"Змеиное гнездо" - читать интересную книгу автора (Холт Виктория)ОБВИНЯЕМАЯИ начался кошмар. Последовавшие за смертью отца недели кажутся мне теперь нереальными. У меня было ощущение, что я очутилась в безумном угрожающем мне мире. Та ночь стала роковой в моей жизни. Доктор оставался у отца довольно долго, а когда, наконец, вышел – был чрезвычайно серьезен. Он не сказал мне ни слова. Прошел мимо, словно не видя меня. Он казался глубоко потрясенным. Скоро я поняла – почему. Как только он удалился, ко мне в комнату вошла Зилла. В речи моей мачехи появилась какая-то не свойственная ей бессвязность. – Он… э-э… он думает, что причиной может быть какой-то яд. – Яд? – Содержавшийся в том, что он принимал… или… – Или? – Или твоему отцу его просто подсыпали. – Моему отцу подсыпали яд? – Доктор говорит – будет вскрытие. Потом… расследование. – Но… почему… он же болел. Это не было настолько уж неожиданным. Она в ужасе затрясла головой. – Нам всем нечего бояться, – сказала она, внимательно на меня посмотрела и добавила: – Ведь так? – Но это ужасно, – крикнула я. – Почему… почему? – Таков порядок, когда человек умирает неожиданно. – Ужасно, ужасно, – повторяла я. Она подошла и легла в постель рядом со мной. Мы не спали всю ночь и немного поговорили. Я полагала, что ее мозг не оставляют те же страшные мысли, что терзали мой. На другой день тело отца забрали из дома. Заголовки в газетах были набраны кричащими огромными буквами: ЗАГАДОЧНАЯ СМЕРТЬ ЭДИНБУРГСКОГО БАНКИРА. ПРЕДСТОИТ ВСКРЫТИЕ ТЕЛА. Об этом говорили повсюду. Наш дом притягивал к себе, казалось, весь город. Из окна я то и дело видела проходящих мимо людей – их стало гораздо больше обычного – они замедляли шаг и вглядывались в наши окна. Слуги, не переставая, шептались. Я чувствовала, что они исподтишка наблюдают за нами. – Нет сил выносить это, – пожаловалась Зилла. – Скорей бы уж они заканчивали свое расследование и сказали нам все, как есть, даже самое худшее. Я так устала. Наконец, был назначен день дознания у коронера. На него пригласили всех домашних, включая слуг. Многим из них предстояло выступить в качестве свидетелей. Все находились в состоянии нервного напряжения – боялись и одновременно чуть ли не предвкушали час, когда они окажутся в центре драмы. Доктор Доррингтон давал показания первым. Он заявил, что с первого взгляда на мертвого мистера Глентайра у него возникла мысль о яде. Затем были допрошены два доктора, производившие вскрытие. Доррингтон оказался прав – следы мышьяка в теле покойного присутствовали. Под действием яда воспалились желудок и кишечник. Печень и содержимое желудка, помещенные в запечатанные бутыли, были направлены на дополнительное исследование, но оба доктора не сомневались в том, что причиной смерти стал мышьяк, попадавший или вводившийся в организм, возможно, вместе с портвейном. Зал зашумел. Следователи узнали и многое другое. Например, что я купила на шесть пенсов мышьяка в аптеке Хенникера. Молодой человек, обслуживавший меня тогда, представил суду красную тетрадь, в которую вписал дату покупки и мое имя. Оказалось, что еще раньше аптека продала мышьяк на те же шесть пенсов Хэмишу Восперу. Сначала суд захотел узнать, зачем покупал яд Хэмиш. На конюшне появились крысы, миссис Воспер видела их. Она утверждала также, что сын разбрасывал мышьяк на ее глазах. Сказала, что ей не нравится, когда кругом яд, но еще сильнее ей не нравятся крысы. Один из мальчиков, чистивших конюшню, подтвердил, что крысы появились и Хэмиш в самом деле рассыпал по углам яд. Затем настала моя очередь. Меня спросили, зачем я покупала мышьяк. Я ответила, что крысы появились возле кухни. Одну обнаружили в ящике для мусора. Кто еще видел крысу? Я сказала, что своими глазами крысу не видела. Об этом мне сказала Элен Фарли, и она же попросила меня в тот день зайти в аптеку, поскольку сама не могла покинуть дом. Элен Фарли больше не работала в доме. Куда она уехала. Я не знала и не помнила день, к которому относился мой рассказ. Кажется, за день… или за два до смерти отца. Я увидела недоверие в глазах присяжных, а коронер просто источал подозрительность. Меня спросили о ссоре с отцом. Я решила выйти за студента, ведь так? В то же самое время джентльмен из Эдинбурга ухаживал за мной? – Это… не совсем так. Мы были помолвлены тайно. – Значит, вам нравится иметь две жилы на одном смычке? – Это не так. – Ваш отец угрожал, что лишит вас наследства, если вы станете женой студента? – Как вам сказать… – Да или нет? – Пожалуй, да. – Он говорил что-либо определенное о том, что вам следует прервать отношения со студентом? Имела ли место сцена между вами? Конечно, все это они знали заранее. И вопросы задавали только затем, чтобы поймать меня в ловушку. Дал показания и Хэмиш Воспер. Он заявил, что не знал о крысах возле кухни. Он видел крыс на конюшне и вывел их с помощью шестипенсового пакетика мышьяка. Использовал ли он весь мышьяк против крыс? Да, конечно. Нашесть пенсов отпускают не так уж много яда, а крысы были очень большие. – Значит, вы ни разу не слышали о крысах возле дома? Вы не просили Элен Фарли купить еще мышьяка? Хэмиш со смущенным видом покачал головой. – Если не ошибаюсь, я только раз упомянул о крысах, будучи на кухне, и миссис Керквелл была потрясена. – Присутствовала ли мисс Глентайр при этом? – Дайте припомнить… да, она была тогда на кухне. Судьи уже смотрели на меня так, словно я была отравительницей. Сидевшая рядом со мной Зилла взяла мою руку и успокаивающе пожала ее. Она выглядела прекрасно – немного бледная, с прекрасно уложенными волосами красноватого оттенка. Они были чуть видны из-под черной шляпы. На лице Зиллы была написана глубокая скорбь – как положено вдове из трагедии. Зиллу спросили о портвейне. Она сказала, что после обеда ее супруг обычно выпивал бокал вина. Он держал портвейн и в спальне и, если не чувствовал себя усталым, тоже иногда выпивал бокал. Говорил, что это помогает ему заснуть. – Пил ли он портвейн в вечер перед смертью? – В спальне – нет. Он, по его словам, очень устал. А затем… вдруг случился роковой приступ. – Значит, только бокал после обеда? – Да. – У вас не возникло никаких подозрений в связи с вином в тот вечер? – Подозрений? Я… не совсем понимаю. Разве только… вина в графине оставалось совсем мало. Я помню, наш дворецкий, мистер Керквелл, принес другой, полный, графин. Вызвали Керквелла. Он рассказал, что пошел за новым графином, когда увидел, что портвейна может не хватить. Когда же вернулся, мисс Глентайр уже налила вино в бокал и передала его своему отцу. – Куда делось вино, что еще оставалось в графине? – Я вылил его. В нем был осадок, и я решил, что хозяин не захочет пить такое вино. – Где этот графин? – На кухне. Когда вино кончается, графины забирают из буфета и моют… пока господа не попросят подать вина. Жюри присяжных при коронере единодушно решило, что мой отец умер от приема внутрь мышьяка, и вынесло вердикт, констатировавший факт умышленного убийства. Домой мы, Зилла и я, возвращались, потрясенные до глубины души, забившись в угол экипажа, чтобы нас никто не увидел и не узнал. Мы не разговаривали. Наши мысли были настолько ужасны, что произносить их вслух не было никакого желания. На другой стороне улицы стояла кучка людей. Когда экипаж остановился и мы вышли из него, зеваки подошли поближе. Мы уже стояли у дверей, как вдруг кто-то крикнул: «Убийца». Мне стало страшно. Мы разошлись по своим комнатам. Я легла на кровать и попыталась вспомнить в подробностях все, что происходило и говорилось у коронера. Как же так получилось, что когда несколько событий предстали в совокупности, то создалось впечатление о злостном умысле и моей вине. Что будет с моими отношениями с Джеми? Как он отнесется к происшедшему. Я была уверена – у него не возникнет сомнений в моей невиновности. Эта ссора с отцом… слухи о которой каким-то образом дошли до слуг. Тот факт, что я единственный раз, но перед самой смертью отца налила ему стакан портвейна. И, конечно, самое неприятное – приобретение мышьяка в аптеке. Создавалось впечатление, что здесь хорошо потрудился злой дух, который вознамерился уничтожить меня и придавал самым незначительным моим действиям зловещий смысл. Куда делась Элен Фарли, кто мог сообщить следователям, что она попросила меня купить мышьяк? В самом деле, оставалось только поверить в злой рок, который наслал на ее мать болезнь – и заставил Элен уехать – как раз в тот момент, когда она была так нужна здесь, чтобы подтвердить мои слова. Что же подумали все эти люди? Что я купила мышьяк для убийства собственного отца? И только по той причине, что он угрожал лишить меня наследства, если я выйду замуж за Джеми? Мне было очень плохо и страшно. Вечером я написала Лилиас. Мне всегда было приятно рассказывать ей о своей жизни и получать весточки от нее. Она начала смиряться со своей судьбой, постепенно привыкала к сельской жизни; одна из ее сестер стала гувернанткой, и Лилиас заменила ее в доме. С этого дня в наших отношениях как будто появилась дополнительная, особая, связь. Обе мы были несправедливо обвинены, ведь, как мне показалось, присяжные после дознания у коронера наверняка пришли к мысли, что отца убила я. А убийство было гораздо более тяжким преступлением, чем воровство. Я говорила себе, что преувеличиваю. Не могут же присяжные в самом деле подумать на меня. Я подробно описала Лилиас свою ссору с отцом, не забыв его угроз лишить меня наследства. У меня становилось легче на душе, когда я писала Лилиас. Словно разговаривала с нею. Я запечатала письмо и решила отправить его назавтра. Я легла в постель, но сон не шел ко мне. Меня преследовали сцены в зале суда. В ушах гудели чьи-то голоса, вопросы… ответы, казавшиеся мне предательством. Через два дня распоряжением прокурора меня арестовали по обвинению в убийстве собственного отца. В последовавшие за этим мрачные дни я часто говорила себе: не случись этого, я никогда не встретилась бы с Нинианом Грейнджером. Меня увезли в закрытой карете. Несколько зевак видели, как я вышла из дома. Какими же теперь будут заголовки газет, подумала я. И поняла, что меня это почти не трогает. Я не могла поверить, что имя такого доселе незначительного человека, как я, вдруг окажется в заголовках газет. И не могла поверить, что я не только окажусь замешанной в деле об убийстве, но и стану в нем главной фигурой. Казалось, прошли годы с тех пор, как мы с мамой выезжали в экипаже на прогулку и в комнатах с изысканными занавесками на окнах пили чай у соседей, таких же благополучных, как мы. Казалось, даже Зилла появилась в нашем доме давным-давно. Неужели с таким заурядным человеком, как я, могло такое случиться? Необычного произошло много, но самым необычным было то, что я, Девина Глентайр, дочь уважаемого эдинбургского банкира, оказалась в тюрьме по обвинению в его убийстве. Как такое могло случиться? Все началось, когда в дом вошла Зилла – нет, раньше: когда прогнали Лилиас. Если бы осталась Лилиас, никогда не появилась бы Зилла. Отец не женился бы второй раз. Я бы сказала Лилиас, что должна купить мышьяк. Возможно, она пошла бы со мной в аптеку. Почему я никому не сказала об этой покупке? Ни Зилле… ни Джеми. Меня поместили в небольшой камере. Я рада была одиночеству, и именно туда пришел повидать меня Ниниан Грейнджер. Высокий, довольно худой человек, лет двадцати восьми, как мне показалось. В нем чувствовалась властность и то, в чем я нуждалась тогда более всего, – уверенность. – Меня зовут Ниниан Грейнджер, – представился он. – Ваша мачеха наняла меня защищать вас. Вам нужен кто-нибудь в помощь. Я и есть такой человек. С самого начала он держался очень дружелюбно, и вскоре не оставалось сомнения в том, что он сочувствует мне, девушке, обвиненной в убийстве задолго до того, как она узнала жизнь. Он сказал, что не сомневался в моей невиновности, стоило ему только увидеть меня. В то ужасное время я пребывала в полном смятении, именно в подобной поддержке нуждалась превыше всего и никогда не забуду человека, который мне ее подарил. Уверена, что подход Грейнджера к делу выделял его из среды большинства адвокатов. Он не только с самого начала вселил в меня толику уверенности; благодаря ему стало понемногу исчезать жуткое ощущение, что я совсем одна во враждебном мире. Уже после первой встречи я заметно воспряла духом. Странно, но он кое-что рассказал мне и о себе, поэтому со стороны наше свидание могло показаться встречей двух людей, которые вот-вот станут друзьями. Его отец был старшим партнером в товариществе «Грейнджер и Дадли». В один прекрасный день в его названии должно было появиться имя моего адвоката – «Грейнджер, Дадли и Грейнджер». – Я практикую уже пять лет… со времени получения диплома. Вы не помните дела Орленд Грин? Уверен – не помните. Все складывалось для миссис Орленд Грин очень плохо, но я спас ее и горжусь своей победой. Я говорю вам это для того, чтобы вы не думали, будто вас будет защищать неопытный адвокат. – Я так не думала. – Хорошо, давайте перейдем к фактам. Вас не пригласили дать свидетельские показания перед жюри присяжных. Очень жаль. Уверен, вы произвели бы хорошее впечатление. Видя вас перед собой, невозможно поверить в вашу виновность. – Но я в самом деле невиновна. – Я это знаю и вы знаете, но нам предстоит убедить других в том же самом. Вы должны составить объяснительную записку. О ней я хочу с вами поговорить. Очень прискорбно, что именно вы купили мышьяк, а Элен Фарли не оказалось на дознании, чтобы подтвердить ваши слова. Если мы ее отыщем, картина предстанет в ином свете. Очень плохо, что она исчезла. Ну да ничего, мы ее найдем. Как долго она работала у вас? – Не помню точно, наняли ее до или после появления Зиллы. Мне кажется, за несколько дней до того. – Зилла – это миссис Глентайр, ваша мачеха? – Да. Она вошла в дом в качестве моей гувернантки, когда уволили прежнюю. – И стала женой вашего отца. Довольно романтично, не правда ли? Она не похожа на гувернантку. – Именно это я говорила ей всегда. – Весьма привлекательная дама. Уверен, она произведет в суде неизгладимое впечатление. – Я надеюсь, она будет там. – Она – главный свидетель. Именно она была с вашим отцом в момент его смерти. Ее показания будут иметь особую важность. Но нам просто необходимо найти Элен Фарли, и она должна будет подтвердить, что попросила вас купить для нее мышьяк. Вы его купили, отдали ей, и на сем ваше общение с ядом закончилось? – Да, именно так. – Значит, она нам необходима. – Я знаю, что она уехала в Лондон. Она спешила на лондонский поезд. На станцию ее отвозил Хэмиш Воспер. – Лондон – большой город, но мы обязаны ее найти. Для вашего дела – это самое главное. Теперь расскажите мне о студенте. – Его зовут Джеймс Норт. Мы встретились в старом городе, где я заблудилась, и стали друзьями. – Понимаю. С этого все началось. Вы встречались тайком? – Только отец не знал о наших встречах. – А ваша мачеха знала? – Да, она очень сочувствовала нам. Однажды Джеми был приглашен в наш дом к обеду. Мне думается, это устроила она. – Именно после этого ваши отношения с отцом обострились, и он решил отдать вас замуж за мистера Макрея? – Да, мистер Макрей пригласил нас к себе домой и стал частым гостем в нашем доме. – Он приходил повидать вас? – Раньше он бывал у нас довольно редко. – Именно его ваш отец выбрал для вас в качестве будущего мужа и угрожал лишить вас наследства, если вы предпочтете мистеру Макрею студента? Вы не сказали мистеру Макрею о своем Чувстве к студенту? – Нет… Я боялась того, что мог предпринять отец, а Джеми считал, что нам нужно выиграть время. – Понимаю. Значит, таково было положение вещей, когда ваш отец умер от отравления мышьяком? Он нахмурился. Он наверняка думал, что мои дела плохи. – Итак, – наконец, заговорил он, – начнем работать над объяснительной запиской. Изложите события… как они происходили в действительности. Мы просто представим факты. Чрезвычайно важно найти Элен Фарли. Я иду поговорить с вашей мачехой. Он встал, улыбнулся мне и протянул руку. Я пожала ее со словами: – Вы ведь верите мне? Он серьезно посмотрел на меня и ответил: – Несомненно, и намерен добиться снятия с вас обвинения. Не бойтесь. В ожидании суда я продолжала довольно часто видеться с Нинианом Грейнджером, и он по-прежнему приносил мне успокоение. У него был вид чрезвычайно уверенного в себе человека. Ни разу он не позволил себе даже предположительно высказаться о возможном проигрыше дела. Для меня было очень важно, что он не скрывал веры в мою невиновность, хотя, составив объяснительную записку и еще раз перебрав в уме все, что привело к трагедии, я убедилась – очень многое, на поверхностный взгляд, должно говорить о моей вине. Но мою непричастность к преступлению еще предстояло доказать, и я ждала суда, который должен был состояться не позднее чем через два месяца со дня ареста. Человек не может вечно пребывать в состоянии потрясения: стены тюрьмы по утрам уже не пугали меня, я к ним привыкла. Ощущение отрешенности, как если бы все случившееся полностью опустошило меня, перестало меня преследовать. Впереди был суд, и каждый день приносил теперь облегчение, поскольку приближал его дату; я хотела, чтобы все поскорее закончилось. Я не имела представления, чем завершится суд. Ниниан Грейнджер был неподражаем. Он вселял в меня надежду, которой я не могла в полной мере преисполниться, когда его не было рядом. Только в его присутствии я безоговорочно верила в него и в саму себя. Мне разрешили свидания, но я ни на секунду не оставалась наедине с посетителями. В углу комнаты всегда сидела и следила за каждым моим движением бдительная женщина с пронзительным взглядом. Она не проявляла недружелюбия – она просто не проявляла ко мне никакого интереса. Я так и не узнала, считала ли она меня убийцей или безвинной жертвой злого рока. Пришла Зилла. Она была само сострадание. – Какое ужасное дело, – сказала она. – Но все должно кончиться благополучно, Девина. Твой симпатичный защитник как будто уверен в этом. Он встречался со мной несколько раз. Очень хочет разыскать Элен. Я сказала ему, что она, должно быть, уехала из Лондона, но, как мне думается, мать ее по-прежнему там. – Лондон – большой город, – повторила я однажды сказанные Нинианом Грейнджером слова. – Боюсь, что так. Мистер Грейнджер уехал в Лондон. Он поместил объявление в газетах с просьбой помочь ему в розысках. – Вы думаете, он сумеет ее найти? – Надеюсь. Эти люди делают огромное дело, ведь правда? Ох, Девина, я так хочу, чтобы ты поскорее снова была дома. – Но сначала будет суд. Вы считаете, они поверят мне? – Ниниан Грейнджер кажется мне очень хорошим адвокатом. Молод и полон энергии. Вызволить тебя из беды – значит для него очень много. – Да, он работает у отца, рассчитывает стать его партнером и, мне кажется, хочет продемонстрировать ему свои таланты. – Ты права. Но есть кое-что поважнее. Он действительно верит в тебя. – Он ко мне очень добр. Не знаю, что бы я делала без него. Она молчала. – Зилла, а как дома? – спросила я. – Ужасно. Едва заслышав голоса разносчиков газет, слуги выбегают на улицу в надежде узнать какие-нибудь новости. – И вам приходится все это выдерживать! – Ты ведешь себя, как надо, Девина. Не знаю. Все так странно запуталось. Я ощущаю себя как бы другим человеком. Я снова и снова все вспоминаю, снова и снова обдумываю все происшедшее. Вы видели… Джеми? – Он приходил к дому. И показался мне совершенно выбитым из колеи. Я думаю, он навестит тебя. Хотя он не знает, следует ли это делать… правильно ли будет так поступить. Он до крайности всем потрясен. – А кто не потрясен? – Может быть, я могу что-нибудь для тебя сделать? – Вам зададут множество вопросов. – Знаю и боюсь суда. – А я жду его. Правда, нет ничего хуже, чем ждать. Я хочу, чтобы все скорее осталось позади, даже если… – Не говори так, – сказала Зилла. – Не могу этого выносить. Как положено, мы сидели за столом друг против друга, а из угла за нами неотрывно следила надзирательница. Зилла схватила меня за руки. – Я думаю о тебе все время, – сказала она. – Все будет хорошо. Должно быть хорошо. Все увидят, наконец, что ты не могла совершить подобное. Пришел навестить меня Джеми. Он показался мне вдруг другим человеком. Из него ушла радость. Он был бледен, под глазами залегли тени. – Девина! – воскликнул он. – О, Джеми, я так рада тебе. – Какой ужас все это. – Я знаю. – Чем это кончится? – Нужно ждать суда. Адвокат уверен в успехе. Он приложил руку ко лбу и закрыл ею глаза. – Девина… люди говорят страшные вещи. – Я знаю. – Ты купила мышьяк. Ты оставила свою подпись в аптеке. Твое имя записано в журнале с указанием для покупки и прочего… и вскоре после этого твой отец умер… – Я все это знаю, Джеми. И все объяснила. – Люди говорят… – Я догадываюсь, о чем говорят люди, однако Ниниан Грейнджер намерен доказать, что они неправы. Он собирается раскрыть истинную картину преступления. – Но сможет ли он? – Говорит, что сможет, Джеми. Должен смочь, поскольку такова правда. Мне кажется, ты думаешь… что это сделала я. После довольно долгих колебаний он высказался в том смысле, что, конечно, никогда так не думал. – А твои близкие? – спросила я. – Что думают они? Он кусал губы и молчал. – Мне кажется, – продолжила я, – что не слишком хорошо для священника оказаться причастным к такому делу, даже если оно не связано с ним непосредственно. – Это плохо, – помолчав еще немного, сказал он, – и для любого другого, так ведь? – Мне очень жаль, Джеми… очень жаль, что из-за меня ты испытываешь неудобства. – Меня вызовут для дачи показаний в суд, – сказал он. Все вокруг только и говорят о твоем деле. Мои друзья-студенты… думают, будто я что-то знаю. Это ужасно. – Да, ужасные события коснулись нас обоих. Тем не менее мистер Грейнджер уверен, что все закончится благополучно. – Но сам факт суда ведь никуда не исчезнет? Люди не забудут. Я смотрела на него в ужасе. Я не думала об этом. Я представляла себе, что, как только Ниниан Грейнджер убедит суд в моей невиновности, все кончится. Я вернусь домой, выйду замуж за Джеми, а все минувшее станет сном… а вовсе не неотвязным кошмаром. Джеми изменился. Он стал отчужденным. Он уже не был тем пылким возлюбленным, которого я знала. Независимо от того, что он говорил, душу его грызли сомнения. Я ощутила неприязнь к нему. Он догадался об этом, но был не в силах скрыть свои подлинные чувства. Наши отношения изменились. Джеми терзался сомнениями. Они, словно черная туча, скрыли от него лучшее, что было в наших отношениях, и теперь я не сомневалась – его любовь оказалась недостаточно сильной, чтобы выдержать испытания. Посещение Джеми не сделало меня счастливее. Алестер Макрей ни разу не появился в комнате для свиданий. Наверно, он благодарил судьбу за то, что оказался в стороне от моего дела и избавил себя от всевозможных слухов и домыслов; он не приходил, поскольку превыше всего ценил свою репутацию в общественном мнении. Мое дело рассматривал Верховный суд Шотландии по уголовным преступлениям. Зал был переполнен, и мне казалось, что единственная цель всех присутствовавших состояла в том, чтобы мучить меня. Ниниан Грейнджер подготовил меня к процессу. Я должна была, стоя у барьера, слушать, как сторона обвинения изложит мое дело, а затем – как сторона защиты попытается доказать, что обвинение ошибочно. Чувства мои пребывали в полном смятении. Я беспрерывно переходила от надежды к отчаянию и обратно. Невиновность – самая надежная защита. Она придает мужество. Если человек говорит правду, она наверняка должна восторжествовать. Эта мысль поддерживает человека, она – его лучший союзник. Я взглянула на членов жюри – на людей, которые должны будут решить мою судьбу; они показались мне внушающими доверие. Но даже сейчас, после нескольких недель ожидания этого дня, во всем происходящем присутствовал налет нереальности. Я, Девина Глентайр, девушка, совсем недавно ходившая в церковь с мамой, а ныне узница, стою у барьера по обвинению в убийстве собственного отца. Как такое могло случиться? Разве это не дикий, безумный сон? В зале воцарилась мертвая тишина, когда зачитывался вердикт жюри присяжный при коронере о привлечении меня к уголовной ответственности и передаче дела в суд. «Девина Скотт Глентайр, ныне заключенная тюрьмы города Эдинбурга или подлежащая заключению впоследствии, вы привлекаетесь к уголовной ответственности и обвиняетесь судебной инстанцией Прокурора Ее Величества в защиту интересов Ее Величества в том, что в нарушение законов этой страны и законов любого разумно управляемого государства вы злонамеренно и с преступным умыслом использовали мышьяк или другие яды как орудие убийства, что является гнусным преступлением и подлежит суровому наказанию. Истинно и то, что вы, Девина Скотт Глентайр, виновны в совершении указанного преступления…» Дальше следовал перечень свидетельств против меня, из которых самым неприятным было, конечно, приобретение мною мышьяка в аптеке Хенникера и наличие моей подписи в регистрационной книге, которая служила одной из весомых улик. Затем настала очередь свидетелей. Доктор Доррингтон рассказал, как мистер Керквелл, дворецкий, явился к нему посреди ночи. Это его не удивило, поскольку в продолжении нескольких месяцев мистер Глентайр страдал от приступов разлития желчи. Доктор предполагал, что следующий приступ неизбежен и что он будет более тяжелым, чем прежние, однако не думал, что в связи с приступом появится необходимость вызывать его ночью. Потому он был потрясен, когда, придя в дом больного, застал его уже мертвым. – Вы обследовали его? – Поверхностно. Я сразу увидел, что ничем не могу ему помочь. – У вас были подозрения относительно яда? – Мне показался в известной мере неожиданным факт такой внезапной смерти. Затем давали показания другие доктора, в частности доктор Кемроуз, профессор, преподававший химию в университете. Он исследовал срезы тканей из поврежденных болезнью органов и установил несомненное присутствие в них мышьяка. Вызвали другого доктора, и он подтвердил сказанное. Он заявил, что роковую роль сыграла последняя порция мышьяка, принятая больным, видимо, с портвейном. Однако, судя по следам присутствия мышьяка в теле, яд вводился в организм длительное время. Далее последовали многочисленные научные выражения, которых, я уверена, никто, кроме специалистов, понять не мог; несомненным, однако, оставалось одно – отец умер от отравления мышьяком, который ему давали небольшими порциями. Докторов спросили, существует ли обычай принимать мышьяк с какой-либо положительной стороны. – Говорят, он повышает мужскую силу, – ответил один из докторов. Он знал людей, которые принимали мышьяк с такой целью. Он полагал, что женщины пользуются мышьяком сплошь и рядом, поскольку считается, что он помогает сохранить фигуру, однако, практика эта опасна. Наконец, подошла очередь свидетелей, которых я знала. Я внимательно наблюдала за ними. Было странно видеть их здесь, но еще более странным было, я думаю, для них видеть меня на месте обвиняемой. Обвиняемой в убийстве! Такое обвинение выдвигалось далеко не каждый день. А преступления такого рода обычно совершались людьми другого сорта. И вот все мы здесь… люди, знавшие друг друга многие годы… обычные, простые люди… в центре сцены, и затем, что происходит на ней, следит вся Шотландия… а может быть, и не только она. Я могла представить возбуждение, владевшее всеми в зале. Девушка на процессе, ставка в котором – ее жизнь! Мистера Керквелла спрашивали о том, как я разбудила его ночью и попросила вызвать доктора. – Вы заходили в спальню, где умирал мистер Глентайр? – Да, сэр. – Не показалось ли вам странным, что он так тяжело болен? – Пожалуй, сэр. Хотя у него было два или три таких приступа, я подумал, что это – очередной, хотя более тяжкий. Затем место мистера Керквелла заняла миссис Керквелл. – Миссис Керквелл, вы были встревожены тем, что крысы появились вблизи дома, не так ли? – Да, сэр. Их видели на конюшне. Но в доме я их ни разу не замечала. – Видели вы хотя бы одну крысу возле дома? – О нет, я бы не пережила этого. Крысы рядом с кухней! Это ужасно, такая мерзость. Хэмиш говорил мне, что крысы появились на конюшне… в стойлах и в других местах. Но он купил мышьяк и вывел их. – Говорилось ли о приобретении мышьяка в связи с тем, что крыс обнаружили у двери в кухню? – Ни разу такого не слышала, сэр. Я даже не знала о том, что они прижились в ящике для мусора. Я бы сошла с ума, это уж точно, услышь я такое. – Значит, вы все это хорошо помните. Теперь я хочу, чтобы вы припомнили еще кое-что. В дом был однажды приглашен молодой человек по имени Джеймс Норт, не так ли? – Да, он приходил раз или два. Он испытывал нежные чувства к мисс Девине. – Амистер Глентайр был против молодого человека. Это так? – Не думаю, чтобы мистер Глентайр имел что-то против него, просто мистер Норт беден и не был тем человеком, на которого мистер Глентайр рассчитывал для дочери. – Была ли ссора? – Пожалуй, сэр. Мне случилось оказаться на лестнице вместе с Бесс, одной из служанок. Дверь кабинета открылась. Я услышала крики, и в коридор выбежала мисс Девина. Мистер Глентайр собирался лишить дочь наследства, если она выйдет за мистера Норта. – Мисс Девина была ошеломлена? – Ужасно. Она тоже кричала на него. Она сказала, что, если он хочет, пусть лишает ее наследства. Я, мол, не переменю своего намерения… может быть, я неточно передаю ее слова. Ниниан встал и спросил: – Вы часто слушали разговоры своего хозяина, миссис Керквелл? – Ни в коем случае, сэр. Я случайно оказалась… – Случайно оказались там, где было удобно видеть, как мисс Девина выбежала из кабинета и прошла к себе в комнату. Каким образом вы сумели услышать весь разговор? Он продолжался не несколько секунд. Тем не менее вы успели понять, что мистер Глентайр намеревался лишить дочь наследства, а она сказала, что ей это безразлично. – Да, как раз это я и слышала. – Мне думается, вы просто слышали голоса, а со временем вообразили слова, которые якобы слышали. – Нет-нет. Ниниан улыбнулся со словами: – У меня все. Покрасневшая и сердитая, миссис Керквелл покинула место свидетеля. Следующим был Хэмиш. Он выглядел чуть менее развязным, чем обычно. – Меня зовут Хэмиш Воспер, – сказал он, – я был кучером покойного мистера Глентайра. В начале года я увидел крысу в стойле. Купил на шесть пенсов мышьяка в аптеке Хенникера и отравил за неделю трех тварей. – Вы говорили об этом на кухне? – Да. – Миссис Керквелл и служанкам? Присутствовал ли кто-нибудь еще, когда вы рассказывали о силе яда? Он посмотрел на меня и заколебался. – Присутствовала ли там мисс Девина Глентайр? – Да, присутствовала. – Она проявила интерес к вашим словам? – Я… я не помню. – Говорила ли вам служанка Элен Фарли, что видела крысу рядом с кухней… в ящике для мусора? – Нет. – Говорила ли вам мисс Фарли хотя бы раз о крысах? – Не думаю. Она мало со мной разговаривала. Она вообще была неразговорчивая. – Вы уверены, что она не сказала вам, что видела крысу, выпрыгнувшую из мусорного ящика? – Даже если говорила, я не помню этого. – Вопросов больше нет. Поднялся Ниниан. – Мистер Глентайр ценил ваши услуги в качестве кучера, не так ли? Хэмиш выпятил грудь. – О да, он считал, что я очень хороший кучер. – Настолько хороший, что вы заняли место своего отца? – Ну… да. – Превосходно, – продолжал Ниниан, – и вы действительно гордитесь своим умением? Хэмиш выглядел польщенным. Я видела, что ему по сердцу эти слова. – Вы любите прогуляться с друзьями… вечерком? – спросил Ниниан. – А что в этом дурного? – Вопросы задаю я, запомните, пожалуйста. Ничего дурного, конечно, пока вы не используете семейный экипаж для своих прогулок… без разрешения хозяина. Хэмиш покраснел. – Вы поступали так несколько раз? – настаивал Ниниан. – Я… я не помню. – Не помните? Уверяю вас, вы делали это, и я могу представить необходимые доказательства. Но ваша память хромает. Вы забыли. Не могло ли случиться, что вы забыли, как Элен Фарли обратилась к вам, сказав, что видела крысу в ящике для мусора, а вы посоветовали ей попробовать мышьяк, который так хорошо сработал на конюшне? – Я… я… – Вопросов больше нет. Я видела, с каким успехом Ниниан сеял сомнения в умах членов жюри по поводу надежности показаний Хэмиша, который был очень важным свидетелем. Зилла произвела хорошее впечатление на суд, но я чувствовала, что показания дает не та Зилла, которую я знала. Она даже выглядела иначе. Вся в черном, бледное лицо, волосы убраны под маленькую черную шляпку с вуалью. Она производила впечатление молодой красивой и одинокой вдовы, внезапно лишившейся любимого мужа, которая теперь в изумлении взирает на этот жестокий мир, в одно мгновение отнявший у нее супруга и поставивший приемную дочь на место обвиняемой в тяжком преступлении. Зилла была превосходной актрисой и, как все люди такого рода, с удовольствием играла перед публикой. Правда, свою роль она выдерживала с таким совершенством, что игры не ощущалось. Я считала, что Зилла хорошо относилась к отцу. Она всегда выказывала свою любовь к нему и как будто очень заботилась о нем во время болезни. Она наполнила счастьем последние месяцы его жизни. Тем не менее у меня появились сомнения в ее искренности. На заместителя председателя суда Зилла явно произвела впечатление – как и на весь суд, я в этом не сомневалась. Красота моей мачехи тем более бросалась в глаза, что она была подчеркнуто просто одета и вела себя спокойно, в манере трагедийной актрисы. – Миссис Глентайр, – вопрос был задан мягко, – не могли бы вы рассказать нам, что произошло в роковую ночь? Зилла сообщила суду, что за день до смерти ее муж неважно себя чувствовал и она настояла на том, чтобы он остался дома. – Ему было очень плохо? – О, нет. Мне показалось только, что денек ему следует отдохнуть. – За обедом он выпил бокал портвейна? – Да. – Графин с вином стоял в буфете? – Да. – Ваша приемная дочь, мисс Девина Глентайр, предложила сама налить вино в бокал? – Да, в этом не было чего-либо необычного. Керквелл, дворецкий, в столовой отсутствовал. – А обычно он там находился? – Э-э… да, как правило. Однако в тот день он ушел за новым графином. – Сами вы не пригубили вина в тот вечер? – Нет. – А приемная дочь? – Нет. Мы вообще делали это редко. – Следовательно, только мистер Глентайр выпил бокал, наполненный вином из графина руками мисс Глентайр? – Да. – Знаете ли вы о ссоре между вашим супругом и его дочерью по поводу ее намерения выйти за мистера Норта? – Да, но я не считала ее особенно серьезной. – Однако ваш покойный супруг угрожал оставить дочь без наследства. – Я считала эту ссору одной из мелких неприятностей, которые случаются в любой семье. – Ваш муж разговаривал с вами об этой ссоре? Она пожала плечами. – Он вполне мог упомянуть о ней. – Хотел ли он, чтобы дочь вышла за кого-то другого? – Родители обычно планируют будущее своих детей. Мне думается, что все здесь весьма неопределенно. – Обсуждала ли с вами приемная дочь этот вопрос? – О да, мы были с нею хорошими подругами, я старалась заменить ей мать. – Зилла сделала выразительный жест. – Вы были для нее больше, чем сестрой, – сказал заместитель председателя суда с улыбкой, выражавшей его откровенное восхищение ею. – Вы беседовали с ней о замужестве? Говорила ли она, что обижена на своего отца? – Нет, никогда. Я убеждала ее, что в конце концов все образуется. Родителей часто огорчает выбор детей, когда речь идет о браке. Настала очередь Ниниана задавать Зилле вопросы. – Вы быстро подружились с вашей приемной дочерью? – О да. – Насколько я понимаю, вы вошли в этот дом в качестве гувернантки? – Это так. – И очень скоро стали женой хозяина дома. Я видела, что суд на ее стороне. Ведь это же потрясающе романтично и вполне естественно, когда хозяин дома не в силах устоять перед чарами обворожительной женщины. Счастливый случай для гувернантки – но, увы, как трагически оборвалось ее счастье! – Мы слышали здесь о том, что в теле покойного обнаружены следы мышьяка. Можете ли вы предложить хоть какое-то объяснение – откуда взялся мышьяк? – Я могу только допустить, что он понемногу принимал его сам. – Вы слышали здесь, что некоторые люди принимают мышьяк в определенных целях. Вы считаете, что ваш муж мог быть одним из таких людей? – Ну… я не исключаю такой возможности. – Почему вы готовы предположить это? – Однажды он сказал мне, что некоторое время назад принимал мышьяк в небольших дозах. В зале ощутимо повеяло напряжением. Все глаза были устремлены на нее. Даже я не могла остаться равнодушной. Мой отец… принимал мышьяк?! – Какое воздействие мышьяк, по его словам, оказывал на него? – Он лучше себя чувствовал. Кто-то сказал ему, что это опасно… и он перестал его принимать. – Не говорил ли он вам, откуда брал мышьяк? – Я не спрашивала, а он не говорил. Иногда он путешествовал за границей. Он мог купить его где-нибудь на континенте. Несколько лет назад у него был а деловая поездка в Европу. Мышьяк мог быть куплен тогда. – Он сам говорил об этом? – Нет, и не думаю, что я его спрашивала. Меня удивило лишь, что муж принимал этот яд. – Это свидетельство может иметь большое значение. Почему вы ни разу не упомянули этот факт? – Я вспомнила о нем, только когда вы спросили. – В связи со смертью мужа вам не приходило в голову, что он мог принимать мышьяк по собственной воле? – Нет… только сейчас. – А теперь вы считаете, что это возможно? – Да, считаю. В зале воцарилась мертвая тишина. Я была почти уверена, что она лжет. Я не могла поверить, чтобы мой отец принимал мышьяк. Несколько лет назад он в самом деле ездил в Европу по делам. Могло ли случиться, что он купил там мышьяк? В конце концов, что я знала о его интимной жизни? Многое мне открылось, однако столько же оставалось совершенно неизвестным. Я видела, что Ниниан возбужден. Сторона обвинения захотела задать Зилле дополнительные вопросы. – Если ваш муж тайком держал в доме запас мышьяка, то где он мог его хранить? – Не знаю. У себя в кабинете он держал некоторые лекарства. – Вы хотя бы раз видели там мышьяк? – Я мало этим интересовалась. И у меня не было причин туда заходить. Но даже если яд там находился, я не думаю, чтобы на нем была этикетка с надписью «Мышьяк». – Был ли произведен обыск в спальне мистера Глентайра сразу после смерти? – Я полагаю – да. – Мышьяка в спальне не обнаружили. Если он его принимал, то разве ни странно, что даже следов его в комнате не нашлось? – Я не знаю. Обвинитель был потрясен, в глазах же Ниниана я увидела торжествующие огоньки. Мне можно было ликовать, но разве мог отец убить себя сам? Разве могло такое быть правдой? Не сочинила ли Зилла эту историю, чтобы спасти меня? Первый день суда завершился. У меня появилась мысль, что завтрашний принесет новые неожиданности. Вечером Ниниан пришел ко мне. Он ликовал. – Это почти победа, – сказал он. – Вот линия нашей защиты. Если удастся доказать, что он сам принимал мышьяк, появится ответ. Это вполне правдоподобно. Немолодой мужчина и красивая молодая жена. Естественно, он хочет поправить здоровье. Хочет снова стать молодым… и прибегает к такому средству. – Я не могу поверить, чтобы мой отец принимал мышьяк. – Что касается людей, то об их поступках никогда нельзя судить с уверенностью. Если бы только удалось разыскать Элен Фарли, которая подтвердила бы, что именно она просила вас приобрести мышьяк… победа была бы за нами. Мы одержали бы ее с легкостью. Не могу представить, что случилось с этой женщиной. Непросто, конечно, отыскать человека в Лондоне, тем более при таких скудных сведениях. Если бы она уехала в провинциальный городишко, сейчас она уже была бы в суде. Ее продолжают искать, конечно. Но мне думается, события сегодняшнего дня чрезвычайно знаменательны. Ваша мачеха оказалась замечательным свидетелем. Мне кажется, она изо всех сил старается помочь вам. – Мне тоже так кажется. Он взял обе моих руки и крепко пожал их. – Держитесь, мы должны выиграть. А я про себя думала: Зилла моя подруга, но я никогда в точности не знала, что у нее на уме. Если взять Джеми, то все ясно, и это означает, что его любви не хватит, чтобы пережить процесс. На другой день свидетельское место занял Джеми. – Вы случайно встретились с мисс Глентайр на улице? – спросили его. – Да, она заблудилась. – Понятно. И обратилась к вам за помощью? – Да… я видел, что она не знает дороги. – Вы проводили ее до дома и договорились о новой встрече? – Да. – И в конце концов решили пожениться? – Наша помолвка не была официальной. – Поскольку вы как студент не могли бы содержать жену? – Да. – Что говорила вам мисс Глентайр о своем отце? – Что он запретил ей видеться со мной. – Тем не менее она продолжала это делать? – Да. – Вы считали ее поведение подобающим? – Я был потрясен. – Вам не нравилось обманывать мистера Глентайра? – Нет, не нравилось. – Однако мисс Глентайр настаивала на встречах? Ниниан встал. – Я протестую против такого вопроса, – сказал он. – Мисс Глентайр не могла принудить свидетеля приходить на свидания. Он мог поступать так лишь по своей воле. – У современных молодых леди хватит энергии на все что угодно, – проговорил заместитель председателя суда. – Однако суд учтет, что молодой человек приходил на встречи по собственной воле, как настаивает мистер Грейнджер. Возобновился допрос свидетеля. – Что вы предложили предпринять? – Ждать, пока я не закончу университет. – Вам еще оставалось два года? – Да. Мисс Глентайр предложила… – Она предложила сбежать. Я затаила дыхание. Я пыталась представить себе картину, которую рисует себе обвинитель: энергичная женщина, которая хорошо знает, чего добивается, и решила идти к цели напролом, даже сбежать с возлюбленным против воли своего отца… или убив его на худой конец. – Но вы не согласились с ее предложением? – Я знал, что мы не можем так поступить. – Потому что у вас не было денег? Содержание вы получали от своих близких, а если бы мисс Глентайр лишилась наследства, о чем говорил ее отец, то она досталась бы вам нищей. Мне было плохо, я молила про себя, чтобы обвинитель остановился. И я знала, что Джеми жалеет о нашем знакомстве; такова была жестокая правда. Настала очередь Ниниана. – Обсуждали ли вы будущую женитьбу на мисс Глентайр до того, как узнали, что ее отец не одобряет ее с вами знакомство? – Да. – Вы полагаете, что в силу ее безразличия как к бедности, так и к богатству она была готова, любя вас, пойти на такую жертву, как прожить несколько лет в тяготах, пока вы не приобретете определенное положение в профессиональных кругах? – Да, я полагаю, так и было. Большего Ниниан выжать из Джеми не мог, и мне подумалось, что мы растеряли все преимущества, дарованные нам показаниями Зиллы. Прошло еще два дня. Свидетели появлялись и исчезали. Опять допрашивали докторов, снова звучали научные слова, которых я не понимала, но я знала, что дела складываются для меня не лучшим образом. Элен найти не удавалось. Я думала: утешает только одно – скоро все закончится. А потом случилось вот что. Ко мне пришел Ниниан, и я сразу увидела, что он возбужден. Он сел напротив меня и улыбнулся. – Если это сработает, мы победили, – сказал он. – Благодарите божественную Зиллу. – Что случилось? – Вы помните, она сообщила суду, будто ее муж как-то признался в том, что принимал мышьяк? – Да. – У задней стенки ящика, в котором ваш отец держал носки и носовые платки, она обнаружила бумажный пакет. Простой пакет из белой бумаги со стершейся печатью. Она открыла его. На пакете не было никакой надписи, которая свидетельствовала бы о его содержимом, но ей показалось, что на стенках пакета остатки какого-то порошка. – Порошка? – повторила я за ним. Он усмехнулся и кивнул. – В комоде своего мужа! Она сразу же подумала… вы знаете, о чем она подумала. Мудрая женщина. Она отнесла пакет в полицию. Сейчас порошок на анализе. – Что это означает? – Что если в пакете будет обнаружено то, что, как мы надеемся, будет-таки обнаружено, то появится вероятность, и весьма высокая, что смертельную дозу мышьяка ваш отец назначил себе сам. – Когда мы это узнаем? – Очень скоро. О, Девина… мисс Глентайр… неужели вы не понимаете? Едва ли мне доводилось видеть человека, настолько переполненного радостью, как Ниниан в тот вечер; но, несмотря на смятение чувств, я подумала – неужели он вкладывает такую страсть в каждое свое дело? С этого дня ход событий ускорился. Снова вызвали доктора Кемроуза. Сомнений не было – в пакете находился мышьяк. Зал остолбенел. Вызвали Зиллу. – Можете ли вы объяснить, почему об этом пакете не стало известно ранее? – Он лежал у задней стенки ящика. – Можете ли вы объяснить, почему его не обнаружили при обыске? – Потому, видимо, что обыск производился не очень тщательно. В зале повеяло еле сдерживаемым весельем. – Вы же знаете, что иногда происходит с вещами в комоде, продолжала Зилла. Пакет по сути дела был не в самом ящике, а застрял между двумя ящиками, верхним и нижним, если вы понимаете, о чем я говорю. Она ободряюще улыбнулась обвинителю, тот хмыкнул. Но уже ничего не могло изменить впечатления, которое Зилла произвела на судей. Ниниан заявил, что у него нет вопросов. С этого момента атмосфера в зале изменилась, и, наконец, настало время для заключительных речей сторон обвинения и защиты. Обвинитель, Генеральный прокурор, выступал первым и говорил долго. Он перечислил все факты, свидетельствовавшие против меня. Сначала он напомнил об исчезновении неуловимой Элен Фарли, самом по себе чрезвычайно подозрительном факте. Затем указал на мое намерение выйти замуж, в связи с каковым отец угрожал лишить меня наследства. Эти факты в совокупности образовывали мотив для убийства. Слушая обвинителя, я думала – до чего странно, что против невиновного человека можно собрать такое множество ложных улик. Очередной день процесса завершился обвинительным словом прокурора, и мне показалось, что все оборачивается против меня. Ниниан зашел ко мне. – Вы выглядите встревоженной, – заметил он. – А вас ничто не беспокоит? – Ничего, я уверен, скоро вы будете на свободе. Он наклонился ко мне и сказал: – Опыт подсказывает… – Завтра… – начала я со страхом. – Завтра наша очередь, и вы увидите, что будет. Он взял мою руку, приложил к своим губам, и несколько мгновений мы пристально смотрели друг на друга. – Это дело значит для меня больше любого другого, – сказал он. – Знаю, к нему приковано слишком много внимания. В случае победы вы наверняка станете полноправным партнером в фирме. – Возможно, но я не это имел в виду. Затем он отпустил мою руку. – А теперь вам необходимо как следует выспаться, – сказал он. – Я попросил, чтобы вам дали несильное снотворное. Прошу вас, примите его. Это важно для вас. Вы прошли через тяжелое испытание, а теперь близок конец. Запомните одно: мы выиграем дело. – Вы слишком уверены. – Я уверен целиком и полностью. Мы не можем проиграть. Признаюсь, поначалу все складывалось неудачно, зато сейчас – целиком и полностью в нашу пользу. Спокойной вам ночи… и до встречи завтра в суде. Обещаю, завтра вы покинете зал суда свободным человеком. Я заснула с мыслью о Ниниане. Он был великолепен. Его красноречие заставило членов жюри склониться на мою сторону. Его доводы действовали неотразимо. – Я обращаюсь к членам жюри – неужели вы сможете обвинить эту молодую и ни в чем не повинную женщину? Эти слова стали лейтмотивом его речи. Я встретилась с молодым человеком. Рано или поздно, но почти все молодые женщины встречаются с молодыми людьми и влюбляются в них. Меня подхватил бурный поток первого чувства. Я была готова бежать из дома и лишиться всех шансов на наследство. Разве так ведет себя человек, хладнокровно замысливший убийство? Ниниан долго говорил о моем отце. Человеке, который безоглядно влюбился в красивую женщину, вошедшую в его дом в качестве гувернантки. Она была намного моложе него. Что ему оставалось в подобных обстоятельствах? Кто бросит в него камень за то, что он попытался вернуть молодость? И когда он решил, что такое возможно, произошла довольно естественная вещь. Он ведь начал принимать мышьяк. Вероятнее всего, купил яд, будучи за границей. Он попробовал, но кто-то сказал ему, что это опасно, и на время он отказался от яда. А затем у него появилась молодая жена. Давайте допустим, что некоторое количество мышьяка он припрятал. Теперь же достал из тайника и вновь занялся экспериментами над собой. Два или три приступа, скорее всего вызванные ядом, не остановили его, и в тот роковой вечер он принял последнюю, еще остававшуюся у него в пакете, порцию мышьяка. Она оказалась больше, чем он думал. Он спрятал пустой пакет глубоко в ящике, где бумагу защемило сверху, и пакетик не обнаружили во время обыска. – Высокое жюри согласится со мной, что именно такова логика событий роковой ночи. Перед ним сейчас юная девушка. Вероятно, у многих из вас есть дочери. Тогда вы должны все понять. Вспомните каждый о своей дочери… или о дочери любимого друга. Представьте ее попавшей в сеть обстоятельств, над которыми она не властна… и вдруг очутившейся здесь, в суде, по обвинению в убийстве. Вы выслушали всех свидетелей. Если их показания заронили в вас мысль о возможно иной причине смерти мистера Глентайра, вы не вправе признать виновной его дочь. Она никоим образом не преступница, она – жертва обстоятельств. Вы наблюдательны. Вы умудрены жизненным опытом и, размышляя над фактами, припоминая все услышанное в этом суде, вы несомненно скажете себе и друг другу: «Мы можем вынести единственный вердикт: она невиновна». Затем заместитель председателя Высшего суда резюмировал услышанное. Он очень тщательно перебрал все свидетельства. Я молода, и это несомненно учтут члены жюри. Однако я прохожу по делу об убийстве. Остается еще таинственная Элен Фарли, которая, по моим словам, попросила купить мышьяк для нее, что я и сделала. Журнал регистрации с моей подписью из аптеки Хенникера подтверждает это. Но никто не слышал, как она меня об этом просила; никто не видел крыс в ящике для мусора, кроме, возможно, Элен Фарли. А та остается неуловимой. Относительно этой части свидетельских показаний жюри предстоит придти к какому-то выводу. В самом ли деле загадочная Элен Фарли просила меня купить мышьяк для уничтожения крыс? Или я купила мышьяк для того, чтобы отравить своего отца? Основания у меня имелись. Отец собирался лишить меня наследства, если я выйду замуж против его воли. С другой стороны, покойный признался своей жене в том, что некоторое время принимал яд, который мог быть приобретен за пределами Англии, и это делало невозможным подтверждение или опровержение факта покупки. Действительно ли он обнаружил остатки мышьяка в пакете, неверно оценил дозу и потому погиб? – Вот о чем надлежит вам принять решение и только в том случае, если вы убеждены, что все было не так, и что мышьяк был подсыпан в вино рукой обвиняемой, вы вправе признать ее виновной. На этом краткое резюме закончилось, и заместитель председателя предоставил жюри время на выполнение своего долга. Жюри удалилось для вынесения приговора. Меня отвели куда-то вниз… Время еле двигалось. Прошел час, а вердикта все еще не было. Я думала, что со мной будет. Настанет ли конец моим мучениям? Неужели меня приговорят к смерти? Такое наказание ждало убийц. Я размышляла о том, много ли невинных приняли незаслуженную смерть. Меня привели назад в зал суда. Я увидела Ниниана… он тоже ждал и был в напряжении. И тем не менее казался очень уверенным. Где-то здесь находились Керквеллы… Бесс… Дженни… все домашние. И Зилла ожидала решения. Если меня признают невиновной, то жизнью своей я буду обязана ей. Джеми совершенно ясно показал мне, что чувство его ко мне не было настоящей и сильной любовью. Я припоминала случаи из своей жизни, как, говорят, вспоминают люди, когда тонут. Но ведь и сама я – в переносном смысле – чуть не утонула. Я попыталась заглянуть вперед. Допустим, Ниниан прав, и меня освободят. Что будет дальше? Ничего похожего на то, что было. Видя меня, люди станут говорить: «Вот она, Девина Глентайр. Вы в самом деле считаете, что она невиновна?» Нет, ничего никогда уже не будет, как прежде. Даже если я выйду свободной из зала суда, воспоминания об этих днях навсегда останутся со мной… да и у других будет так же. Жюри заседало два часа. Они тянулись, как два дня. Едва оказавшись в зале, я сразу ощутила огромное напряжение, в котором пребывали люди. Члены жюри заняли свои места. Заместитель председателя спросил, вынесло ли жюри вердикт и готово ли огласить его. Я затаила дыхание. Последовала долгая пауза. Затем я услышала ясный голос, произнесший два слова: оправдана за отсутствием доказательств. В зале раздался ропот. Я увидела лицо Ниниана. На нем промелькнуло гневное выражение, но мой защитник тут же взял себя в руки и с улыбкой повернулся ко мне. Защитник председателя суда обратился ко мне и сказал, что с этого момента я свободна. Я была свободна – свободна до конца своих дней нести на себе, как стигмы, слова «оправдана за отсутствием доказательств». |
||
|