания ("Химия и жизнь", 1992, № 8)" - читать интересную книгу автора

по лестничной площадке. Нет, я понимаю, что показать наш мир глазами
пришельца, не будучи при этом пришельцем, никому не под силу. Но зачем же
так примитивно? Наше воображение ограниченно, изобразить нечто абсолютно
чуждое человеческой природе ни одному человеку еще не удалось, но вы ведь
и не попытались даже. Упростили своего странника до привычной литературной
схемы.
Это могло бы быть оправдано каким-то особым авторским замыслом,
сатирическим, скажем. Но ведь нет никакого особенного замысла! Взял ваш
пришелец и ассимилировался под земной шаблон. Далее следует любовная
история, описанная вами столь сочными красками. Ну стоило ли вашему
страннику забираться в такие дали, чтобы стать участником пошловатой
мелодрамы, каких и без него - миллионы? Банально... Курить будете? Нет?
Прилетел, влюбился, и все. Теперь вашему гостю нужно улетать. Куда и
зачем?
Женили бы его на этой девице, раз она ему так нравится. Не обижайтесь.
И не расстраивайтесь. Да, вас постигла неудача. Но ваше литературное
будущее вовсе не безнадежно. Ищите оригинальные идеи.
Литконсультант встал. Встал и посетитель. Пожав протянутую ему руку,
молодой человек придвинул к себе свою рукопись. При этом последние
страницы ее сцепились со скрепкой, соединявшей листы другой рукописи,
лежавшей на столе.
Помогая автору отделить свое творение от чужого, литконсультант
случайно выхватил взглядом обрывок фразы из сцены прощания звездного
странника с пленившей его девушкой. "Мерцающей радугой аромат ее волос
вошел в него навсегда". И, отталкивая взглядом сладко лгущие строчки на
странной, плотной в крапинку бумаге, прошелся он насчет аромата волос со
всем прочим, сказав, что так не бывает.
А через час молодой человек уже удалялся от пригородной станции
железной дороги в глубь осеннего леса. Пахло прелыми листьями. Что-то
очень хорошее в его жизни необратимо становилось прошлым. Время торопило.
Он побежал.
Заходящее солнце запрыгало в кронах деревьев. Поблизости не было ни
души.
Молодой человек почувствовал это и начал изменяться. Сначала потеряли
форму руки, превратились в какие-то странные отростки и всосались внутрь
расплывающегося туловища. Затем исчезла, слившись с телом, одежда.
Молодого человека не стало. Какое-то время он переливался по земле
огромной каплей, не оставляющей следа, потом поплыл в воздухе тонким
прозрачным шлейфом, словно сотканным из цветочной пыльцы, разбился о
высокое дерево и впитался в землю у самых его корней. И дерево тоже начало
изменяться, отбрасывая ненужный камуфляж листьев, сглаживая морщины коры,
пряча куда-то внутрь тяжелые ветви. Огромная и гладкая, будто из
полированного металла, сигара совершенно беззвучно оторвалась от земли и
почти мгновенно исчезла в безоблачном сумеречном небе. Место, которое она
покинула, тут же заросло желтеющей осенней травой. Исчезли опавшие листья,
завалившие было образовавшуюся в лесу маленькую поляну.
Рукопись, брошенная в лесу молодым человеком, тоже начала растворяться
в воздухе. Сперва растаяла бумага. Несколько секунд еще можно было
различить слабо сияющие голубоватым светом буквы, сплетенные в слова.
"Будьте счастливы, покидая дорогой вам край, - ведь вы уносите его в себе