"Змеиное гнездо" - читать интересную книгу автора (Холт Виктория)ВНЕШНЯЯ ГРАНИЦАВремя отъезда приближалось. Меньше чем через неделю нам предстояло подняться на борт корабля. По совету миссис Краун почти весь багаж мы отправили в порт; после утомительных сборов занявших несколько последних дней, наступило затишье, когда нам показалось, что все готово. Лилиас и я сидели в саду, в сотый раз перебирая в уме то, что нам еще оставалось сделать, и спрашивая самих себя, не забыли ли мы чего-нибудь из тех многих вещей, которые брали с собой в дорогу. Мы уезжали из Лейкмира за день до отбытия судна и должны были провести ночь в гостинице возле порта, куда нас устроила миссис Краун. Зилла проявила заботу и отослала некоторые вещи, которые я хотела взять с собой, прямо в порт; этим она избавила меня от необходимости ехать в Эдинбург, что никак не могло бы меня порадовать. Теперь все было улажено, и нам оставалось только ждать. Итак, мы сидели в саду, и тут к нам подошла Джейн. – Диана, вас хочет видеть молодой человек, – сказала она. – Его зовут мистер Грейнджер. Я почувствовала, как румянец радости залил мои щеки. – Просите его, – только и сумела вымолвить я… Лилиас, с которой я много говорила о нем и о своих чувствах к нему, вероятно, заподозрила в них нечто большее, чем простую благодарность, тут же сказала: – Он хочет поговорить с тобой. Я вернусь в дом. Проводи его сюда, Джейн. Пускай Диана с гостем посидят в саду. Здесь очень приятно. Ниниан подошел ко мне, взял обе мои руки и крепко их сжал. – Я понял, что должен приехать и увидеть вас перед отъездом, – сказал он. – Очень мило с вашей стороны. – Вы решились на серьезный шаг. – Давайте присядем. Вы говорите – на серьезный шаг? Вы правы. Но мы много размышляли над этим, и в сложившихся обстоятельствах он представляется вполне разумным. – Я очень рад, что с вами едет мисс Милн. – Да, мне очень повезло. – Расскажите мне о мистере Лестранже. – Он друг семьи Эллингтонов, живущей здесь в большом доме. У него крупное дело, и, мне думается, мистер Эллингтон имеет какое-то касательство к нему. Я немногое знаю об этой стороне. Но как будто это дело связано с алмазами. Мистер Лестранж живет в Кимберли; приехав сюда, он влюбился в Майру Эллингтон, и они поженились. – Похоже на любовь с первого взгляда. – Так оно и было. Он – вдовец. Его жена умерла совсем недавно. Возможно, он приехал в Англию, чтобы отвлечься от тяжких переживаний… и встретил здесь Майру Эллингтон. – Значит, для него все обернулось как нельзя лучше. – Что касается сути, то они возвращаются в Кимберли. Я думаю, они поплывут на одном корабле с нами. – Мне хотелось бы познакомиться с мистером и миссис Лестранж. – Не думаю, что вам это удастся. Вы уезжаете завтра? – Я бы хотел проводить вас. – О! – Я была до чрезвычайности удивлена. Меня по-прежнему поражало его внимание ко мне. Я много раз повторяла себе, что все еще не оправилась от предательства Джеми… но здесь было что-то другое. Мне неприятно было себе в этом признаваться, но одной из причин моего сожаления о разлуке с Англией было расставание навеки с Нинианом. Я знала, что это глупо, и постоянно напоминала себе, что я для него не более чем интересное дело, которое помогло ему сделать значительный шаг в карьере. – Я остановился в «Королевском дубе», – сказал он, – рассчитываю проехать с вами до Тилбери и оказать кое-какую помощь. – Замечательно! А вы располагаете временем? – Не стоит об этом говорить. – Вы… э-э… удобно устроились в гостинице? – Очень. – Я рада слышать, поскольку это единственная гостиница в округе. – А я рад, что она близко к вашему дому. Расскажите мне о школе. – Сверх того, что я уже вам рассказала, я почти ничего не могу добавить. Уверена, мы сумеем наладить ее работу. Лилиас – прекрасный учитель, я постараюсь следовать по ее стопам. – И все это устроилось благодаря мистеру Лестранжу? Что вы о нем знаете? – Только то, о чем писала вам. Он связан с добычей алмазов, по-видимому, богат, вдовец, у него есть сын по имени Пауль. Мистера Лестранжа считают очень привлекательным, и он – хорошая пара для Майры Эллингтон. – А что из себя представляет сама Майра? – Я почти ничего не знаю о ней. Очень приятная и спокойная женщина в отличие от своей матушки. С готовностью исполняет все… что ей скажут. Я никак не могла понять, почему она не вышла замуж давным-давно. Миссис Эллингтон не показалась мне женщиной, способной позволить дочери так долго оставаться в девушках. Но я думаю, что такие люди прежде всего хотят обеспечить своим дочерям хорошее финансовое положение… и что касается Майры, мисс Эллингтон может быть спокойна. Мне думается, по-своему эта мать совершенно права. – Может быть, мне удастся повидаться с членами этой семьи. – Возможно, но все они тоже очень заняты. Миссис Краун выше всяких похвал. Она все для нас устроила. Свою последнюю ночь в Англии мы проведем в гостинице «Вид на гавань», ее название говорит само за себя, и будем в порту в день отплытия. – Я остановлюсь в той же гостинице. Должно быть, у меня на лице выразилось удивление, поскольку он тут же добавил: – Я чувствую себя в ответе за вас. В конце концов, я, а не кто другой, представил вас миссис Краун. – Лучшего вы не могли нам предложить. – Надеюсь, что так, – с жаром сказал он. Дейзи принесла нам кофе. – Мисс Джейн подумала, что вам это не помешает, – сказала она. Под деревом стоял небольшой столик, на него она и поставила поднос; мы с Нинианом перенесли туда стулья. – Здесь восхитительно, – сказал Ниниан. Я была по-настоящему счастлива впервые за долгое время – но только до того мгновения, когда меня поразила мысль: я собираюсь уйти из прежней жизни… из его жизни. Он смотрел, как я разливала кофе, а я гадала – что он думает и что на самом деле толкнуло его совершить далекое путешествие сюда как раз накануне моего отъезда. – Если все это вам не поможет, – внезапно сказал он, – если по какой-то причине вы захотите вернуться… дайте мне знать. Я приложу все силы, чтобы это устроить. – Вы так добры. Вы спасли меня, когда взялись за мою защиту. Должно быть, это… Он покачал головой. – Вердикт несправедлив. Он не дает мне успокоиться. – Понимаю. – В один прекрасный день, возможно… Я ждала, а он пожал плечами и закончил свою мысль: – Вы ведь знаете, такое бывает. Правда выходит на поверхность даже спустя многие годы. Мы поговорили о молодых женщинах, которые, подобно мне и Лилиас, покидают родину и уезжают работать в чужие страны. Я рассказала Ниниану о письмах, прочитанных нами в обществе. Он проявил ко всему этому неподдельный интерес, но часто переводил разговор на Роже Лестранжа. Ниниана пригласили отобедать с нами. Мне было ясно, что он произвел хорошее впечатление на семью викария. Когда он уехал в гостиницу, Лилиас сказала мне: – Какой очаровательный мужчина! Он не жалеет ни сил, ни времени на заботу о тебе. В тот вечер я была счастлива. Мне снилось, что я стою на палубе корабля, а Ниниан Грейнджер – среди провожающих на пристани. Потом он вдруг поднимает руки и громко кричит: «Не уезжай! Не уезжай!» Я знаю, что не должна уезжать, что поступаю неправильно. Я пытаюсь прыгнуть в воду, но кто-то удерживает меня со словами: «Ты не можешь вернуться. Никто из нас не может этого сделать. Слишком поздно… ты уже сделала выбор». И этим человеком оказывается Роже Лестранж. На другой день моя радость от встречи с Нинианом Грейнджером сильно поубавилась. Это произошло утром. Ко мне зашла Дейзи и сообщила: – К вам гость, мисс Грей, в гостиной. Я спустилась, ожидая встретить Ниниана, но увидела Зиллу. Она выглядела даже более красивой, чем я ее помнила. В черном шелковом платье с большим зеленым бантом на шее, в черной шляпе с зеленым пером под цвет ее глаз она был неотразима. – Моя дорогая! – воскликнула она, обнимая меня. – Как я рада видеть тебя! Я не могла не приехать. Хочу проводить тебя. Я остановилась в «Королевском дубе». – Ох! – вырвалось у меня против воли. Она чуть ли не застенчиво рассмеялась. – И кто еще там в постояльцах, как ты думаешь? Твой мистер Грейнджер. Неужели мне нет от него спасения? И я, конечно, не могу рассчитывать найти приют в доме викария. Надеюсь, ты рада меня видеть. Ты знаешь, меня огорчает все происходящее. Ты уезжаешь так далеко. А я надеялась, что мы сможем жить вместе. Но скорее всего ты поступаешь совершенно правильно. – Я должна уехать, – сказала я. – И это решение кажется мне не хуже прочих. – Это так грустно. Но я не должна говорить о подобном тоне. Нам следует извлечь из твоей поездки как можно больше пользы, ты согласна? Я мечтаю познакомиться с твоей подругой Лилиас. Не знаю, правда, как она ко мне отнесется. Ведь я заняла… ее место в доме. – Она понравится вам. Лилиас – прекрасный человек. – Я так надеюсь на это. Зилла хотела сделать как лучше, даже пошла на то, чтобы предпринять это малоувлекательное путешествие в Лейкмир. И она же почти разрушила мои иллюзии. До ее появления я не в полной мере сознавала, какое глубокое впечатление произвел на меня приезд сюда Ниниана. Я оказалась глупа. Испытала такой подъем чувств, такую радость, ибо полагала – он сделал это ради меня, хотел собственными глазами убедиться, что у меня все хорошо. Я даже поддалась самообману, будто бы он жалеет, что познакомил меня с миссис Краун, и теперь намерен просить меня все отменить и вернуться в Эдинбург, чтобы бороться вместе и доказать мою непричастность к убийству отца. Я оказалась наивна. Просто истосковалась по любви и заботе… мне, видимо, просто хотелось, чтобы кто-нибудь заполнил горькую пустоту, оставленную во мне изменой Джеми. Столкнувшись с реальными фактами, я теперь корила себя. Я уезжаю… уезжаю от прежней жизни, ото всех, кого знала прежде, – кроме Лилиас. Ниниан приехал, потому что приехала она. Однажды меня уже предали – это сделал Джеми. Поэтому нужно быть настороже, чтобы такое больше не повторилось. На следующий день я постоянно видела Ниниана рядом и много разговаривала с ним. Я поняла, что он знает о Южной Африке не меньше моего. От меня не отходила и Зилла. За день до отъезда в Тилбери я отправилась поутру купить кое-какие мелочи, которые могли понадобиться в дороге, и Ниниан вызвался сопровождать меня. Зилла, оказавшаяся на улице как раз в этот момент, заявила, что присоединяется к нам. На обратном пути к дому викария мы встретили Роже Лестранжа. Он ехал верхом на крупной серой лошади из конюшни Эллингтонов и, увидев нас, приподнял шляпу. – Здравствуйте, мисс Грей. Насколько я понимаю, вы совершаете последние покупки. Все ли готово к отплытию? Я познакомила всех. Интерес Ниниана к мистеру Лестранжу бросился мне в глаза. Он все время хотел узнать о Роже как можно больше. Я заметила также, что Роже с восхищением разглядывает Зиллу, а та старается выглядеть обольстительной, как всегда в обществе привлекательных мужчин. – Мы намерены проводить наше дорогое дитя в ее дальнее странствие, – сказала Зилла. – Мне будет так грустно. – Вы правы, расставание – печальная вещь, – проговорил он успокаивающим тоном. – Насколько я понимаю, вы из Южной Африки? – спросил Ниниан. – Да, там сейчас мой дом. Я возвращаюсь туда на «Королеве Юга». – Я знаю название этого корабля. – Вы рады вернуться домой? – спросила Зилла. Роже с лукавинкой посмотрел на нее. – Многое искушает меня остаться, но, увы… – Вы отплываете послезавтра, ведь верно? Поэтому здравствуйте и прощайте. Как грустно. – Я согласен с вами… целиком и полностью. Да… – Он пожал плечами. – Увидимся с вами на борту, мисс Грей. – Вот он, значит, каков, этот Роже Лестранж, – сказал Ниниан, когда тот уехал. – Он показался мне чрезвычайно интересным мужчиной, – прибавила Зилла. Мы вернулись в дом викария, а назавтра выехали в Лондон, оттуда в Тилбери, где нас ждала «Королева Юга». Я не успела взойти на палубу, как меня охватило чувство невосполнимой утраты. Сердце сжалось от грусти. Я не сомневалась тогда, что никакие новые впечатления не избавят от нее. Но самое главное, я навсегда прощалась с Нинианом. Я сделала этот шаг – и назад пути больше не существовало. Ниниан и Зилла провожали нас до самого корабля. Затем, повторяла Зилла, чтобы провести со мною все оставшееся до отплытия время. Она непрестанно выражала сожаление по поводу моего отъезда, но я не могла отделаться от мысли, что она чувствует облегчение. Возможно, она считала отъезд лучшим для меня выходом и думала, что, пока я нахожусь в Англии, мне никуда не деться от постоянной угрозы раскрытия моего инкогнито. Так жить было невозможно, и я приносила жертву, чтобы исправить нетерпимое положение. Я то и дело возвращалась к мысли, что сумею примириться с утратой всего дорогого мне и принять свой отъезд в неизвестность как должное. Я провела немного времени наедине с Нинианом. Думаю, что обязана этим Лилиас, которая ненадолго отвлекла Зиллу. Мое настроение было приподнятым, ибо я чувствовала, что Ниниан хочет побыть со мной без свидетелей. Он затеял серьезный разговор о моем будущем. – Не считайте свой шаг окончательным, – увещевал он меня. – Вы вернетесь. Но я думаю, что отъезд на некоторый срок – самое разумное. Я хочу, чтобы вы пообещали мне кое-что. – Что же это? – Обещайте, что будете писать мне и рассказывать обо всем, даже о пустяках. Я хочу знать обо всем. – Но зачем…? – Прошу вас. Это может быть очень важно. – Вы все еще видите во мне «дело»? – Очень особенное. Прошу вас. Умоляю дайте мне обещание. Я знаю, вы сдержите его. – Я буду вам писать, – пообещала я. – Я хочу знать о школе… и Лестранжах… и о том, как все у вас там сложится. Я кивнула. – А вы будете сообщать мне о том, что делается дома? – Обязательно. – Вы очень серьезны. – То, о чем я говорю, чрезвычайно для меня важно. Есть еще одно обстоятельство. Если вы решите вернуться домой, дайте мне знать. Я все устрою. – Вы…? – Я добьюсь, чтобы вы получили разрешение на приезд в Англию в кратчайшие сроки. Прошу вас помните об этом. – Мне очень приятно, что вы так заботитесь обо мне. – Конечно, я не могу не заботиться о вас… Девина. Я посмотрела на него в тревоге. – Я не могу свыкнуться с тем, другим, именем, – сказал он. – В мыслях моих вы всегда для меня Девина. – Но сейчас его никто не должен слышать. – Настанет день – и вы вернетесь. – Кто знает. – Вернетесь, – настаивал он, – должны вернуться. Многие дни потом я вспоминала этот разговор, и эти воспоминания утешали меня. Когда корабль отходил от причала, мы стояли по палубе. Взревели гудки, пристань была запружена друзьями тех, кто отплывал в далекую страну. Трогательная картина. Одни плакали, другие смеялись, пока судно медленно отходило от причала в открытое море. Лилиас и я махали до тех пор, пока Ниниан и Зилла не скрылись из наших глаз. Никогда не забыть мне первых дней на борту «Королевы Юга». Я представить себе не могла таких неудобств. Во-первых, нас в каюте оказалось четверо. Сама каюта чуть превышала размерами большой шкаф, в ней находились четыре койки – две наверху, две внизу. Один крохотный шкафчик предназначался для всех четверых, иллюминатор отсутствовал. По соседству располагались точно такие же каюты, поэтому шум доносился со всех сторон и никогда не смолкал полностью. Мы жили в кормовой части судна, и она была отгорожена от остальных помещений судна. Питались мы за длинными общими столами. Еда была вполне приличной, но условия настолько не способствовали аппетиту, что и у меня, и у Лилиас он почти пропал. Наша часть корабля была переполнена пассажирами. С трудом удавалось даже умыться. В общих помещениях невозможно было укрыться от чужих глаз. – Ты сможешь вытерпеть это до Кейптауна? – спросила я Лилиас. – Мы должны вынести все, – ответила она. Когда испортилась погода, а это произошло очень скоро, начались дополнительные испытания. Две женщины, с которыми мы делили каюту, без движения лежали на своих койках. Лилиас тоже чувствовала себя неважно. Она никак не могла решить, что лучше – гулять по палубе или лежать в постели. Она выбрала последнее, и я вышла на палубу одна. Добралась до разделительной перегородки и села. Я смотрела на грозные серые волны и недоумевала – зачем я здесь. Будущее казалось мрачным. Что я найду в стране, куда мы плывем? Я оказалась трусихой. Наверно, мне следовало остаться дома и смириться с тем, что меня ждало. Ведь говорят же: если человек невиновен, ему нечего страшиться. Мне бы следовало высоко держать голову, мужественно принять неизбежное, а не прятаться за вымышленным именем. А вместо этого – я здесь, в ужасных условиях, и по бушующему морю корабль уносит меня… не знаю к чему. Я почувствовала, что с другой стороны перегородки кто-то стоит. – Здравствуйте, – сказал Роже Лестранж. Он смотрел на меня сверху вниз через ограждение, разделявшее нас. – Изумляетесь стихиям? – Да. Вы – тоже? – Вам они не слишком нравятся, верно? – Да. А вам? – В том, что вы видите, нет ничего особенного, уверяю вас, бывает много страшнее. – Надеюсь, что стихии не пытаются меня запугать. – Я не видел, как вы поднялись на судно. Полагаю, вас провожали друзья? – Да. – Это прекрасно. Как вам нравится путешествие… если не говорить о погоде? Я молчала, и он поспешно сказал: – Не нравится, верно? – Его не назовешь роскошным. – Я даже не представлял, что вы поедете в таких условиях. – Мы тоже. Но мы хотели обойтись наименьшими затратами. Мисс Милн ужасают долга. А как себя чувствует миссис Лестранж? – Лежит. Она не выносит качки. – А кому она нравится. Мне очень жаль ее. – Скоро мы выйдем из области плохой погоды, и все обо всем этом забудут. Разговаривая с Лестранжем, я встала, и вдруг внезапный порыв ветра швырнул меня на поручень. – Вы не ушиблись? – спросил Лестранж. – Нет, благодарю вас. – Я думаю, вам лучше спуститься вниз, – продолжал он. – Ветер способен и на более жестокие шутки; при такой непогоде не следует находиться на палубе. – Он криво улыбнулся. – Сожалею, что не могу проводить вас до каюты. – Вы правы, – сказала я. – Я пойду вниз. До свидания. – Au revoir, – попрощался он. Я спустилась к себе. Ближе к концу дня ветер стих. Лилиас и я остались в каюте одни. Наши попутчицы, почувствовав себя лучше, вышли, как они выразились, глотнуть свежего воздуха. В каюту заглянул стюард. – Я получил распоряжение переместить вас в другое место, – сказал он. – Переместить нас? – воскликнули мы в один голос. – Полагаю, произошла ошибка. Вы не должны были находиться в этой каюте. Соберите свои вещи. Сбитые с толку, мы повиновались. Стюард взял наши саквояжи и пригласил следовать за собой. Он провел нас через весь корабль, открыв одну из дверей, отгораживающих носовую часть судна от остальных помещений. Мы оказались в каюте, которая показалась нам великолепной после той, где мы провели первые дни. Здесь стояли всего две постели, которые днем становились диванами, и большой гардероб; была ванная комната и даже иллюминатор. Мы в изумлении смотрели на эту роскошь. – Ваша каюта, – сказал стюард и оставил нас. Мы не могли поверить своим глазам. Контраст был разительным. Лилиас села на один из диванов, и мне почудилось, что она вот-вот заплачет, хотя это никак не было на нее похоже. – Что это значит? – спросила она. – Это значит, что произошла ошибка. Нас не должны были размещать вместе с эмигрантами. – Но мы тоже эмигранты. – Ты права… но теперь мы здесь. Разве не чудо? Я чувствовала себя на верху блаженства. Мне кажется, я больше не вынесла бы этого. – Но ты должна терпеть… если так нужно. – Ладно, не будем беспокоиться. Давай лучше порадуемся. – Я хочу знать, как это произошло, – настаивала Лилиас. – Без сомнения скоро узнаем. Начальник хозяйственной службы сказал нам, что произошла какая-то ошибка, и мы, наконец-то вздохнув с облегчением, не стали углубляться в расспросы. Нам было достаточно знать, что остальная часть нашего путешествия пройдет в комфорте, о котором мы не позволяли себе даже мечтать. С этого дня все изменилось. Мы часть времени проводили в компании Лестранжей; именно во время путешествия я начала узнавать Майру. Она стремилась держаться в тени и была довольно застенчивой особой в отличие от своей матери. Я часто думала, что, вероятно, жизнь рядом с подобной матерью сделала Майру такой, ибо в присутствии миссис Эллингтон даже самый уверенный в себе человек начинал видеть собственные недостатки. Майра нравилась мне все больше. В присутствии мужа она уходила в себя и почти всегда молчала, пока к ней не обращались. Я заметила, что Роже часто заканчивал фразу вопросом: «Ты согласна, моя дорогая?», словно пытаясь втянуть ее в разговор. «Да-да, Роже, согласна», – неизменно отвечала она. – Она держится раболепно, – сказала мне Лилиас. – Мне думается, она хочет угодить мужу. В конце концов, он всегда добр и любезен с ней. – Если он предпочитает полную покорность, Майра должна его вполне устраивать, – таким было весьма суровое заключение Лилиас. Практичная Лилиас могла отвергать Майру как женщину, лишенную силы воли, готовую стать игрушкой в руках мужа, но я чувствовала в Майре самобытный характер, скрытый под внешней оболочкой покорности, и, возможно, догадываясь о моих чувствах, она чуть больше открывалась мне, нежели другим. Впервые мы сделали остановку в Тенерифе, и, поскольку двоим женщинам было непросто выйти одним в город, Роже Лестранж пригласил нас составить компанию ему и жене. Мы с готовностью согласились. День прошел очень приятно, под руководством Роже Лестранжа мы проехались верхом по городу и даже углубились на несколько миль вглубь страны. Мы наслаждались пахучим воздухом, любовались чудесными цветами, кустарниками, росшими вдоль дороги, и банановыми плантациями на склонах гор. Роже Лестранж оказался внимательным и знающим провожатым, и, когда мы вернулись на корабль, Лилиас отметила, что нам очень повезло иметь таких спутников; я с нею согласилась. В свою очередь и Майра сделала признание: – Так хорошо, что вы едете вместе с нами. – Я порадовалась ее чуткости, ибо в продолжение всего дня меня не оставляла мысль – а не мешаем ли мы им. В конце концов, после их медового месяца прошло не слишком много времени, а молодожены Обычно предпочитают бывать одни. Мы уже плыли вдоль западного побережья Африки; стало много теплее, море успокоилось, и жизнь на судне протекала не без приятности. Ни Лилиас, ни я не торопили времени. После смены каюты мы оказались в другой части корабля и пришли к заключению, что жизнь здесь более чем привлекательна. Мы встречались с людьми, которые были нам интересны. Роже Лестранж стал душой общества. Он оказывался в центре всех общественных начинаний; был в хороших отношениях с капитаном, с которым познакомился в предыдущем рейсе; в качестве друзей Лестранжа нас ввели в круг капитана. Чудесно было сидеть на палубе, смотреть на почти неподвижную воду, наблюдать, как резвятся вдали дельфины или из прозрачной воды выпрыгивают летучие рыбы. Обстановка располагала к откровениям. Майра воздерживалась от разговоров, но в конце концов чуть-чуть приоткрыла завесу над своим детством. – Все было бы иначе, родилась я талантливым ребенком, – однажды сказала она мне. – Но я никуда не торопилась… не торопилась ходить… не торопилась начать говорить. С первых дней я разочаровывала. Мать хотела видеть меня выдающимся ребенком… не столько умным, сколько красивым… обещающим преуспеть в обществе. Такое бывает… сначала мать устраивает будущее для детей… потом строит планы, касающиеся ее внуков. – Люди вправе самостоятельно распоряжаться собственной жизнью. – Моя мать ни за что не согласилась бы с этим. Она так умело устраивала все подряд, что сочла своим святым долгом устроить и мою свадьбу. Мне повезло только в одном – со стороны отца у меня были дедушка и бабушка. Я провела с ними половину своего детства. У них я была счастлива. Их не волновало – умна я, красива ли. Они любили меня такой, какой я была. Мать говорила, что они портят меня. Она не хотела, чтобы я проводила с ними много времени, но они были значительными людьми. Она уважала их богатство. – Я вас вполне понимаю. – Когда умерла бабушка, – голос Майры чуть заметно дрогнул, – мне было четырнадцать. Остался только дед. Я часто бывала у него. Он хотел, чтобы я жила с ним. Мать не могла допустить такого. Мое место рядом с нею, дома, говорила она; и все равно я не перестала подолгу гостить у деда. Мы часто вместе читали; любили устроиться в саду в кресле на колесиках. Мать говорила, что подобная жизнь не для девушки, но я любила общество деда. Мне пришлось провести светский сезон в Лондоне. Мать настаивала на этом, и отец согласился с нею. Сезон окончился неудачно. Никто не предложил мне руки. Вскоре после этого мать отступилась от меня. Я уехала к деду. Он сказал мне: «Не позволяй им помыкать тобой. Живи, как хочешь сама. Ни за что не выходи замуж за человека только потому, что родители навязывают его тебе. Для девушки… да и для юноши тоже… не может быть более страшной ошибки.» Он был чудесный человек. Когда мне исполнилось двадцать четыре года, он умер. – Как я сочувствую вам. – Сердце мое было разбито. Но я стала очень богатой. Дед оставил мне все. Мое положение в доме теперь было иным, и мать переменила свое отношение ко мне. Она решила, что мне пора выходить замуж, но едва она начала подыскивать мне мужа, я сказала ей: «Дедушка посоветовал мне ни в коем случае не выходить замуж только потому, что кому-то это угодно. Я стану женой того мужчины, которого полюблю сама.» – Мне кажется, ваш дед был мудрым человеком, – заметила я. – О, да. Но я все время говорю о себе, я вы молчите. У меня по спине пробежал неприятный холодок. Как бы со стороны я услышала собственные слова: – Мне, собственно, нечего рассказывать. У меня в детстве была гувернантка… а потом… я приехала погостить в семью викария. – А ваш отец? – Он… он умер. – А теперь вы вынуждены работать в Южной Африке? – Не совсем так. Мне просто хочется что-нибудь делать. У меня есть доход, небольшой, но, я думаю, для меня достаточный. – А вы думали о замужестве? – Однажды, но из этого ничего не вышло. – Как жаль. – Не стоит сожалеть. Сейчас я уверена, что это к лучшему. – Неужели? Мне показалось, что временами вы грустите. – О, нет. Все это в прошлом. Семьи отнеслись к нашим намерениям без одобрения и… – Боже мой. – И сказать по правде, мы оба оказались в выигрыше. Не останови нас вовремя судьба, мы были бы сейчас мужем и женой… Но это не принесло бы нам счастья. – Мне понравился адвокат, который приехал повидаться с вами. Кажется, он неравнодушен к вам. А ваша мачеха – очень красивая женщина, правда? Когда я смотрела на нее… – она засмеялась без особой радости, – то думала: в ней есть все, чего нет во мне. – Вы очень милая, Майра. Не стоит так принижать себя. – Вы мне тоже по сердцу. Но расскажите мне об адвокате. Вы знали его в Эдинбурге, так ведь? – Да. – Я полагаю, он был другом вашей семьи. – Можно сказать так. Нужно было сменить тему разговора и потому я торопливо сказала: – Для вас все закончилось замечательно. – Да, мой дед оказался прав, – ответила она. Я могла выйти за кого-нибудь, подысканного матерью. Но не сделала этого, а, случись такое, у меня не было бы сейчас Роже. – Значит вы совершенно счастливы теперь? – Как бы это сказать… – Да или нет? Она задумчиво на меня смотрела и колебалась, а потом все же решилась: – Иногда… я боюсь. – Чего? – Роже такой необычный, вы согласны? Порой я думаю… – Скажите – о чем. – Достаточно ли я хороша для него. Что он нашел во мне? Я решила бы – что деньги, не будь он сам богат… Я рассмеялась. – Гоните прочь подобные мысли, Майра. Он ведь женился на вас? Значит, он любит вас, а деньги тут ни причем. – В это так трудно поверить. Он просто чудо. Конечно, если бы ему нужны были деньги… – Перестаньте, Майра! – Я снова рассмеялась, она последовала моему примеру. Мне стало легче. Я было подумала, что она боится его, а ее страшило, что она недостаточно для него привлекательна. Мне нужно было преодолеть в себе нелепое ощущение, что в Роже Лестранже есть что-то неуловимо зловещее. Не стоит пытаться удержать уходящее время. Дни летели все быстрее и быстрее. Очень скоро мы прибудем на место и реальность заменит это похожее на сон идиллическое существование, которым мы наслаждались последние несколько недель. Мы должны подготовиться к встрече с нашей школой. Как мы наберем для нее учеников? Лилиас уверяла, что нет проку обсуждать что-либо, пока мы своими глазами не увидим, с чем имеем дело. Через два дня корабль прибыл в Кейптаун. Роже Лестранж заявил, что мы должны составить ему и Майре компанию в путешествии до Кимберли. Дорога предстояла долгая, но он проделал этот путь не один раз и мог оказать нам большую помощь. Мы с благодарностью приняли его предложение. – Нам поистине повезло оказаться с ними на одном корабле, – сказала как-то Лилиас. – Они сделали этот переезд куда более занимательным, чем он мог быть. Она не сознавала, сколь многим мы обязаны Роже Лестранжу, но мне это вскоре предстояло узнать. В тот вечер я поднялась на палубу, как делала часто. Я любила сидеть под бархатным небом, на котором гораздо ярче, чем в Англии, сияли звезды. Было тепло, и я никого не видела рядом. Все дышало покоем. Но скоро покой исчезнет, думала я, и с чем мы столкнемся тогда? Майра и Роже Лестранж будут неподалеку. Хорошо иметь таких друзей, особенно в чужой стране. Не успела я присесть, как услышала легкие шаги по палубе и, даже не взглянув в ту сторону, откуда они донеслись до меня, догадалась, кому они принадлежат. – Здравствуйте, – сказал он. – Любуетесь звездной ночью? Не возражаете против моего общества? – Роже Лестранж взял стул и расположился подле меня. – Красиво, не правда ли? – сказала я. – Более, чем красиво, – восхитительно. – Согласна с вами. – Не понимаю, почему люди не ценят этой красоты. Ну да ладно. По крайней мере никто не мешает нам спокойно поговорить. Как вы себя чувствуете? Мы почти у цели, вам это известно? – Я как раз думала об этом, когда вы подошли. – Такие размышления немного напоминают азартную игру, так ведь? – Пожалуй, все это серьезнее. – Вы правы, но мы будем рядом. – Вас, должно быть, больше занимают мысли о возвращении в свой дом? – Пока я наслаждаюсь путешествием. – Понимаю вас. И потом – вы с Майрой. – Да, но и с вами тоже… и с мисс Милн. Это озаряет жизнь новым светом. – Озаряет жизнь? – Всегда интересно знакомиться с новыми людьми – вы так не считаете? – О да, конечно. – Вы с Майрой как будто хорошо поладили. – Как будто да. Я полюбила ее. – Это замечательно. Она весьма застенчива. Хорошо, что вы подружились. Мне была непереносима мысль о том, что вы едете там, внизу, третьим или четвертым классом. – О да, поначалу было просто ужасно. – Я рад, что избавил вас от этого. Рад за себя и за вас. – Избавили нас? – Разве мог я допустить, чтобы вы оставались на корме? – Вы хотите сказать, что… – Это мелочи, забудьте о них. – Но… нам сказали, что произошла ошибка. Мы думали… – Я настоял на том, чтобы вам ничего не говорили. – Прошу вас, объясните мне, что именно произошло. – Все проще простого. Вы заплатили за билеты и получили то, за что платили. – Я… я понимаю. Лилиас не хотела тратить лишние деньги. Кредит нам предоставило общество, а моя подруга не любит быть должницей. – Это делает ей честь. – Значит, это вы… – Я вас переместил в другую каюту. Оплатил разницу в стоимости, с тем чтобы вы путешествовали в комфорте. Я покраснела. – Но… мы обязаны возместить вам разницу. – Ни в коем случае. – Лилиас… – Лилиас не обязательно об этом знать. Пощадите ее чувства. Она будет считать себя еще и моей должницей. Это для нее так же плохо, как быть должницей перед обществом. А вам известно, как она ненавидит долги. Я помолчала. – Я заплачу вам, – наконец сказала я. – Я не приму ваших денег. – Вы обязаны это сделать. – Почему? С моей стороны это маленький подарок. Я думаю, какое удовольствие ваше общество доставило мне и Майре; как вы знаете, мы не могли бы его получить, находясь по разные стороны ограждения. – Это очень мило с вашей стороны, но вы должны позволить мне вернуть вам деньги, по крайней мере ту часть, что должна вам я. – Я не приму денег. – А я не могу принять ваш подарок. – Моя дорогая… Д-Диана, вы его уже приняли. – Но… – Никаких «но», прошу вас. Подумайте о гордой Лилиас. Пусть она по-прежнему верит, что при размещении пассажиров произошла ошибка, которую устранили, как только она выявилась. – Почему вы сделали это? – Потому что не мог представить себе двух юных дам в подобных условиях. Мне не следовало ничего вам говорить. – Однако вы сказали. – Сорвалось с языка. Возможно, я хотел дать понять, что хочу помочь вам. В конце концов вы предприняли такой шаг, и именно я предложил вам поехать в Южную Африку. Мне очень хочется, чтобы вы преуспели. – Вы очень добры, и я признательна вам. Но предпочла бы… – Не окажете мне любезность разобраться с этим делом самому? Не говорите больше ни слова. Я счастлив, что был в вашем обществе. То же относится к Майре. По существу мы все сделали это путешествие приятным. – Он накрыл своей рукою мою. – Прошу вас, посмотрите на это моими глазами… и забудем все остальное. Я должна была догадаться. Мы заплатили за билеты чересчур мало. У нас совсем не было опыта в таких делах. Замечательно, что Роже позаботился о нас. Я должна постараться именно так расценить происшедшее. Однако сделанное мною открытие вселило в меня легкое беспокойство. Еще через два дня мы прибыли в Кейптаун. Легко представить, какое возбуждение царило на корабле. Я – то же наверняка относилось и к Лилиас – находилась в постоянном напряжении, которое временами пересиливали только дурные предчувствия. Временами нам со всей очевидностью казалось, что мы поступили крайне беспечно, решив оставить все близкое и знакомое нам, ради того чтобы начать новую жизнь. И теперь спрашивали себя, достаточно ли мы подготовлены к новой жизни, и погружались в размышления. Мы молча смотрели на море, и каждая из нас знала, что мысли се текут примерно в том же направлении, что у подруги. Я не сомневалась, Роже Лестранж хорошо представлял, в каком смятении находились наши чувства; он все время старался развеять наши страхи. Все будет хорошо, говорил он. Он всегда рядом. Не нужно забывать, что мы друзья. До сих пор в моей памяти солнечный день, палуба, с которой мы смотрим на голубое море, неподвижность которого чуть нарушает лишь легчайшая рябь. К нам с Лилиас присоединяются Роже и Майра. Бедная Майра! Я думаю, опасения по поводу ее новой жизни терзали в тот час несчастную не меньше, чем нас. Возле нас остановился капитан, совершавший ежедневный обход судна. – Здравствуйте, – сказал он, – чудесный денек. Мы согласились с ним. – Скоро прибудем, – добавил он… – В такой день, как этот, не хочется торопиться, – заметил Роже. – Да, и как будто погода обещает быть такой же в ближайшие несколько дней. Хотя мыс Доброй Надежды всегда горазд на злые шутки. – Что верно, то верно, – ответил ему Роже. – Я испытал их на себе. Капитан улыбнулся и остановил взгляд на мне, Лилиас и Майре. – А вы, молодые дамы, впервые едете в Южную Африку? – Да, – ответила за всех Лилиас. – Вы могли бы выбрать времена поспокойнее – как думаете, мистер Лестранж? – Может быть, пронесет, – сказал Роже. – На сей раз, похоже, все складывается куда как серьезно. – Здесь и прежде бывало неспокойно. – Верно, то, что копилось годами, сейчас, я бы сказал, достигло точки кипения. – Какие-то неприятности…? – спросила я. – Капитан говорит о Крюгере. Тот становится все суровее. – Я знаю, недовольство зрело давно, – сказал капитан. – Но после рейда Джеймсона положение стало хуже некуда. – Почему? – Как бы ответили вы? – спросил капитан, взглянув на Роже. – Очень просто. Сесил Родс хочет, чтобы Южная Африка была британской. Крюгер хочет, чтобы она была страной африканеров. Не стоит волноваться. Крюгер не осмелится зайти слишком далеко. – Подождем и посмотрим, – сказал капитан. – Ну что же, пора идти. Увидимся позже. После ухода капитана я повернулась к Роже. – Какие неприятности имел в виду капитан? – Как вам сказать… э-э… не всегда все получается гладко. Но не беспокойтесь понапрасну, жизнь возьмет свое. – Мне бы хотелось побольше узнать о том, что здесь происходит. – Я вас понимаю. Вы собираетесь здесь жить. Естественно ваше желание знать. – Капитан показался мне очень озабоченным, – сказала Лилиас. – Ну хорошо, если не вдаваться в подробности, – заговорил Роже, – то в продолжение известного времени здесь идет борьба за власть. После открытия в Южной Африке алмазов и золота сюда понаехали люди со всего света и осели здесь. Но в основном это были британские подданные. Состав населения заметно изменился, и пришельцы, которых африканеры назвали уитлендерами – что в переводе означает чужеземцы – решили, что пора взять под свой контроль управление страной. Пауль Крюгер – президент Трасваля, и он видит, что происходит вокруг. – У меня сложилось впечатление, что он очень сильный лидер, – заметила Лилиас. – Так и есть. Он сразу понял, что если предоставить право голоса итлендерам, то на любых выборах они превзойдут числом африканеров, и это будет иметь для последних ужасные последствия. Африкенеры с подозрением относились к британцам, которые с самого начала проводили свою линию в отношении черного населения. После отмены рабства в Британии англичане вознамерились распространить свое решение на Южную Африку. Буры не могли с этим согласиться, ибо они тогда лишались бы дешевой рабочей силы для своих ферм. У этого конфликта долгая предыстория. – И теперь, по словам капитана, он «достиг точки кипения»? – Мы считали так некоторое время. Причина появления новых страхов – постановление Крюгера, по которому ни один уитлендер не допускается к президентским выборам, а фольксрад – так называется местный парламент – выбирают только граждане не моложе сорока, прожившие в стране не менее четырнадцати лет. – С этими уитлендерами, которые осели в стране, поступают не слишком справедливо. – Конечно. Кроме того, многие из них разбогатели, внесли немалый вклад в финансовое благополучие страны, а им отказывают в праве голоса. Трудно было ожидать, чтобы такие люди, как Сесил Родс и Джеймсон, остались в стороне, словно это их не касается. – Поэтому Джеймсон и совершил свой рейд? – спросила Лилиас. – Да, и ход событий немного замедлился. Особенно после того, как германский император телеграммой поздравил Крюгера с победой; с другой стороны, не подлежит сомнению, что британское правительство более чем когда-либо настроено показать свою силу. – Значит, возможны крупные беспорядки? – в тревоге спросила Лилиас. – Я уже говорил – беспорядки здесь не редкость. Но не следует пугаться всего подряд. Я думаю, что продолжаются переговоры между Джозефом Чемберленом, государственным секретарем по делам колоний, и Яном Сметсом, молодым генеральным прокурором Крюгера. Все это время я находился вдали от дома и мог судить о происходящем только по британским газетам. – Мы тоже не уделяли этому внимания, – сказала Лилиас. – С того дня как мы приняли решение отправиться в Южную Африку, нам пришлось очень много сделать. – Я знаю об этом. – Но если существует конфликт между африканерами и уитлендерами, к которым мы тоже будем отнесены, не проявят ли местные жители враждебности к нам? – Дорогая, никто ничего подобного не допустит, уверяю вас. Нет и еще раз нет. Они будут счастливы тем, что вы приехали передать свои знания их детям. Не сомневаюсь, вас ожидает самый теплый прием. А кроме того, я всегда буду рядом. Рибек-хаус, в котором я живу, не так далеко от школы. При необходимости я помогу вам. Мне показалось, он ожидал от нас заверений в том, что мы успокоились, но я и, думаю, Лилиас тоже не были готовы сказать такое. Напротив, мы все больше склонялись к мысли, что впереди нас ждут немалые испытания. Кейптаун оказался красивым городом. Мне хотелось задержаться и осмотреть его. Словно приветствуя нас, сияло солнце; люди казались дружелюбными. После услышанного от Роже и капитана я приготовилась к проявлению враждебности со стороны хотя бы некоторых горожан. Мы были здесь уитлендерами; в то же самое время среди местных жителей нарастал конфликт. Но ни единого признака напряженности мы не заметили. Меня поразило величие Столовой горы и Столового залива. – Какие прекрасные места! – вырвалось у меня; Лилиас тоже была в восторге. Мы улыбнулись друг другу. У нас обеих появилось чувство, что в самом деле все устроится. Долгое путешествие в поезде через вельд захватило нас, хотя несколько утомило. Роже сразу предупредил, что на пятьсот сорок миль от Кейптауна до Кимберли уйдет тридцать часов. – Вам еще повезло – в свое время этот путь проделывали в фургонах, – добавил он. Мы были благодарны ему. На протяжении всего переезда властность, которая исходила от него, заставляла всех немедленно уделять ему самое доброжелательное внимание, часть которого перепадала и нам. – Без его помощи наше путешествие могло протекать совсем иначе, – как-то сказала я Лилиас, и она согласилась. Наконец мы прибыли в Кимберли. Роже Лестранж настоял на том, чтобы отвезти нас в школу, прежде чем он с Майрой отправится в свой Рибек-хаус. Из окон экипажа Лилиас и я внимательно разглядывали город. – Город процветает, – пояснял Роже, – и быстро растет. Это все сделали алмазы. Помимо прочего, он стоит на пути между Кейптауном и Трансвалем. – С гордостью он показал нам красивые здания городского собрания и высшего суда, ботанический сад. Мы обменялись с Лилиас удовлетворенными взглядами. Узнав о беспорядках в этой стране, мы даже заговорили о том, что лучше было поехать в Австралию или Новую Зеландию. Но увиденное примирило нас с Южной Африкой. Экипаж остановился напротив небольшого белого здания, отделенного от дороги подобием внутреннего двора. – Ваша школа, – возвестил Роже. Едва он заговорил, дверь открылась и из здания вышел мужчина со свежим цветом лица и улыбкой на губах. На вид ему было чуть больше тридцати. – Мистер Джон Дейл, – представил его Роже. – Позвольте познакомить вас, Джон, с новыми учительницами. – Так это мисс Милн и мисс Грей? – спросил молодой человек, переводя взгляд с одной из нас на другую. – Это мисс Грей, – сказала Лилиас, а я мисс Милн. Он пожал ее руку, а затем мою. – А это, – вмешался Роже, – моя жена. Джон Дейл протянул руку и поздоровался с Майрой. – Рады видеть вас в Кимберли, – сказал он. – Надеюсь, вас ожидает здесь счастье, миссис Лестранж. Роже ласково улыбался. – Ну что же, мы завершили долгое путешествие, и теперь нам пора откланяться. Могу я оставить дам на ваше попечение, Джон? – Само собой разумеется, – он повернулся к нам и сказал: – Прошу вас – входите. Давайте-ка мне ваши вещи. – Это далеко не все, – сказала Лилиас. – Остальное прибудет позже. – Я понимаю. А сейчас – пойдемте в дом. – Итак, мы вас покидаем, – сказал Роже. Мы сердечно поблагодарили его за все, что он для нас сделал. – Мы скоро увидимся. Нам интересно будет узнать, каковы ваши первые впечатления, как вы устроились, не правда ли, Майра? – О да… конечно. Навестите нас как можно скорее, – промолвила Майра. – Не сомневаюсь, что дамы зайдут к нам в гости, дорогая, – вмешался Роже. – Мы же совсем рядом. Ты не лишишься их. Итак, до скорой встречи. Под опекой Джона вы в полной безопасности. Au revoir. Мы вошли в прихожую, а Джон Дейл внес наши саквояжи и поставил их на пол. – А теперь позвольте мне пояснить, – начал он, – кто я такой. Я – член городского совета. Мы более чем озабочены обучением наших детей. Как видите, школа очень мала. В ней никогда не было больше двадцати учеников сразу. Трудность заключалась в том, чтобы найти учителей, готовых остаться здесь надолго. Сначала школу возглавляла мисс Грот, проработавшая в Кимберли двадцать лет. Она состарилась, и ее сменила молодая дама, продержавшаяся у нас два года. Потом она вышла замуж и уехала. С той поры мы не могли найти никого, кто согласился бы приехать в город и проявил искреннюю заинтересованность в школьных делах. Рассказ мистера Лестранжа о вас привел нас в восторг. Надеюсь, вам здесь понравится. – А я надеюсь, что мы сумеем удовлетворить ваши потребности, – сказала Лилиас. – Вас двое… Он колебался, и Лилиас поспешила сказать: – Да, мы знаем, что вам нужен всего один учитель. – Дело в том, что мы хотели бы иметь двоих, но городские средства не позволяют этого. Будь в школе больше учеников, тогда два учителя стали бы необходимыми. Однако мы платим невысокое жалованье, ибо школа содержится только на средства города… и временами создается впечатление, что не все горожане придают образованию должное значение. – Мы понимаем, – сказала Лилиас. – Нас все устраивает. Мы хотели быть вместе, мы вместе готовились сюда приехать и работать здесь. Чувствовалось, что Джон еще не успокоился до конца. – Простите меня, – сказал он, – вы ведь наверняка устали и проголодались. У меня с собой бутылка вина и немного еды. Поедим прямо сейчас или сначала посмотрим школу? – Давайте сначала познакомимся со школой. К тому же нам не мешало бы умыться с дороги. А потом можно перекусить и спокойно побеседовать, если это не нарушает ваших планов. – Прекрасная мысль. Здесь есть мазутная печь. Пока вода нагревается, мы с вами обойдем все помещения. Увиденное нам понравилось. В большой комнате стояли длинный стол со стульями и большой шкаф. В шкафу находились книги и грифельные доски. – Классная комната, – сказала Лилиас с одобрением. В нижнем этаже оказались еще две небольших комнаты и кухня, задняя дверь которой выходила в садик, весьма живописно заросший кустарником. Увидев эту картину, Лилиас в восхищении ахнула. Джон Дейл улыбался, очевидно, обрадованный нашей реакцией. – Мы не имели представления, что увидим по приезде, – сказала Лилиас. – И боялись самого худшего? – спросил он. – Мы и подумать не могли, что окажется так хорошо, правда, Диана? Наверху мы увидели четыре комнатки, просто, но очень мило обставленные. – Две спальни, кабинет, и остается еще одна комната, – сказала Лилиас. Она подошла к окну и выглянула на улицу. Затем с сияющими глазами повернулась ко мне. – Я хочу сделать эту школу процветающей, – воскликнула она. – У вас получится, – заметил Джон Дейл. – А теперь вода наверняка согрелась, и я сейчас принесу ее сюда. – Мы вам поможем, – сказала Лилиас. Признаться, я нечасто видела свою подругу в таком возбуждении. Внизу Джон Дейл накрыл на стол. Нас угостили холодными цыплятами, поджаристым хлебом, вином и сочными грушами. – Чудесное начало новой жизни, – восхитилась Лилиас. – Я хочу, чтобы вы знали – мы очень рады вашему приезду, – обратился к нам Джон Дейл. – Позвольте мне рассказать немного о городе и его обитателях. – Мы готовы вас слушать. – Я думаю, климат вам понравится, хотя летом бывает жарковато. – Нас это не смущает, – сказала я. – Как вы, возможно, знаете. Кимберли своим процветанием обязан алмазам. До тысяча восемьсот семьдесят первого года здесь была просто-напросто деревня. А потом обнаружили алмазы… и все изменилось. Кимберли – это алмазы. Почти все здесь в той или иной мере имеют к ним касательство… ищут, готовят к отправке на рынок, продают. – И вы тоже? – спросила Лилиас. – Да, я работаю в конторе одной из крупнейших здешних компаний. – Не мистеру ли Лестранжу она принадлежит? – О нет, к нашей он не имеет отношения. Приехав сюда несколько лет назад, он купил долю в одной компании. Вскоре после этого женился и приобрел Рибек-хаус. Это одно из лучших в городе зданий. Скажите, когда вы предполагаете открыть школу? – Я не вижу причин откладывать с этим, – сказала Лилиас. – Дайте нам день или два, чтобы устроиться, понять, сколько у нас учеников и какими учебными материалами мы располагаем. – Конечно-конечно. Что если начать занятия в понедельник? Тогда в вашем распоряжении будет вся эта неделя до конца. – А что с учениками? – Пока их человек десять. Будет больше. – Какого возраста? – Всех возрастов. – Он с тревогой посмотрел на Лилиас. – Ваша работа осложнится? – Этого можно было ожидать, но нас двое, и, наверно, мы откроем два класса. Подумаем, примем решение чуть позже. – Я оповещу всех об открытии школы в понедельник. – Мы будем вам очень признательны. – Не стоит благодарности. Я в восторге, что с вашей помощью школа вновь начнет работать. Образование крайне необходимо. Так хочется, чтобы все здесь были согласны со мной. – Ваши груши восхитительны, – сказала я. – В Кимберли выращивают лучшие фрукты в мире.. – Что за чудесная страна! – воскликнула Лилиас. – Для нас она прямо-таки земля обетованная. Джон рассмеялся. – Я запомню ваши слова. Я хочу провозгласить тост – пусть эта страна станет в самом деле землей обетованной. Когда Джон Дейл ушел и мы остались в школе одни, ни у Лилиас, ни у меня не было сомнений в том, что нас встретили замечательно. |
||
|