"Искатели приключений: откровения истории" - читать интересную книгу автора (Бенцони Жюльетта)

ЖИЛЬ ДЕ РЭ. СИНЯЯ БОРОДА

Ночной привал был слишком коротким. Все четыре лошади падали от усталости, особенно передняя, везшая двойную ношу. Мрачным ноябрьским утром хлестал дождь, превративший в месиво дороги. От грязи и сырости проржавели бы латы, если бы их предусмотрительно не смазали салом. Но молодой всадник, скакавший во главе этой адской гонки, яростно противился любым попыткам сбавить темп. Люди, посланные за ним в погоню, давно отстали. Но пока они находились на землях Туара, их безопасность не могла быть полной. Жиль де Рэ отлично это знал.

С его плеча соскользнула головка Катрин, отяжелевшая от сна. Он резким движением поправил ее, что разбудило девушку. Сквозь полуопущенные ресницы она сонно взглянула на него, нерешительно улыбнулась и вновь закрыла глаза. Ока так устала, что даже тяжелый галоп лошади уже не отдавался болью в ее измученном теле. Она откинула голову на плечо юноши, зажатая его рукой так, что ребрам было больно. Нет смысла бороться с судьбой, тем более, когда сама призывала ее изо всех сил. Она любила этого шестнадцатилетнего парня, похитившего девушку с ее полного согласия.

Сквозь полуопущенные ресницы девушка, почти еще девочка, поскольку Катрин де Туар только что минуло пятнадцать лет, смотрела на своего похитителя. Ей казалось, что она никогда не перестанет любоваться этим рано посуровевшим лицом, на котором пробивающаяся бородка только подчеркивала измученные черты. Ее особенно очаровывали его глубокие черные глаза, может быть из-за своего выражения, одновременно жадного, отстраненного и вместе с тем пылкого… Вообще-то она не очень старалась разобраться в своих чувствах. С момента их первой встречи она чувствовала себя слабой и безвольной в его присутствии.

Измученная лошадь едва не упала, споткнувшись о камень. Жиль, стиснув зубы, железной рукой удержал ее. Поверх его наплечника из толстой кожи Катрин были видны трое его спутников, скакавших в полном молчании, опустив голову.

Внезапно вооруженная группа людей преградила им путь: человек двадцать воинов, во главе которых выделялся старый рыцарь с непокрытой головой. Его лицо в ореоле седых волос, единственное живое пятно в этой одетой в железо статуе, поражало своим сходством с Жилем. С той лишь разницей, что обветренное лицо старика было изборождено морщинами, да волосы были почти белые, в то время как шевелюра молодого барона де Рэ была иссиня черной. Катрин догадалась, что это был дед Жиля, грозный Жан де Краон, взявший осиротевшего мальчика под свою опеку и воспитавший его. Он стоял под дождем, опершись обеими руками о рукоять длинного меча, внешне невозмутимый. За ним в тумане виднелся полуразрушенный силуэт колокольни маленькой церкви. Еще дальше несла свои воды Луара.

Жиль остановил коня рядом с дедом. Не говоря ни слова, он отпустил Катрин, и она соскользнула с седла прямо в протянутые ей навстречу руки старого сеньора. Жан де Краон был немногословен.

– Священник ждет вас, – сказал он. – Надо спешить.

Катрин внезапно покраснела под промокшей насквозь вуалью.

– Нас обвенчают? Так скоро? Но я думала, что мы находимся в слишком близком родстве и церковь будет противиться нашему браку?

Выражение, отдаленно напоминавшее улыбку, промелькнуло в лице Жана де Краона.

– Не все священники так глупы, – проворчал он. – И слово «противиться» мне не знакомо. Пошли.

Вся группа вошла в церковь, где у престола в торжественном облачении их уже ждал священник. Это был невысокого росточка монах с беспокойным взглядом и крошечной тонзурой. Достаточно было увидеть, какие затравленные взгляды он бросал на Жана де Краона и его людей, чтобы понять, какие средства были пущены в ход старым сеньором, дабы убедить молодого священнослужителя преступить запрет и обвенчать молодую пару.

Дрожа всем телом, Катрин де Туар преклонила колени рядом с тем, кто вскоре станет ее супругом, и попыталась прочесть молитву. Но в столь странной обстановке ей это далось с трудом. Какая странная свадьба! На ней не присутствовало ни одной женщины. Только закованные в латы мужчины с суровыми лицами воинов, сомкнувшие руки в железных перчатках на рукоятях мечей. Было холодно, влага сочилась с позеленевших от сырости стен, дождь капал прямо на скамью через пролом в крыше. Новобрачная, дрожащая под своей накидкой, насквозь промокшей и оттого ужасно тяжелой, чувствовала себя жалкой и покинутой. Право, что за странный способ породниться избрали наследники двух самых могущественных домов края: семья Туаров, принадлежавшая княжескому роду, и семья Рэ-Лаваль, богатейшая во всей Бретани и Анжу!

Священник торопился поскорее закончить церемонию. Он поспешно благословил молодых супругов, и все было кончено.

– Венчание закончено, – сказал монах со вздохом облегчения.

Несколько минут спустя увеличившаяся кавалькада поскакала дальше по раскисшей дороге. Жиль и Катрин опять сидели вдвоем на лошади под проливным дождем. Без особых трудностей переправились через Луару. Вскоре в конце дороги замаячили одиннадцать башен Шантосе, родового гнезда Жана де Краона и Жиля. Они были дома.

То, что Катрин принимала за самое романтическое бракосочетание по любви, в действительности было всего лишь блестящей операцией, задолго тщательно подготовленной. Старый Жан де Краон, огромное состояние которого ничуть не утоляло его аппетитов, желал для своего внука самой блестящей партии. Жиль сам был очень богат и следовательно должен был жениться только на очень богатой девушке. Жан де Краон руководствовался принципом: золота и могущества никогда не бывает слишком много. Кроме того он искренно любил внука. Он был в его глазах единственным достойным продолжателем рода, после того как в кровавой грязи Азенкура сложил голову единственный сын старого сеньора. У Жиля, правда, был брат, Рене де ля Сюз, прозывавшийся так по имени одного из феодальных владений семьи, но это был юноша слабый, безвольный, совершенно не интересовавший Краона.

Выбор старейшины рода пал на Катрин де Туар, внушительные владения которой лежали как раз посредине между анжуйскими землями Краона и бретонскими землями Рэ-Лавалей. Единственным, но серьезным препятствием к браку было близкое родство молодых людей: они были двоюродными братом и сестрой. Однако гаев церкви не очень-то страшил Краона и Жиля. Когда отец девушки, Миле де Туар, внезапно скончался в Мео, они решили перейти в наступление. Жиль нанес несколько визитов Катрин и ее матери, Беатрис де Монжан. Влюбить в себя девушку было для него проще простого. Так же просто оказалось уговорить ее на побег, чтобы свершилось непоправимое, а церковь была бы поставлена перед свершившимся фактом. Однажды ноябрьским вечером 1420 года Катрин, погруженная в мечты, задержалась на берегу Туэ в то время, как все уже вернулись в замок. На нее набросились Жиль с тремя своими людьми, и пока часовые на башнях Туара били тревогу, они увезли свою добычу, пустив коней в бешеный галоп.

За толстыми стенами Шантосе Катрин ждала странная супружеская жизнь. Вечером того же дня, когда состоялось их венчание в маленькой церквушке, затерянной среди полей, она стала супругой Жиля, так и не поняв толком, что с ней произошло. Все было так неожиданно, так быстро! Однако утром, проснувшись в огромной кровати под куртинами в комнате башни замка, она с улыбкой встретила серый ненастный день, радуясь жарко пылавшему огню в камине, этой новой обстановке, означавшей для нее начало новой жизни, полной радости и любви. Но когда она поискала глазами молодого супруга, ей сообщили, что он рано утром уехал на охоту со своими обычными спутниками и вернется через дня два-три, не раньше. Катрин грустно вздохнула. Значит это и была та страстная любовь, которую он обещал ей этим летом под ивами Туара? Грубые объятия, жестокое обладание… и потом одиночество?

Но когда во время обеда она очутилась лицом к лицу с Жаном де Краоном, ожидавшим ее, стоя под величественным балдахином с гербами, она, вытянув длинную стройную шею изумительной белизны, гордо вскинула голову, увенчанную высоченным чепцом в виде конуса из муслина цвета лазури. Она не хотела, чтобы он заметил, что она плакала. Это проявление гордости понравилось старому сеньору, и он, отечески улыбнувшись, предложил ей руку, чтобы проводить к столу.

– Жиль скоро вернется, милочка, не волнуйтесь! – успокоил он Катрин. – Правда, он никогда не мог противиться своему инстинкту охотника при одном упоминании о стае волков.

За обедом он не спускал с нее глаз. Она была гораздо лучше, чем он думал. Конечно, не красавица, но высокая и тоненькая, скорее элегантная и породистая, чем красивая. У нее были блестящие глаза орехового цвета, белая нежная кожа. Но самым красивым во всем ее облике были мягкие белокурые волосы, заплетенные в тугие толстые косы, которые едва помещались под изощренным головным убором конусообразной формы. Очаровательная и богатая владелица прекрасных земель, Катрин была как раз такой внучкой, о которой он мечтал. И старый Краон улыбнулся, довольный собой.

Катрин прожила в Шантосе совсем немного, когда ей был преподнесен сюрприз, наверное единственный приятный сюрприз за всю ее супружескую жизнь. Через месяц после ее свадьбы она присутствовала на повторном бракосочетании Жана де Краона, недавно овдовевшего с… ее собственной бабушкой, Анной де Сийе, женщиной еще молодой, ласковой и скромной. Увидеть ее воцарение в Шантосе в качестве супруги и хозяйки было для бедной девушки, оторванной от родных корней, возвращением в еще столь недавнее прошлое, обретением тепла домашнего очага. А главное с появлением Анны в доме почувствовалось нежное женское присутствие, так недостававшее этому жилищу, заполненному одними мужчинами, которые, казалось, были сделаны из того же железа, что их доспехи. Такое присутствие вскоре очень пригодилось, когда ей пришлось столкнуться с первыми житейскими невзгодами. Церковь воспротивилась браку, заключенному в спешке, вопреки ее запрету, и объявила его недействительным, потребовав, чтобы молодые супруги расстались в ожидании окончательного приговора. Тем самым они бы показали свое раскаяние и доказали чистоту своих намерений. Официально им пообещали, что брак будет затем заключен вновь по всем правилам и молодые получат благословение. Жиль и его дед повиновались этому решению. Катрин покинула Шантосе и вернулась в Туар самое большое на три месяца, ибо сеньоры Шантосе были слишком беспокойными христианами, чтобы церковники осмелились заставить их ждать хоть на день дольше. Жиль, впрочем, часто ездил навещать жену, по отношению к которой он опять стал пылким возлюбленным. Тем временем эмиссары загоняли коней, скача в Рим и обратно, чтобы получить официальное разрешение Святого отца. Поскольку брак состоялся фактически, а молодые не были прямыми родственниками, в Риме приняли во внимание послушное поведение молодых и без лишних проволочек выдали разрешение на заключение брака. 21 апреля 1421 года вновь состоялось бракосочетание Жиля де Рэ и Катрин де Туар. Венчание прошло на этот раз в торжественной обстановке, венчал их сам епископ Анжера. Затем Катрин вернулась в Шантосе.

– Теперь нас больше никто не сможет разлучить, – сказал Жиль, когда они рука об руку вступили на подъемный мост крепости. – Мы связаны друг с другом навеки, до самой смерти.

Она улыбнулась ему, слишком счастливая от услышанных торжественных слов. Но он произнес их без улыбки, даже не глядя на нее. Это можно было бы принять за клятву в верной любви, если бы не тон, коим слова были произнесены. В нем не было и намека на нежные чувства. Он опять казался таким далеким, отрешенным. Однако этой ночью он любил ее с таким пылом, так неистово, что молодая женщина почувствовала себя совершенно счастливой, хотя разбитой и немного испуганной. Она начала догадываться, что в этом странном красивом юноше таилась какая-то таинственная недобрая сила. Казалось, он пребывал в постоянной раздвоенности. Временами в нем просыпалась грация и обаяние на зависть любому придворному щеголю, а то вдруг будто адское пламя вырывалось из глубин этой спокойной, дремлющей Души, открывая такие бездны садистской жестокости, что становилось страшно. Мало-помалу пылкая любовь Катрин подернулась налетом тревоги и страха.

Поистине среди дам Туара установилась мода на браки! Вслед за Катрин и ее бабушкой, Анной де Сийе, настал черед матери. Вдовевшая год Беатрис де Монжан решилась на повторный брак, приняв любовь и покровительство одного молодого сеньора, камергера двора дофина Карла. Звали его Жак Мешен де ля Рош Эро. Это покровительство было для Беатрис не только счастьем, но и насущной необходимостью. Дело в том, что заполучив Катрин, Жиль де Рэ и Жан де Краон намеревались сразу же наложить руку и на ее наследство, которое, по их разумению, принадлежало им по праву после смерти Миле де Туара. Особенно им приглянулись два замка: Пузож и Тиффож в Пуату, которые они рассматривали прежде всего как превосходные опорные пункты. Но эти замки находились в собственности Беатрис де Монжан, которая ответила категорическим отказом на предложение Краона передать их ему взамен на большое владение в Лимузене. Но она еще не знала, сколь настойчивы были ее новые родственники и как трудно было заставить их отступить, если уж они что-то задумали. Очень скоро она убедилась в этом на своем горьком опыте.

Она и не подозревала, что капитан гарнизона в замке Тиффож, Жан де ля Ноэ, был человеком Краона.

Катрин пряла шерстяную пряжу в большом зале, когда, кортеж, миновав зубчатую решетку входа, остановился во дворе замка. Она подбежала к окну и узнав в прибывших мать и тетку, вскрикнула от радости. Затем бросилась к выходу, торопясь встретить дорогих гостей. Но ее удержала тяжелая рука Жиля.

– Останьтесь…

– Но… там моя мать и тетя Изабель, я хочу оказать им радушный прием, коего они заслуживают.

– Останьтесь, говорю вам. Сейчас и речи быть не может о радушии.

Не отпуская Катрин, он в свою очередь подошел к окну. Катрин тоже посмотрела вниз и онемела от изумления. Вместо того, чтобы проводить обеих дам в парадные покои, их вели к тюрьме. У обеих были бледные утомленные лица, казалось они вот-вот упадут от усталости. Катрин не сдержала крика гнева и Негодования, и вырвала свою руку из цепких пальцев мужа.

– Это моя мать! Как вы смеете так обращаться с благородной дамой, ставшей к тому же вашей ближайшей родственницей после нашего брака? Какой стыд, вы же рыцарь!

Жиль нехотя улыбнулся. Сверкнули белоснежные зубы, особенно яркие на загорелом чернобородом лице.

– Только от них зависит, чтобы с ними обращались соответственно их положению со всевозможным почтением. Им надо помочь в этом, и я рассчитываю на вас. Ваша мать, Катрин, проявляет крайнее упрямство. А ей всего-то и надо отдать нам Пузож и Тиффож взамен огромного имения в Лимузене, и все станет на свои места.

– Так все это делается вами из одной корысти, Жиль?

Молодой человек раздраженно передернул плечами. Что за мания у этих женщин везде приплетать чувства, даже там, где чувствам вообще нет места? Речь идет о деле, а не о каких-то охах и вздохах!

– Здесь не одна корысть. Мы воюем с англичанами, милочка моя, а вы, кажется, совсем об этом забыли. Вот уже два года прошло, как умер бедный Карл VI и они избрали королем, в ущерб интересам монсеньора дофина, ребенка, рожденного от покойного короля Генриха V и Катрин Французской. Бедфорд, удерживающий Париж нарек себя регентом королевства, англичане теперь грабят и опустошают наши земли. Уже год как Бедфорд отнял у нас замки Амбриер и Сент-Обен и отдал их одному из своих прихвостней. Необходимо, чтобы наши земли сейчас составляли единое целое, тогда их легче будет защищать. Мы не можем идти на риск и оставлять в слабых женских руках такие важные стратегические укрепления как Пузож и Тиффож разделяющие надвое наши владения. Имение, которое мы предлагаем вашей матери, очень богатое, так что ее интересы ничуть не пострадают.

– Если она отказывается, значит у нее есть на то веские причины, – возразила Катрин.

Рука Жиля больно стиснула ее плечо. Она увидела в его глазах опасный огонек и в страхе отшатнулась.

– Я не советую вам поощрять ее на этом пути, Катрин. Сейчас вы отправитесь в тюрьму и скажете именно то, что я велю. Если ослушаетесь, останетесь там вместе со своими родственницами. Вы еще не знакомы с подземными темницами Шантосе, не правда ли? Туда я и отправлю этих дам… и вас, если не послушаетесь меня.

Катрин, чуть не плача, покорно опустила голову. – Да, монсеньер, я повинуюсь вам.

Но Беатрис де Монжан оказалась женщиной упрямой. Она знала, что ее борьба носит чисто символический характер, ибо дед с внуком уже забрали себе Пузож и Тиффож. Но уступать она не хотела. Не помогли ни слезы дочери, ни угрозы, ни даже мольбы ее молодого супруга, просившего ее пойти на уступки. Уже трое гонцов, отправленных Жаком Мешеном к Жилю и Краону томились в печально известных темницах Шантосе. Краоны тоже были непреклонны. Анна де Сийе, которой не было в замке в момент пленения Беатрис, бросилась к ногам своего старого грозного мужа, чтобы вымолить освобождение своей дочери. Все напрасно!

Дед и внук от угроз перешли к действиям. Однажды утром Беатрис де Монжан, закованную в цепи, привели на берег Луары. Там она увидела приготовленный кожаный мешок и рядом – тяжелый камень. Ей дали понять, что если она будет и дальше упорствовать, ее зашьют в мешок и бросят в реку. В ответ Беатрис только пожала плечами.

– Вы можете меня убить, но вам не заставить меня отказаться от своих законных прав!

Ее вернули в подземелье. Прошло еще несколько дней, и совместные мольбы, орошенные слезами Катрин и ее бабушки, достигли наконец цели. Беатрис де Монжан, совершенно обессиленная, но не покорившаяся была отослана к супругу. Однако крепости ей так и не вернули. Раз не удалось заставить ее уступить им замки «по доброй воле», захватчики просто удерживали их силой, и точка.

Но начиная с того злополучного дня, Катрин почувствовала, как супруг все больше отдаляется от нее. Он даже перестал навещать ее по ночам, и Катрин терялась в догадках, не зная, чем объяснить эту холодность. Любовницы у него не было, ни одна девушка по соседству не приходила пожаловаться на молодого сеньора. Анна де Сийе открыла ей глаза. Она обратила внимание внучки на смазливых пажей, обычно окружавших ее супруга, который осыпал их золотом и одевал в шелка.

– Жиль не любит женщин, моя милая.

Много слез пролила Катрин в одиночестве в тиши своей комнаты. Но чем она могла помочь своему горю? Она теперь знала, что Жиль ее не любит, да и никогда не любил. Он женился на ней только из любви к ее землям, а нежные чувства испытывал только к двум замкам. У нее же даже не было ребенка, чтобы излить на него свою невостребованную нежность.

Вскоре он уехал к королю Карлу VII по призыву его тещи Иоланды Арагонской, бывшей в качестве герцогини Анжуйской сюзереном Краонов. Жиль оставался неизменно верен королю и был крайне враждебно настроен по отношению к англичанам. Эта его верность в соединении с отчаянной храбростью являлась неоспоримым достоинством Жиля, способным превратить его в образцового рыцаря. Разве не текла в его жилах кровь Дю Геклена, которому он приходился внучатым племянником? Он отправился на королевскую службу с тем большим рвением, что ему было известно, как нуждался в помощи бедный монарх из Буржа, отверженный собственной матерью, преследуемый англичанам. Жиль горел желанием отдать свой меч и достояние на служение королю.

Катрин осталась одна в роскошном замке Шантосе, в компании стариков. Но великолепные расписанные залы, чудесные гобелены, шитые серебром и золотом, пушистые ковры, изумительные шелка, драгоценная утварь и золотая посуда – все это потеряло свою прелесть в ее глазах, когда рядом не стало Жиля. Если бы не надежда когда-нибудь увидеть его снова, она бы ушла в монастырь.

Тем временем при дворе Жиля ждала странная встреча, осветившая его жизнь краткой вспышкой ослепительно яркого света.

– Любезный Дофин, меня зовут Дева Жанна. Моими устами с вами говорит Царь Небесный, чтобы сообщить вам, что вы будете помазаны и коронованы в городе Реймсе и станете с той поры наместником Божьим, ибо подлинным королем Франции является сам Господь Бог… Чистый голос летел над головами изумленно притихших придворных. Он поразил в самое сердце Жиля, стоявшего в толпе, окружавшей Ля Тремуя, который, облачившись в пышные одежды, пытался убедить Жанну, что он-то и есть король. Но она, покачав головой, спокойно прошла сквозь ряды сеньоров и подошла к Карлу VII. Он спрятался в самых последних рядах. Но именно перед ним и ни перед кем другим она преклонила колени. Потом она заговорила и заплутавшаяся в потемках душа Жиля-Бретонца, по-детски жадная до чудес, впитывала каждое ее слово.

Однако в этой девушке, явившейся сюда из Лотарингии и стоявшей сейчас перед королем без тени гордости, но и без робости, не было ничего необыкновенного. Она была высокого роста, хорошего сложения, сияющая свежестью и здоровьем. Она чувствовала себя непринужденно в мужском платье, но ни в ее чертах, ни в спокойном голосе не было ничего, что могло бы указать в ней на существо неземное. Разве только глаза… Чистые и необычно глубокие. Когда они останавливались на вас, казалось, взгляд проникает в самые темные закоулки души.

Теперь король и Жанна беседовали в нише окна. Жиль не сводил с них глаз, пожираемый любопытством. Что она говорила королю? Какие секреты ему открывала? Бледное лицо Карла VII постепенно обретало краски, тусклый взгляд посветлел. Наконец на его устах заиграла улыбка.

Мгновение спустя Жилю было поручено охранять Жанну, которую отныне он был обязан повсюду сопровождать. Когда его представили девушке, он, не зная что сказать, робко улыбнулся, почувствовав вдруг, как его заливает волна никогда доселе не знакомого счастья, смешанного, с чудесным ощущением чистоты и свободы. Жанна ласково улыбнулась в ответ.

С той поры он не отходил от нее ни на шаг. Вместе они сражались в Орлеане. Ради нее, чтобы не омрачать ее ясный взор, он заставлял себя и своих людей изгнать из своей речи грубые солдатские словечки, держал в отдалении свою двусмысленную пажескую свиту. Чувство, которое он испытывал к Жанне, нельзя было назвать любовью в грубом плотском значении этого слова. Это было скорее похоже на притяжение, которое оказывает на человека ангел небесный. В его глазах она была посланницей неба, в этом он ничуть не сомневался. Он любил ее, как любят Бога, только эта любовь была более человечна, ибо он мог видеть ее, коснуться ее, заговорить с ней. Ей достаточно было улыбнуться ему своей спокойной, мягкой улыбкой, и он уже был счастлив. С того дня их первой встречи, 8 марта 1429 года, он стал другим человеком. Для нее он совершал чудеса храбрости. А она в ответ сыграла роль в жизни Катрин, так долго пребывавшей в одиночестве.

Жиль и Жанна были знакомы всего несколько дней. Вместе они изучали военную премудрость, готовясь к широкому наступлению на Орлеан. Как-то утром Дева Жанна неожиданно заявила:

– Мессир! Среди дам в окружении королевы Марии и королевы Иоланды я никогда не видела дамы де Рэ. Как случилось, что ее нет рядом с вами, особенно в этот час, когда вы в скором времени подвергнетесь смертельной опасности?

Жиль почувствовал себя неловко. Глаза Жанны просвечивали его насквозь.

– Моя супруга предпочитает жизнь в замке. Она… у нее мирный нрав, она не очень любит шумную светскую жизнь.

Жанна д'Арк медленно покачала головой.

– Она не любит противиться вашим желаниям, мессир Жиль, и предпочла бы жить подле вас, если бы вам было угодно выразить подобное желание. Негоже жить врозь тем, кого соединил сам Господь, помните об этом!

Эти строгие слова были произнесены спокойным и мягким тоном. Жиль опустил голову как напроказивший ребенок. В тот же вечер он покинул Шинон во главе отряда из нескольких всадников и помчался во весь опор в Шантосе. Его любимец, великолепный конь по кличке Щелкунчик, мчался как пущенная из лука стрела. Вскоре вдали показались башни замка. Жиль ворвался в комнату, где сидела Катрин, и упал к ее ногам.

– Перед битвой, любимая, мне захотелось повидать вас еще раз, – сказал он совершенно искренне, ибо власть Жанны над ним была столь велика, что он забыл, что явился сюда почти по ее приказу. Раз она пожелала этого, он не мог тоже не желать своего возвращения.

Катрин, плача и смеясь, упала в объятья вновь обретенного супруга. Всю ночь они не смыкали глаз, а наутро он пустился в обратный путь, оставив в замке счастливейшую из женщин.

Орлеан был освобожден, и началось триумфальное шествие к коронации. Жиль не расставался с Жанной. Катрин же наконец обнаружила у себя признаки, обещающие ей долгожданное материнство, и целиком погрузилась в счастливое ожидание. Ее состояние не позволяло ей предпринимать путешествие в Реймс. Она не увидела торжества Жиля, получившего из рук короля звание маршала Франции. Она не могла полюбоваться его великолепными одеждами лилового бархата, подбитого драгоценным горностаем и шитого золотом, когда он верхом сопровождал до самых ступеней алтаря святой сосуд для миропомазания короля, не слышала, как нетерпеливо звенят копыта верного Щелкунчика по плитам собора. Катрин ждала ребенка Жиля на земле, принадлежащей Жилю, и о большем не мечтала. Ребенок появился на свет в декабре. К сожалению, это была девочка. Ее нарекли Марией.

А Жиль все воевал. Он был рядом с Жанной, когда ее ранило под стенами Парижа. Но он отсутствовал, когда ее захватили в плен у Компьеня в результате подлого предательства Гийома де Флави… Ее пленение стало для него страшным ударом. Он предпринял все возможное и невозможное, чтобы спасти ее, даже пойдя против своего кузена Ля Тремуя, которому поклялся в верности и который оказался главным виновником гибели Жанны. Он попытался организовать атаку на Руан, но его усилия оказались тщетными. Драма шла к своей ужасной развязке. 30 мая 1431 года на площади Старого рынка запылал костер…

Жиль не увидел величия и славы в пламени, прибавившем блеска уже ярко воссиявшему мученическому венцу Девы-освободительницы. Для него этот огонь ознаменовал начало головокружительного падения в бездонную пропасть, откуда Жанне удалось его вытащить. Как же так? На костре сожгли как колдунью ту, кого он почитал как дочь самого Господа Бога? Ту, что он почитал как святую? Значит мечта осталась мечтой, ангел был лишь мимолетным видением. На земле все было только грязь, тлен, подлость. Небеса слишком высоко, до них не достать. Доступным был только дьявол, лишь его можно было иногда коснуться рукой… Повернувшись спиной к раю, Жиль в отчаянии, разочаровавшийся во всем, решительно направил свои стопы в направлении ада.

Для Катрин, запертой в замке Шантосе, начались черные дни. Жиль вернулся, но был мрачен, жаден до удовольствий и наслаждений, швыряя деньги направо и налево, пуская на ветер свое огромное состояние. Катрин не узнавала мужа. Он же, казалось, вовсе перестал ее замечать, обращался с ней, как с совершенно чужой ему женщиной, ни разу не взглянул на дочь.

Вокруг него вечно толпились грубые, жестокие люди: Жиль де Сийе, кузен Катрин, Роже де Бриквиль, молодой и смазливый Этьен Корийо. Почти каждую ночь в Черной башне замка устраивались оргии, оттуда в ночной тиши до покоев Катрин, где она жила с дочкой, часто доносились пьяные крики.

Анна де Сийе умерла, старый Жан де Краон совсем одряхлел. В округе люди перешептывались, с опаской оглядываясь на молчаливые башни замка. Стали пропадать дети, в основном молоденькие мальчики. Однажды их встречали в компании с одним из приятелей Жиля, а потом они исчезали бесследно. Бывало и иначе. Кто-нибудь из собутыльников Жиля, Сийе или Бриквиль, являлся к родителям особенно красивого мальчика и платил им золотом, чтобы те позволили сыну уехать с тем, чтобы потом сделать из него пажа. Потом от мальчика вести приходили все реже. Если же отец с матерью справлялись о нем, он всегда был то в Тиффоже, то в Машкуле или еще в каком-нибудь из многочисленных замков Жиля де Рэ.

Жиль же вел все более и более роскошный образ жизни. Ни у кого не было таких важных слуг, такого богатого дома. Он организовал у себя целую капеллу маленьких певцов, их чистейшие, тщательно отобранные голоса служили утонченным угощением знатокам.

Страсть Жиля ко всему прекрасному, к гармонии, искусству, казалось, росла с каждым днем. За книгу в редком переплете или чудесный ковер он мог выложить целое состояние. Никто не мог с ним сравниться в щедрости и расточительности, ни у кого не было столь тонкого вкуса, как у этого воина.

15 ноября 1432 года скончался Жан де Краон. В этом событии Катрин поразило одно обстоятельство. Дед, любивший Жиля больше всего на свете, воспитавший его, сделавший его к несчастью таким, каким он стал, привив ему вкус к роскоши, пробудив в нем жестокость и безграничную гордыню, в свой последний час не пожелал проститься со своим любимцем. Другому внуку, Рене де ля Сюз, которого он до сих пор презирал, которого не хотел замечать, оставил старый рыцарь в наследство свой меч. Катрин, проведшая долгие часы на коленях у ложа умирающего сеньора-разбойника, не могла понять, почему при упоминании о Жиле в глазах старика вспыхивал безумный страх и он пытался слабой рукой прогнать прочь от себя кошмарное видение… Старый Жан де Краон унес эту тайну с собой в могилу. Но Катрин вскоре предстояло открыть секрет.

Стояла зимняя ночь, вокруг башни замка жалобно завывал ветер. Пришлось снять со шпилей башен шелковые вымпела, не то ветер сорвал бы их. Несколько крыш не досчитались черепиц, разбившихся с грохотом о камни двора. Запершись в комнате со своими служанками, Катрин не знала, как успокоить раскапризничавшуюся Мари. Может быть, девочке было страшно, но главная причина заключалась в том, что у нее был жар. Она вся покраснела, и ее бил беспрестанный кашель. Катрин в страшной тревоге не находила себе места. В свои три года Мари была слабеньким и хрупким ребенком.

Знахарь замка умер два дня назад. Катрин не знала, каким святым молиться, когда ей вдруг вспомнилось, что Жиль пригласил к себе за большие деньги людей, занимавшихся с ним алхимией, его новой страстью. Некоторые из них говорили, что они медики, ученые, знавшие все и вся. Может быть, кто-нибудь из них поможет Мари?

Укрепившись в этой мысли, Катрин набросила накидку на ночную рубашку, чтобы хоть как-то укрыться от пронизывающего холода, стоявшего в коридорах замка. С факелом в руке она направилась в покои мужа, отказавшись от сопровождения служанки. Она знала, что Жилю не понравится, что она бродит в этой части замка в столь поздний час, но волнение за жизнь Мари придавало ей необходимую храбрость и силу, чтобы она могла противостоять гневу своего грозного супруга.

У дверей Жиля она остановилась и прислушалась. За толстенными створками дверей стоял адский шум: пение, хохот… и еще пронзительные, ужасные крики. Тем не менее она постучала в дверь, но из-за страшного шума никто не услышал ее стука. Тогда она тихонько приоткрыла дверь и заглянула в комнату. Увиденное заставило ее отшатнуться в ужасе. Кровь отхлынула у нее от лица.

Оргия, открывшаяся ее взору была столь отвратительной, что это невозможно было передать словами. Но главным во всем этом кошмаре был ребенок, лежавший на столе с вспоротым животом и испускавший дикие вопли. Видно было, что он вот-вот испустит дух. Вокруг все было залито кровью.

Обезумев от страха, Катрин вскрикнула и, не закрыв дверь, пустилась бежать, зажав ладонями уши. Теперь она знала, как ее муж проводить ночи!

Ее первой реакцией было схватить на руки дочку и бежать вон из проклятого замка, куда глаза глядят. Но как в такую бурю, ночью выносить на мороз больного ребенка? Она всю ночь провела в молитвах, опустившись на колени у кроватки девочки, обливаясь горючими слезами.

Наутро Мари полегчало. Но по приказу Жиля к Катрин явился Роже де Бриквиль и заявил, что она должна укладывать сундуки. Отныне ей надлежит поселиться в замке Пузож с прислугой и дочерью. Катрин не стала спорить и с ужасом, отныне поселившимся у нее в душе, с разбитым сердцем, покинула Шантосе, чтобы никогда больше туда не возвращаться. Жиля она еще раз увидела лишь однажды и то при трагических обстоятельствах.

Шло время. Живя в Пузоже, Катрин редко получала весточку о муже, эти вести становились все тревожнее. Он понемногу разорялся на всевозможные безумства, распродавал одно за другим свои владения. Даже великолепный замок и земли Шантосе были проданы, и Жиль обретался теперь в Тиффоже, слухи о его жизни доносились все те же. Там, где он появлялся, пропадали дети. Катрин и родственникам Жиля пришлось бороться, чтобы сохранить хотя бы часть его состояния.

Затем, 15 сентября 1440 года разыгралась драма. В этот день к воротам замка Машкуль явились люди герцога Бретонского во главе с капитаном Жаном Лабе, сопровождаемые нотариусом Робеном Гийоме, который выступал от имени епископа-канцлера Жана де Малетруа. Жиля де Рэ арестовали.

На процессе, открывшемся в Нанте, открылась бездна ужасных преступлений. Жилем были умерщвлены около трех сотен детей, последние из которых погибли во время сатанинских месс. Судьи, которые в ту жестокую эпоху не отличались особой впечатлительностью, выслушали показания целой вереницы родителей маленьких мучеников. Теперь страх больше не мог заставить их молчать. Выплыла вся правда о ночных оргиях, столь обожаемых Жилем, об ужасном разврате сеньора де Рэ. Вместе с ним было арестовано множество его сообщников, среди которых был один итальянец, Франческо Прелати, дурачивший Жиля в течение долгих месяцев своими заклинаниями, якобы призывавшими дьявола.

Жиль сначала все отрицал, отвечая высокомерным презрением на все обвинения. Но когда его отлучили от церкви, он сдался. Его обращение оказалось таким же бурным и безграничным, как и все, что он делал. Он признался во всем, обливался слезами, просил прощения у всех, кому он причинил столько страданий. Это раскаяние было столь искренним, идущим из самых глубин души, что в день его казни жарче всех молились за него те, чьих детей он погубил.

26 октября 1440 года Жиля де Рэ и двоих его сообщников повели на казнь. Огромная толпа: все жители города, судьи, священнослужители – сопровождала осужденных к месту казни. В толпе шла и Катрин, вся в белом по просьбе мужа, который умолял и ее о прощении… Наверное, это был самый великий миг торжества Жиля де Рэ, идущего на смерть с молитвой на устах. Его повесили, затем под виселицей разожгли костер. Жиль де Рэ исчез в языках пламени.

Но тело не успело сгореть полностью. Его вытащили из огня и передали семье для захоронения в церкви Нотр-Дам дю Мон-Кармель в Нанте. Что до Катрин, ее сердце окончательно освободилось от Жиля. Страшная сцена, увиденная ею в Шантосе, убила в ней ту малость, что еще оставалась от любви к мужу. Она молилась за спасение его души в час казни, но встретила его смерть бесстрастно. Спустя некоторое время она вышла замуж за Жана де Вандом…