"Эрнест Уильям Хорнунг. Костюмированное представление" - читать интересную книгу автора

револьвером самым устрашающим образом. И когда я поднимался вверх по
лестнице, перепрыгивая сразу через три ступени, белые зубы негра гулко
отбивали дробь. Почему я столь решительно побежал вверх, словно никакого
иного пути для меня и не существовало, объяснить я не могу. Однако весь сад,
лужайки и нижний этаж были буквально забиты людьми, и мне, по-видимому,
ничего иного уже не оставалось.
Я ворвался в первую попавшуюся комнату. Это оказалась спальня, пустая,
хотя и освещенная. Никогда не забуду, как я вздрогнул, войдя внутрь и
столкнувшись с ужасного вида злодеем, которым, как выяснилось, был я сам, -
таким отразило меня во весь рост стенное зеркало. В маске, с оружием в
руках, облаченный в лохмотья, я и в самом деле казался вполне заслуживающим
пули или петли. Мысленно я смирился с любым из оных исходов. Тем не менее я
спрятался в гардеробе за дверцей и стоял там, дрожа всем телом и кляня свою
судьбу, свою глупость, а также - более всего и чаще всего - Раффлса. Это
продолжалось, как я полагаю, около получаса. Затем дверца гардероба внезапно
распахнулась - кто-то бесшумно прокрался в комнату, - и меня, будто
пленника, потащили вниз по лестнице самым постыдным образом.
Вслед за этим в холле разыгралась ужасно бурная сцена. На подмостках
теперь появились дамы, и, увидев отъявленного уголовника, они закричали все
хором. По правде сказать, моя внешность вполне извиняла их поведение, хотя
маска, ничто более не скрывая, висела у меня на левом ухе. Розенталь,
призывая всех к тишине, своим мощным рыком заглушил крики. Дама с волосами,
похожими на мочалку, в свою очередь пронзительно заверещала о чем-то в его
адрес, и весь холл вновь превратился в неописуемый Вавилон. Помню, мне
оставалось лишь гадать, сколько времени это могло бы продолжаться до
прибытия полиции. Первис и леди выступали за то, чтобы незамедлительно
вызвать полицейских и передать меня в их руки. Розенталь и слышать об этом
не желал. Он поклялся, что застрелит любого, будь то мужчина или женщина,
если хоть кто-то попытается отсюда улизнуть. Полицией он сыт по горло. Он не
собирался позволять ей врываться сюда и портить ему все удовольствие. Он
намеревался разделаться со мной по своему собственному усмотрению. С этими
словами он вырвал меня из чужих рук, отшвырнул к двери и выстрелил вслед.
Пуля впилась в дерево в дюйме от моего уха.
- Ты, пьяный дурак! Это будет убийство! - заорал Первис, во второй раз
за этот вечер заслоняя меня от револьвера.
- Почему это должно меня волновать? Он вооружен, не так ли? Я застрелю
его, защищая себя. Это будет предостережением для других. Отойдешь ты в
сторону или предпочтешь получить пулю?
- Ты пьян, - сказал Первис, продолжая стоять между нами, - Я видел,
что, войдя в дом, ты выпил целый стакан. Ты опьянел до одури. Возьми себя в
руки, старина. Не надо делать ничего такого, о чем потом будешь жалеть.
- Ну что ж, пожалуй, я не стану убивать этого попрошайку, а только
обстреляю вокруг него. Может, и промахнусь пару раз. Ему это не повредит.
При сих словах веснушчатая лапа Розенталя высунулась над плечом
Первиса. Грани его бриллианта вспыхнули бледным багрянцем, а дуло
револьвера - ярко-красным огнем. Женские крики, раздавшиеся вместе с
выстрелом, затихли, как и его отзвуки. Несколько шепок свалилось мне на
голову.
В следующее мгновение боксер обезоружил Розенталя. Наконец-то я спасен,
но тем не менее меня охватило глубокое отчаяние: среди толпы я увидел