"Клятва и меч" - читать интересную книгу автора (Шелби Грэм)Глава XV УОЛЛИНГФОРД-НА-ТЕМЗЕДолгое время Элиза считала, что ее муж никогда не поправится. Рана загноилась. Дважды в день лекарь чистил ее. Когда ему казалось, что дело пошло на лад, он зашивал рану длинной костяной иглой. Но на следующую ночь тело Бриана вновь пылало от жара. Королевские войска оставили берег Темзы. Стефан знал о гибели Варана и о тяжелом ранении лорда Бриана Фитца, и ему, по-видимому, претила легкая добыча. Он просто не мог угрожать мужественной хозяйке замка и потому предложил ей встретиться, чтобы обсудить условия капитуляции Уоллингфорда и тем самым избежать дальнейшего кровопролития. Они встретились возле брода, и на этот раз король был настроен решительно. Не было ни шатра, ни яств, ни вина. Оставив коней сопровождающим их рыцарям, Стефан и Элиза говорили всего несколько минут. – Лекарь сказал, что наступил критический период, – без предисловий начала Элиза. – Мой муж либо начнет выздоравливать, либо умрет. Проявите сострадание и подождите еще несколько дней. Если за это время вы увидите черный флаг над цитаделью, то это будет означать, что я стала вдовой. Два дня спустя я открою ворота. Стефан ценил свое великодушие и уважал себя за способность проявить милосердие. Его главный враг находился в его руках, но он не утратил дружеских чувств к Бриану и его прелестной, мужественной жене. – Хорошо, – сказал он. – Мы позволим природе сделать свое дело, хотя я надеюсь, что смогу еще обнять вас обоих – когда вы попросите прощения у своего милостивого короля. Мы с лордом Брианом долгие годы были неразлучны, и я сейчас, когда он в таком положении, не могу проявить жестокость к вам обоим. Король простился с леди Уоллингфорд и сел на коня в превосходном расположении духа. Стефан дал лишний повод народу вспомнить об умении прощать и благородстве своего монарха, мысль об этом согревала сердце. Он и не предполагал, что совершил последнюю ошибку, которая подвела итог его бесславному правлению. Сидя в темной спальне, рядом с постелью бледного, исхудавшего мужа, Элиза поняла, что нельзя было рассказывать ему о смерти Варана. Старый воин был слишком дорог Бриану, и весть о его смерти подорвала его последние силы. Лица лекарей с каждым днем все больше вытягивались. Лорд Бриан Фитц был болен ныне и телом и душой, и это лишало надежды на его выздоровление. Но у них не хватило духа сказать об этом его супруге, и они только вздыхали и разводили руками. – Хорошо бы увезти лорда Бриана Фитца отсюда, – предлагали они. – Сырость от реки очень вредна ему. Леди, мы делаем все, что в наших силах, но больной нуждается в специальном лечении. Мы, конечно, не говорим… – Тогда делайте то, что можете, – решительно ответила Элиза. – Здесь, в Уоллингфорде. Если мужу суждено умереть, то я не хотела бы, чтобы это произошло в дороге или в чужом доме. У нас есть несколько дней передышки, используйте их. Лекари старались, но горячка охватила тело Бриана. Он больше не приходил в сознание, только стонал в своем тяжелом забытьи. Быть может, лекари были правы и Бриана необходимо увезти из замка, положившись на милость короля? Если он выздоровеет, то, вероятно, будет изгнан из Англии или проведет остаток жизни в лондонской тюрьме. Но это лучше, чем смерть, разве не так? «Да, но только не для него, – подумала Элиза. – И я не предам мужа. Стефан согласился подождать несколько дней. Если Бог возьмет душу Бриана к себе, я открою ворота». Весть о тяжелом ранении Бриана и о том, что он при смерти, разошлась по всей стране. Каждый восставший барон, каждый верный императрице Матильде рыцарь, солдат или крестьянин задавался одним и тем же вопросом, хоть и по-разному сформулированным, но выражавшим одну и ту же мысль: «А если лорд Бриан Фитц умрет? Кто тогда будет возглавлять нашу армию? Если падет Уоллингфорд, не будет ли это началом нашего конца?» Это были разные люди. Одни из них остались стойкими противниками узурпатора и всегда помнили о трижды данной клятве. Другие меняли не раз свою преданность в этой многолетней борьбе, каждый раз испытывая чувство неловкости за себя и неудовлетворения собой. Ни Стефан, ни императрица Матильда не были для них алтарями, на которые они могли бы, не колеблясь, положить свою жизнь, свою честь, свои владения. Но сейчас выбирать нужно было не между нынешним королем и, возможно, будущей королевой. Вопрос стоял иначе – быть или не быть Уоллингфорду-на-Темзе, который долгие годы оставался для всей Англии знаменем восстания. Впервые каждый англичанин мог свободно выбирать, что ему делать, сообразуясь лишь со своей совестью. Лорд Бриан не был их военачальником, и он не приказывал им выступить против короля, обложившего своими войсками замок на берегу Темзы. Более того, он даже не просил о помощи. Просто каждый знал, что жизнь единственного дворянина, не запятнавшего свою честь в этой грязной борьбе за власть, находилась в руках короля. И в их руках тоже. Произошло то, чего не ожидал никто, даже мудрый епископ Генри. Тысячи дворян, рыцарей, солдат по собственной инициативе направились к Темзе. Они шли из Девоншира и Дорсетшира, из Норфолка и Лестершира. К ним присоединялись браконьеры, взявшие в руки луки, крестьяне с косами и вилами, наемники, которых впервые никто не нанимал. Вскоре на юге собралась огромная армия с сотнями лидеров, но не было единого главнокомандующего. Такое огромное количество людей неминуемо должно было впасть в полную анархию, поскольку немыслимо, чтобы такое пестрое сборище могло придерживаться строгой дисциплины. А где твердая рука полководца, ясный план действий, жесткий, не терпящий неисполнения приказ? Где та заманчивая лестница званий и наград, по которой стремился подняться каждый барон? Почему этот молодой, ничем не отличившийся рыцарь мог вести колонну наемников, а не я? С какой стати этот незнатный рыцарь ведет свой отряд впереди моего отряда? Эти и подобные вопросы вертелись во многих головах, и будь они высказаны, любая армия мигом бы разбилась на тысячи осколков. Но вслух они так и не прозвучали. Отряды двигались за отрядами, объединялись, разъединялись, уходили на соседние дороги, принимали в свои ряды добровольцев и теряли десятки сбежавших. Над всеми дорогами королевства висели облака пыли, и там, где люди и лошади шли через поля, земля была начисто вытоптана. Армия собиралась на обширном поле, в нескольких милях на запад от Уоллингфорда. Когда количество желающих защитить Бриана превысило десять тысяч, они решили избрать нового короля. Намеревались послать делегацию в Уоллингфорд к леди Элизе с сообщением о войске восставших, готовых прийти ей на помощь. Бароны спорили до хрипоты, кому пойти к леди Элизе. Каждый рассказывал о своей давней дружбе с Седым. Наконец, устав, они выбрали соседа Бриана, с которым тот был едва знаком. «Леди Элиза узнает вас в лицо, когда вы подъедете к замку, – сказали они. – Если вас не убьют по ошибке, расскажите хозяйке Уоллингфорда обо всем». К тому времени в замке произошли счастливые перемены. Лорд Бриан очнулся после долгого забытья, и, хотя он по-прежнему был очень слаб, лекари дружно утверждали, что теперь его жизнь вне опасности. Леди Элиза по-прежнему не отходила от постели мужа, но ее лицо больше не напоминало восковую маску, и порой на ее губах проскальзывала робкая улыбка. Когда муж засыпал, она становилась на колени и молилась, благодаря Господа за чудесное исцеление супруга. Однажды Бриан, проснувшись ранним утром, узнал, что в нескольких милях от замка собралась огромная армия. – Они пришли спасти вас, мой милый, – рассказывала Элиза со счастливой улыбкой. – И это справедливо, потому что никто в Англии не заслужил более, чем вы, славу честного и верного своему слову человека. Тысячи людей здесь только по велению своего сердца. Они прослышали о вашей болезни и об осаде Уоллингфорда и решили помочь вам. Их посланник сказал, что ко вчерашнему вечеру войско насчитывало двенадцать тысяч человек, а может быть, даже больше, поскольку люди прибывают все время. Я благодарю Господа, что он не обошел нас своей милостью. – Да… – прошептал Бриан. – Теперь я просто обязан выздороветь, я не могу обмануть ожидания этих людей… Элиза кивнула, не скрывая слез: – Вы должны поправиться, мой супруг, тем более что только что дали слово сделать это. А вы привыкли держать свое слово, как никто на этой земле. Стефан, не готовый к такому повороту событий, был просто потрясен. Поняв, что рискует быть разбитым в бою, он поспешно отвел свою армию к Оксфорду. Его обычно румяное лицо посерело, словно он предчувствовал неизбежный конец. Встревоженный происходящим, епископ Генри поспешно приехал к нему из Винчестера. Впрочем, он не собирался, по своему обыкновению, давать советы. Он просто спросил брата: кем тот был все последние дни? Королем, вступившим в решающую схватку со своим главным врагом, или сентиментальным трубадуром, добивающимся улыбок дам и восторженных аплодисментов? – Вы держали их обоих в руках – и Бриана Фитца и его супругу – и позволили им уйти! – епископ с презрением глядел на Стефана. – А ведь только этот Седой сравнится по авторитету с Матильдой Ангевин! Вы схватили эту парочку за глотки – и пожелали им счастливо разделаться с вами. О, прелестная леди, я не могу устоять против вашей просьбы, – иронизировал Генри. – Я уже почти вошел в замок, но готов вернуться и посидеть на пне, посчитать ворон… А когда я справлюсь с этим, то найду себе другое важное занятие: почищу корону или сыграю с солдатами в шахматы… Ах нет, у меня появилось срочное дело, война все-таки есть война, вы же понимаете, милая леди. Мне только что принесли гобелен, чтобы я вышил на нем алую розу… – Замолчите! – зарычал Стефан. – Откуда я знал, что такое может случиться? Ангевины никогда никого не спасали. И такая большая армия еще ни разу не собиралась сама по себе, да еще в отсутствие лидера. Быть может, еще не поздно… – Не поздно – для чего? – злобно переспросил Генри. – Чтобы отречься от короны? – Нет, чтобы встретиться с бунтарями на поле боя. Бриан – это пустой номер. Он при смерти, и неизвестно, выживет ли вообще. Без сильного же лидера… – Это общая проблема, не так ли? – Что вы хотите сказать, брат? Неужели вы считаете, что я не способен вести армию? – Я просто вспомнил кое-какие факты, король. Вы отсутствовали, когда мы разбили шотландцев в битве у Стандарта. Вы присутствовали, когда мы были разбиты у Линкольна, причем вас взяли в плен. В прошлом году вы сумели рассеять войско Давида Шотландского, Ранульфа Честерского и Генриха Плантагенета, не выпустив по противнику даже одной стрелы, – увидев размер вашей армии, они просто ушли. С чего это вас считать великим полководцем? Мне горько думать о вашем будущем, но битва с войском восставших может стать ныне вашим концом. – Но не для вас, мой самоуверенный братец? – Нет, не для меня. Я все могу обернуть себе на пользу. Вы же знаете, что я не только искусный политик, но и крупный землевладелец, а также служитель Господа. Я стою очень прочно на моих трех китах. Даже лишившись всего этого, я не буду уничтожен, у меня останутся дворец и мой зверинец, а также моя уникальная коллекция скульптур. Продав все это, я могу вновь стать богатым и уважаемым человеком. И потом, я не представляю реальной опасности для Ангевинов, и они знают это. О, эти люди не откажутся от моих советов, как это необдуманно делали вы. – А вы хорошо подготовили свои тылы, братец, – с презрением сказал король. Генри охотно кивнул, обнаружив новые складки на своей полнеющей шее. – У меня они всегда готовы, мой король. Никто не знает, когда ветер переменится и куда он подует. Стефан нервно взглянул на него. Они сидели в оксфордском дворце. Со двора доносились голоса солдат, в которых легко угадывалась тревога. Недавно лазутчики донесли королю, что восставшие разбили новый лагерь вблизи Уоллингфорда и готовы там стоять хоть до Судного дня. Если король хотел битвы, то ему достаточно проехать лишь пятнадцать миль на юг. Всего пятнадцать миль! Он затравленно взглянул на Генри и спросил – настолько тихо, что ему пришлось повторить вопрос: – Брат, стали бы вы атаковать войско бунтарей? – Надеюсь, вы не имеете в виду меня лично, – усмехнулся Генри. – Все, на что я способен ныне, – это сесть с помощью слуг на коня. Что касается меча… – Епископ, я не шучу. – Не горячитесь, Стефан. Я все понимаю, так что не стоит так терзать свои усы. – – Нет. – Вы отказываетесь… – Нет, я о другом. Я не стал бы атаковать восставших. Они собрались не сокрушить короля, а лишь для того, чтобы защитить Седого. Подождите, когда он умрет. А еще лучше – – Подослать к Бриану Фитцу убийцу? Фи, вы на самом деле думаете, что я способен на такие грязные дела? Генри грустно покачал головой. – Нет, я так не думаю. И это меня больше всего тревожит. Он встал и направился на поиски какой-нибудь еды – брат, как всегда, забыл распорядиться об обеде. Сам же Стефан остался сидеть в кресле, продолжая отчаянно крутить кончики своих усов. С этого дня удача окончательно покинула короля. Бриан Фитц не умер, а, напротив, стал выздоравливать, хотя чувствовал себя как никогда слабым и разбитым. И все же он хотел, несмотря ни на что, навестить войско и лично поблагодарить старых и новых друзей за помощь, но Элиза вместе с лекарями отговаривали его. Они сообщили, что несколько баронов уже приезжали из лагеря и были рады увидеть, что он поправляется. Они заверили Элизу, что войско не тронется с места, пока он не выздоровеет окончательно, даже если это займет месяцы. Не менее восьми тысяч человек будут постоянно оставаться вблизи замка. Дороги на юг и запад полностью ими контролировались, так что с подвозом продовольствия проблем не было. Более того, каждый из них мог уезжать на некоторое время домой, чтобы отдохнуть или поработать на своих полях. Что касается Стефана, то король был сейчас не опасен. Потрясенный размерами войска восставших, он резко увеличил свою армию, но оставить Оксфорд опасался. Разумеется, он предпринимал кое-какие действия в других частях страны. В частности, ему удалось захватить город Вустер, но стоявший невдалеке замок он не осилил. Тем не менее о своей победе король постарался раструбить повсюду, забыв упомянуть, что она была одержана над невооруженными горожанами. В июле Бриан почувствовал себя настолько лучше, что впервые приехал в лагерь восставших. Солдаты прервали свои игры в кости и бросились приветствовать нового лидера, так что сопровождавшим лорда рыцарям пришлось нелегко, ограждая его от чересчур восторженных воинов. Бриан Фитц очень изменился за время болезни. Он потерял почти четверть своего веса. Отныне никто больше не называл его Седым – от долгой лихорадки его прежде пышные волосы выпали, оставив на затылке проплешину, подобно тонзуре монаха. Негромким голосом лорд Бриан приветствовал армию восставших. Он поблагодарил всех – и баронов, и рыцарей, и солдат, и крестьян, что они спасли Уоллингфорд и его лично от гибели. Но более всего его порадовало, что англичане сумели показать всему миру, что клятва, данная королю Генриху I, не забыта, и даже в это смутное время осталось немало людей, сумевших сберечь свою честь и совесть. Он не стал напоминать о тех сотнях присутствующих, которые не раз меняли фаворитов в затянувшейся борьбе за трон. Что было, то миновало. Главное в другом – даже после пятнадцати лет своего правления Стефан в глазах многих оставался узурпатором. – Мы можем и не достигнуть желаемого, – продолжал Бриан, – но мы близки к победе как никогда. Мы не раз терпели поражения, теряли признанных лидеров и испытывали невзгоды. Многие из нас, прежде богатых баронов и рыцарей, оказались на пороге нищеты. Но мы чувствовали бы себя еще беднее, предав наши клятвы и мечи за мешок с деньгами или обменяв нашу лояльность по отношению к императрице Матильде на новые владения. Кое-кто, как водится, разбогател на войне, но большинство потеряло все или почти все. И все равно мы стали богаче, на свете ничего нет дороже чести, а ее мы не потеряли. Он спешился и провел конец дня в армии. Его армии. Никто даже не заикнулся об этом, хотя это было ясно всем. Следующие двенадцать месяцев прошли относительно спокойно. И все-таки это было не совсем мирное время, поскольку обе армии постоянно держали руку на эфесе меча. Но лидеры с обеих сторон не предпринимали активных действий. Они просто устали от такой жизни, все время в напряжении, в ожидании нападения – гражданская война отняла немалую часть их жизни. Стефану и Бриану было теперь за пятьдесят. Это отнюдь не возраст дряхлости. Немало людей в Англии, подобно Варану, доживало до семидесяти, были и люди постарше. Но в пятьдесят человек уже оглядывается в поисках уютного кресла, а в холод старается быть поближе к огню и все чаще задумывается о смерти, стараясь беречь силы. А смерть, как всегда, подстерегала того, кто о ней и не думал. Держа постоянно дверь приоткрытой, она действовала по своим, ей одной известным законам и потому избрала жертвой одного из самых молодых людей в этом повествовании. Осенью 1151 года граф Готфрид Анжуйский следовал вдоль берега реки, возвращаясь из Парижа в свою столицу. Погода была жаркой, и каждые несколько миль пути кортеж останавливался, чтобы граф мог искупаться в Луаре. И как он ни приглашал своих спутников последовать его примеру, те вежливо отказывались, побаиваясь речных демонов. Готфрид посмеивался над ними, и, как оказалось, напрасно. Возвратившись домой, он слег, его охватил сильный жар. Усилия лекарей были тщетны, граф умер в своей постели. Ему было всего тридцать семь лет. Своему старшему сыну, Генриху Плантагенету, он оставил огромное наследство, включавшее, в частности, Анжу и Нормандию. Но в Англии у Готфрида владений не было, да и сам он никогда не бывал на острове. После пышных похорон Матильда и Генрих отправились в парк, держась за руки, как бы помогая другу другу в горе. Но если кто-нибудь из неучтивых осмелился бы приблизиться к этой оплакивающей мужа и отца паре, то услышал бы нечто ошеломившее его: мать и сын живо обсуждали достоинства одной знатной особы по имени Альенора… В мае 1152 года смерть постучалась в дверь короля Стефана, третьего мая неожиданно скончалась его жена Матильда. Это была сдержанная, умная женщина, которая долгие годы умело руководила вспыльчивым и непоследовательным мужем, причем делала это деликатно, не омрачая их семейной жизни. Не раз, устав держать в своих руках бразды правления, он передавал их королеве – и Англия только выигрывала от этого. Стефан потерял голову от горя и бросился в несколько необдуманных кампаний. Он все-таки предпринял попытку атаковать Уоллингфорд, но был разбит. А во время штурма малозначительного замка Стефан едва не попал в плен. Ему удалось добиться двух незначительных побед, но это были лишь две ложки меда в бочке дегтя. Король, теряя сторонников, метался по стране. Остановлен он был неожиданным известием, подкосившим его власть монарха. Король узнал, что восемнадцатого мая Генрих Плантагенет женился на бывшей супруге короля Франции Людовика VII, двадцатидевятилетней Альеноре Аквитанской. Это была одна из самых красивых и влиятельных женщин своего времени. Она родила своему молодому мужу двух сыновей – Ричарда Львиное Сердце и Иоанна Безземельного, позднее ставших королями Англии. В качестве приданого она принесла супругу герцогство Аквитанское, что положило начало английскому могуществу во Франции, сделав тем самым Генриха Плантагенета самым значительным землевладельцем в христианском мире. Он был уже графом Анжуйским и герцогом Нормандским, теперь западная часть Франции перешла к Англии. Все, что ему оставалось, – это стать королем Англии. – Сто сорок рыцарей, – сказал Бриан, – и более трех тысяч пехотинцев. Не Бог весть что за армия, но все же больше, чем в прошлый раз. Он передал жене послание Генриха Плантагенета. В нем говорилось, что молодой принц высадился со своим отрядом на побережье вблизи Уорхейма и сейчас держит путь в Уоллингфорд. Письмо было датировано шестым января, значит, оно было написано пять дней назад. – Выходит, Генрих скоро будет здесь. – Элиза вернула Бриану письмо. Тот коротко кивнул и подошел к серебряному зеркалу. – Я помню, как впервые увидел принца. Это было в Уорхейме, после успешного завершения штурма замка. Он был тогда любопытным, визжащим щенком и носился взад-вперед, вконец загоняв своих телохранителей. Он спросил тогда – правда ли, что мои волосы умерли. Я дал ему потрогать свою шевелюру. Ха, ныне я не рискну предложить это вновь! Один хороший рывок – и я останусь лысым. Элиза ласково посмотрела на мужа. – Вы выглядите прекрасно для ваших лет, милый, – сказала она. – Если отбросить ваше чрезмерное самолюбие, то становится ясно, что вы далеко не лысый. – Хм-м-м… Может, и так. Бриан гребнем зачесал несколько седых прядей на проплешину, хмуро посмотрел на безнадежность своих усилий и направился к сундуку с одеждой. – Надо нарядиться во все самое лучшее. Возвратился наш новый король. – Вы будете приветствовать Генриха как монарха Англии? – настороженно спросила Элиза. Бриан поднял крышку сундука и стал копаться среди своего небогатого гардероба. – Не знаю, – наконец ответил он, – Генрих, должно быть, заметно повзрослел со времени нашей последней встречи. И он сын Матильды, так что… Он заметил легкую улыбку на губах жены и насупился. – Да, он сын Матильды, – повторила она. – Ну так что же? – Это значит, что он прямой претендент на трон. Генрих владеет теперь Нормандией, Анжу и Аквитанией на материке, и это хорошо. Стефану будет трудно остановить его. – Стефану – да. Но вдвоем вы можете остановить кого угодно. Скажите откровенно – что вас смущает? Бриан выпрямился и отшвырнул свой парадный наряд, заметно протершийся в нескольких местах. Как все-таки устаешь от поношенных вещей, да и настойчивость жены раздражала его, хотя он понимал, что гнездившиеся в глубине его души сомнения вызывают такое нервное состояние. – Все не так просто… – медленно начал он. – Мы часто говорили прежде о короне, о родословной, о правах, о клятвах – но прежде всего хотели достойного монарха для себя, не интересуясь мнением народа. Какого короля или королеву хотели бы они себе? Ясно, что не Стефана, но кого? Кто знает, быть может, Генрих Плантагенет унаследовал все худшие черты характера своей матери? Мы знаем, он перенял ее темперамент, так почему бы ему не быть таким же нетерпимым и высокомерным. Вспомни, как быстро она оттолкнула от себя жителей Лондона, как грозила превратить столицу в руины, если горожане не заплатят компенсацию за поддержку ее кузена. Увы, императрица так и не сумела завоевать любовь и уважение народа, но сделает ли это ее сын? Боюсь, он тоже может решить, что считаться с народом ему ни к чему. За его плечами могучие континентальные владения – на кой черт ему любовь народа Англии? – Вы бракуете коня, не дав ему показать себя в беге, – покачала головой Элиза. – Вы не правы. Я бы с удовольствием согласился даже на хромого коня. Но боюсь, что отпрыск дикой кошки тоже имеет когти и способен больно кусаться и царапаться. Бриан вновь достал свой лучший костюм из сундука и положил его на крышку, аккуратно разгладив рукава. – И все же у нас нет выхода, – глухо продолжил он. – Мы с самого начала сделали ставку на того, кто – Да, я согласна с этим. Но Матильда… разве она с детства готовилась стать королевой? Нет. Почему же вы тогда решили, что она лучше, чем Стефан? Я часто думаю вот о чем, Бриан, – он Бриан опустил голову. Эта мысль преследовала его многие годы, с той самой минуты, когда он гордо отказался встать перед новым королем на колени и покинул Большой зал Вестминстерского дворца. – Ты права – – Кажется, зазвучали трубы, – сказала Элиза. – Пора одеваться. Они встретили Генриха во внешнем дворе и сопровождали его, когда тот обходил ряды гарнизона. Плантагенету не было еще и двадцати лет, но выглядел он едва ли не вдвое старше. Его страсть к охоте оставила многочисленные шрамы на лице и руках. Как у людей, проводивших большую часть времени в седле, у него были забавные кривые ноги. Но никто не смеялся, никто не вспоминал его неудачный предыдущий приезд в Англию, когда нанятые им солдаты взяли его в плен. Тогда он был юн, глуповат и на редкость самонадеян. Теперь же все по-другому, изменился и сам Генрих. Ныне он приехал не как юный повеса, искатель приключений и острых ощущений, а как один из самых титулованных и богатых людей в христианском мире. Его приземистая фигура была облачена в необычные доспехи – чешую из крупных металлических пластин. Поймав удивленный взгляд лорда Бриана, Генрих пояснил басистым голосом: – Все удивляются, глядя на мои доспехи, они сделаны в римском стиле. Арбалетная стрела может пробить кольчугу, но от железных пластин она отскочит. – Все же они выглядят очень тяжелыми, – с сомнением покачал головой Бриан. – Это так, – признался Генрих. – Что делать, такова плата за безопасность. – Но что произойдет, если вы упадете с коня? Вполне может случиться… Бриан замолчал, остановленный сердитым взглядом принца. – Я никогда не падал с коня, лорд Бриан, так что мне нечего сказать вам на это. Его лицо вновь посветлело – удачный ответ вернул Генриху хорошее настроение. – Должно быть, это будет не так уж трудно сделать. – Если всадник останется цел после такого падения, – улыбнулся Бриан. – Ясное дело! Думаю, надо сначала перевернуться на живот – тогда подняться легче. Принц зашагал вдоль рядов солдат уоллингфордского гарнизона. Он дружески похлопывал воинов по плечам, пробовал вино из многочисленных кубков, которые ему протягивали то справа, то слева. Короткие рыжие волосы и немного разлапистая походка делали его заметным издалека. Он по-дружески здоровался со всеми находящимися в замке баронами – лидерами войска восставших и, стуча себя по груди, облаченной в металлические пластины, рекомендовал им свои доспехи. Пройдя лагерь, располагавшийся ныне во внешнем дворе замка, он спросил Бриана: – Могу ли я увидеть войско Стефана с ваших башен, барон? – Нет, – ответил Бриан. – Оно расположено вблизи Оксфорда. Мы давно ждем атаки, но Стефан, похоже, не торопится вступить в битву. – И как далеко отсюда Оксфорд? – Милях в пятнадцати выше по течению Темзы. – Я хотел бы встретиться со Стефаном. Он мог бы встать на другом берегу реки, а я – на этом. Мы бы отлично услышали друг друга. – Как хотите, принц. Но почему бы вам не выбрать место где-нибудь посередине, между моим замком и Оксфордом? Или пригласить его в наш лагерь? Еще не спросив, Бриан уже предполагал ответ. Этот парень с сильной фигурой и грубым лицом был совершенно не похож на свою красавицу мать и, тем не менее, без сомнения, перенял ее высокомерный, капризный характер. Конечно же, он набычится и упрямо возразит, что… – Хорошо, – неожиданно сказал Генрих и улыбнулся, глядя в сторону леса. – Мы встретимся на полпути в Оксфорд, но только на разных берегах. Иначе я за себя не ручаюсь. Бриан изумленно взглянул на него. – Как прикажете, мой принц… Вам нужна дополнительная охрана? – Нет, но спутники мне не помешают, – хохотнул Генрих. – Те, кто знает толк в охоте. Давненько я не гонялся за дичью здесь, в Англии! В эти же дни граф Лестерский перешел на сторону Ангевинов. Это был один из тех вельмож, кто некогда спорил с Глостером в нормандском лесу около постели умершего короля, утверждая, что Генрих I назвал имя Стефана как своего преемника. Теперь, спустя восемнадцать лет, он предложил молодому Плантагенету свои услуги и в придачу тридцать пять замков. Понятно, что его приняли с распростертыми объятиями. Стефан пришел в отчаяние. Все были против него, все. Он послал лазутчиков к Уоллингфорду, и те ему сообщили, что армия восставших увеличилась. Сначала называли цифру в двенадцать тысяч человек, затем – в пятнадцать и кончили двадцатью. Хуже всего, что армия Бриана Фитца и Генриха Плантагенета пополнялась в основном за счет вчерашних роялистов. Король написал брату, прося его немедленно приехать. Да, ответил епископ, обязательно. Только не к вам, а на встречу с Плантагенетом. Поначалу Стефан принял предложение принца о встрече на берегу Темзы, но вскоре отказался. Он хотел прежде посоветоваться с епископом. Если он скажет, что нужно воевать, то он будет воевать. Если же он посоветует вести переговоры, так тому и быть. А если епископ предложит ему отречься от трона?! Роялистам чуть полегчало, когда они узнали о смерти короля Давида Шотландского, дяди Генриха Плантагенета. Но это произошло далеко на севере и не могло уже изменить ситуацию здесь, в окрестностях Уоллингфорда. Стефан умолял Господа наслать чуму на Ангевинов или хотя бы позволить ему испросить совета у покойной супруги Матильды. Он щедро раздавал обещания осыпать золотом все монастыри и церкви страны, но Бог оставался глух к его просьбам. Небо безмолвствовало, а сны его снова заполонили кошмары. Лазутчики же неизменно сообщали, что принц, как и все остальные лидеры повстанцев, пребывает в добром здравии. Каждый раз, поднимаясь с колен после многочасовых молитв, король чувствовал себя все более одиноким и отчаявшимся. Наконец пришло второе письмо от епископа. Брат писал, что уже выехал в Оксфорд и что королю не следует ничего предпринимать. Не имея других добрых вестей, Стефан с радостью принял и эту. Похоже, его дела обстояли не так уж безнадежно! Совсем иначе оценивали его положение Бриан и Элиза, присутствовавшие на переговорах между Плантагенетом и епископом Генри. Вопреки всему, они почувствовали к Стефану некоторую жалость. Соглашение было достигнуто, хотя об этом знала еще только одна сторона. Армия восставших прошла две мили по берегу на север от Уоллингфорда и, построившись в боевые порядки, встала лицом к реке. На противоположном берегу вскоре появилось королевское войско. В этом месте с восточного берега в реку выдавался широкий мыс. Спешившись, Стефан вышел на него в сопровождении двадцати баронов. Земля была влажной, так что король утопал по щиколотку в грязи. Время от времени он подходил к воде и с тревогой смотрел на бурлящие возле крутого берега водовороты. – Эй, отойдите подальше! – сердито крикнул он своим сопровождавшим. – Вы что, хотите обрушить мыс в воду и утопить меня? Епископ Генри стоял за спиной брата, тихо бормоча молитву, в которой он просил Господа подарить Англии мир и покой. Несколькими днями раньше он приехал в Оксфорд и сообщил королю о деталях прошедших переговоров. Точнее, о некоторых деталях. Они стояли в молчаливом ожидании. Было жарко, и воины с обеих сторон реки проклинали безжалостное солнце. Королевские войска осыпали руганью и угрозами перебежчиков, доставалось и графу Лестерскому, и другим изменникам, которых удавалось разглядеть среди войск повстанцев. По слухам, Ангевины угрозами вынудили многих баронов предать своего короля, но все же это не извиняло этих выродков. Разгневанные королевские лучники решили показать свою силу. Тысячи стрел были вложены в тетивы… Стефан вовремя заметил, что его армия выходит из повиновения, и разъяренным голосом приказал баронам навести в рядах роялистов порядок. То же самое сделал и Бриан, носясь на коне среди солдат и грозясь повесить любого, кто попробует стрелять без его команды. Не сразу, но оба войска успокоились, и стрелы были вновь спрятаны в колчаны. Наконец рыжеволосый Генрих Плантагенет выехал на белом коне из рядов восставших. Его сопровождали бароны из Нормандии, Анжу и Аквитании. Подъехав к насупленному Бриану, молодой принц презрительно спросил: – А где же Бриан резко ответил: – У вас что-то со зрением, Плантагенет. Это Стефан Английский, ни больше ни меньше. Вы узнаете рядом его брата епископа? – А-а… это та жаба, что стоит рядом с Один из баронов передал ему пергаментный свиток, и принц, соскочив с коня, легко сбежал по крутому берегу к реке. Его сапоги чавкали по грязи, но он вскоре нашел сравнительно сухое место и развернул свиток. Прокашлявшись, он мощным голосом крикнул: – Я, Генрих, герцог Нормандии и Аквитании, граф Анжу, законный сын графа Готфрида Ангевина Плантагенета и императрицы Матильды, Леди Англии, обращаюсь к вам, Стефан Блуаский, который называет себя королем Англии. Приветствую вас на этой встрече. Рад, что у вас наконец-то нашлось мужество для этого. Мне есть что вам сообщить, но сначала я хотел бы услышать ваш голос, иначе мои солдаты могут подумать, что вы онемели. На другой стороне реки епископ тихо сказал: – Говорите погромче, брат. Принц хочет сделать из вас посмешище. Стефан покраснел от гнева. Набрав в грудь побольше воздуха, он крикнул: – Благодарю за приглашение, принц. Я не оспариваю ваши иностранные титулы, хотя для меня вы лишь сын моей кузины. Должен поправить вас раз и навсегда. Я называюсь королем, потому что я и есть король Англии. Если вы хотите, чтобы наша встреча продолжилась, то называйте меня именно так. Если нет, то отъезжайте побыстрее от реки. Учтивость – прежде всего. Надеюсь, об этом известно даже у вас в Анжу. Неплохо, неплохо, одобрительно усмехнулся епископ. Похоже, брат хорошо попрактиковался в коридорах оксфордского замка. Генрих Плантагенет, напротив, был неприятно удивлен. «А мне говорили, что у него тонкий и завывающий голос, словно у трубадура, – подумал он. – Что ж, я еще заставлю его жалобно запищать». Он поднял свиток и выкрикнул: – Мы встретились не для обмена любезностями. У меня в руках соглашение, составленное при участии вашего брата, епископа Винчестерского. Стефан взглянул на Генри, тот кивнул: – Я говорил вам об этом договоре. Будьте внимательны, мой король, оно довольно длинное и подробное. Не упустите ни одной детали. Принц Генрих облизнул пересохшие губы и продолжил: – Слушайте меня, Стефан Блуаский. Это мои первые и последние предложения. Если вы не примете их, то ввергнете страну в кровавую войну, которая превратит ее в дымящиеся угли. Моя мать, графиня Анжу, является единственным законным ребенком покойного короля Генриха I Английского. Пятнадцать лет своей жизни она отстаивала свои права на престол. Она, и только она, должна была быть королевой этой страны, а не вы, так называемый король Стефан. Не спорю, у вас хватает энергии, чтобы носиться между Лондоном и Вестминстером. Вижу, что и сторонников у вас пока еще достаточно. Но мое войско насчитывает двенадцать тысяч человек и с каждым часом оно становится больше. За мной – мощь Нормандии, Анжу и моей новой территории в Аквитании. Вы не можете победить. Всем известно, что вы никудышный полководец и ряды ваших – нет, не друзей, а прихлебателей тают на глазах. Вы обречены, Стефан Блуаский, и знаете об этом. Король вновь повернулся к епископу. – Надеюсь, что это не вы, брат, сочинили речь для этого юнца. – Не говорите глупостей. Он… впрочем, лучше послушайте его. – Я мог бы уничтожить вас в открытом бою, – продолжал принц, – но я готов прислушаться к советам вашего брата епископа Винчестерского. Он вместе с лордом Брианом Фитцем настаивают на мирном окончании бессмысленных сражений. Страна устала от многолетней гражданской войны, которая не принесла ничего, кроме крови и разрушений. Восемнадцать лет вы терзали королевство, Стефан Блуаский. Но теперь этому приходит конец. Послушайте мои предложения, как это должно быть сделано, к нашему общему удовлетворению. Принц развернул свиток, вздохнул поглубже и начал читать так громко, чтобы его слова донеслись до противоположного берега, и не только до ушей короля, но и многих его воинов: – «Вы, Стефан Блуаский, должны признать Генриха, герцога Нормандского, своим преемником на троне этого королевства, а также прямым и единственным своим наследником. Я, Генрих, герцог Нормандии, в ответ на это обязуюсь платить вам почтением и даю в этом мою клятву. В дальнейшем обязуюсь держаться этого соглашения всю вашу жизнь и не делать попытки свергнуть или убить вас. После вашей смерти королевство должно мирно и бесконфликтно перейти ко мне как к новому королю Англии. Если же я раньше вас последую в могилу, то королевство после вашей кончины должно так же мирно и бесконфликтно перейти к моему наследнику. До того времени я буду почитать и охранять вас, так же как и вы будете охранять меня…» Он продолжал читать текст соглашения. Оно включало в себя множество других пунктов, касающихся обмена пленными, опекунства над некоторыми замками, лишившимися своих лордов, автономии церкви и прочего. Принц оговорил множество вопросов, которые позволяли Стефану жить с короной на голове, но делали реальным монархом его молодого наследника. Это соглашение во многом звучало как ультиматум. Подписав его, Стефан лишался свободы действий, фактически отрекался от трона, оставаясь королем Англии только формально. Чтение свитка заняло больше часа, так что голос Генриха под конец стал хриплым и гортанным. Когда он замолчал, Стефан вновь повернулся к своему брату и тихо спросил: – Это, конечно, написано в основном вашей рукой? Замечательная работа, в вашем обычном стиле. – Не буду спорить, я приложил к этому документу руку, – скромно заметил епископ. – Я постарался, чтобы соглашение получилось разумным, каждая его фраза… Король поднял руку, словно бы прицеливаясь к своим жидким усам, – в минуты сильнейшего волнения он дергал себя за ус. Неожиданно для всех он ударил брата по лицу. Горечь поражения кипела в нем. Повернувшись к врагам, он кивнул. Оттолкнув плечом епископа, на разбитых губах которого выступила кровь, он пошел прочь от реки. Закованные в железо бароны расступились, давая ему пройти. Они растерянно молчали, не зная, приветствовать ли его радостными криками или же разорвать в клочья. Так закончилась эта первая и самая длительная в истории Англии гражданская война. В будущем эту страну будут сотрясать не менее кровавые бунты дворян против их королей, но лишь тогда, в XII веке, поводом для этой войны стала трижды данная клятва. Многие воины, участвовавшие в этих кровавых событиях, запятнали свое имя переходом на сторону врага, стали перебежчиками. И все же это была первая и последняя война, источником которой было не только бесчестье, но и честь. Уоллингфордское соглашение было ратифицировано в Винчестере 6 ноября 1153 года. Неделю спустя лорд Бриан Фитц получил письмо от императрицы Матильды. Оно гласило: «Мой дорогой Седой. Я слышала о вашем ранении и о том, как, даже находясь в постели, вы сумели объединить моих сторонников. Мой сын описал в самых ярких красках ваше участие в событиях, которые столь счастливо для всех нас закончились. Надеюсь, вы не разлюбили меня, дорогой Седой, и забыли нашу нелепую размолвку. Я хочу предложить вам и вашей очаровательной жене уехать из дождливой, несчастной Англии и поселиться в Анжу. Я купила для вас замок и большой участок земли с несколькими доходными поселениями. Вы будете счастливы там, уверена в этом, и мы сможем часто встречаться. Будет справедливо, если усилия такого благородного человека, как вы, получат достойную награду. Если ваши друзья в Англии неодобрительно отнесутся к вашему отъезду на материк, скажите им, что это было предложение матери будущего короля. Вы сможете достойно служить ему и в Анжу. Дорогой мой Седой, мне нечего больше сказать вам. Буду ждать вашего ответа». Бриан показал письмо супруге, затем Моркару и Эдвиге, Эрнарду и Эдит, а потом вывесил на внутренних воротах замка, чтобы каждый мог прочитать его сам. Это был жест тщеславия, но лорд Уоллингфорд позволил себе подобную нескромность. После этого он сел за стол и написал короткий ответ: «Мы благодарны вам за приглашение, императрица, но, к сожалению, ваше письмо опоздало на двадцать лет. Надеюсь, мое послание найдет вас быстрее». Бриан подошел к скульптурной композиции, подаренной когда-то Вараном, и долго смотрел на нее, как бы советуясь с тенью погибшего воина и друга. Затем, взглянув в серебряное зеркало, он тихо произнес: – Констебль одобрил бы мой ответ. А вы, мой лорд Алан? Вы согласны со мной?.. Казалось, в зеркале на мгновение появилась чья-то тень и коротко кивнула. И Варан, и Алан Железная Перчатка были согласны с Брианом так же, как его жена Элиза. Тогда Бриан с улыбкой направился снова к столу, чтобы разогреть на огне немного сургуча и запечатать письмо. |
||
|