"Любовные прикосновения" - читать интересную книгу автора (Кингсли Джоанна)

ГЛАВА 11

– Судоходная компания, – произнес чей-то безымянный голос.

Джин дал Кат номер телефона, по которому она могла передать для него информацию. Для этого ей нужно воспользоваться общественным телефоном в каком-нибудь большом отеле в Карловых-Варах. Независимо от того, что ей ответят, Кат должна была сказать все, что ей необходимо сообщить ему, при этом избегать упоминания каких-либо имен и называть себя Жанной, а Милоша – клиентом.

– Это Жанна. Я говорила с клиентом, но он не заинтересован. Больше я ничего не могу сделать.

И Кат повесила трубку. Когда она вышла из кабинки в вестибюле гостиницы, называвшейся прежде «Паркотель», а теперь «Москва» – реликвии, сохранившейся со времен империи, ее поразило ощущение, что все это уже когда-то было… Да, в ее первом фильме, где она сыграла роль шпионки эпохи Габсбургов… И вот теперь все происходило в реальной жизни, даже место действия почти ничем не отличалось от декораций фильма.

Когда Катарина вернулась в поместье, Милоша в замке не было. В то утро он сказал, что поедет осматривать место для новой фабрики, которую его уговаривал строить Фредди. Управляющий считал, что теперь, в послевоенной Чехословакии, компания Кирменов должна начать выпуск недорогих тканей.

Коммунисты, вне всякого сомнения, отгородят экономику страны от рынка сбыта предметов роскоши – «упадочных» стран Запада.

Печально, если фабрика Кирменов больше не будет производить гобеленов, подумала Кат. Размышляя об этой потере, она стала бродить по комнатам замка и рассматривать прекрасные образцы уникальной коллекции, которые украшали стены в течение сотен лет. Она сразу же поняла, что одного гобелена не хватает – того, что ей подарил к свадьбе Милош. Кат не желала его видеть до тех пор, пока ее брак оставался лишь бледной, бесцветной тенью самого гобелена и того настроения, которым он был пронизан. Но теперь ею овладело суеверное чувство – Катарина внушила себе, что если этот гобелен вновь займет свое место в доме, то изображенный на нем ритуал сможет каким-то волшебным образом вдохнуть в их брак исчезнувшую страсть.

Кат в сопровождении нескольких слуг поднялась в мансарду, и они отнесли гобелен в ее спальню. К концу дня эту вытканную картину, изображавшую двух единорогов, гарцующих вокруг идиллической свадебной сцены, повесили на стену напротив кровати.

Милоша все еще не было. Кат решила позвонить на старую фабрику. Узнав, что мужа там нет, она поговорила с Фредди. Управляющий сообщил ей, что у него с Милошем была назначена на утро встреча, но он так и не пришел.

– Но меня это ничуть не удивляет, – поспешил успокоить ее Фредди. – Он против этой проклятой коммунистической экономической политики. Я не обвиняю его, но мне не хотелось бы, чтобы все это исчезло…

Вспомнив о том, что Фредди, возможно, подвергает себя опасности, высказывая по телефону антиправительственные замечания, Кат прервала их беседу.

– Этого не случится, Фредди, не беспокойся! И она попрощалась с ним.

Не в силах унять беспокойство, Катарина хотела уже позвонить в полицию, но это было всего лишь рефлексом минувшей эпохи. Потом она вспомнила о Джине. Он поможет ей! У него, несомненно, есть связи в чешском правительстве. Кат схватила пальто, но потом остановилась. Пока она ездила в Карловы-Вары, драгоценное время было упущено.

Секретарша посольства, которая ответила на звонок Кат, сказала ей, что мистер Ливингстон уехал на целый день, но что ему можно передать сообщение.

– Пожалуйста, как можно скорее! Это… Катарина Де Вари. Что плохого в том, что у нее есть друзья в посольстве США?

Джин связался с ней через десять минут.

– Кат, я очень рад, что вы позвонили мне, – начал он. – Но время для беседы не самое удачное.

– Джин, мне страшно! Милош все еще не…

– Послушайте, Кат! – резко перебил он ее. – Я хочу помочь вам. Но, пожалуйста, поймите меня: это неверный путь. Мне очень жаль!

И телефон умолк, прежде чем она успела возразить ему.

Потрясенная его бездушием, Катарина стояла возле телефона и думала о том, к кому еще она могла бы обратиться за помощью. Потом на память пришли слова, которые Джин произнес перед тем, как прервать их разговор: «Пожалуйста, поймите меня: это неверный путь».

Когда она снова позвонила из отеля в Карловых-Варах по «безопасному» номеру, ей ответил сам Джин. Он ждал ее звонка.

– Вы должны точно следовать инструкциям! – сразу же начал отчитывать он ее. – Мне казалось, я ясно объяснил это.

– Черт возьми, но я ведь не шпионка! Я только прошу вашей помощи!

– Знаю. Но я смогу действовать более эффективно, если мы будем беседовать свободно.

– Прошу прощения, но я так беспокоилась! Милош еще не…

– Он арестован сегодня утром. Его автомобиль остановили, когда он ехал на встречу с управляющим компании.

– А где он сейчас?

– Этого я не смог узнать. Его держат в тюрьме без связи с внешним миром, а тем временем пытаются найти людей, которые поставляли для него информацию, и выяснить, многое ли ему известно.

– Милош не переживет заключения!

– Я сделаю все от меня зависящее, Кат! Но в такой ситуации мои возможности ограниченны.

– Тогда скажите, к кому мне обратиться! Я согласна на любые условия, я заплачу сколько угодно!

– С людьми, у которых находится сейчас Милош, невозможно торговаться. Дайте мне время! Я встречусь с вами послезавтра.

Потом добавил:

– За обедом в ресторане «Три страуса».

И связь прервалась.

В ресторане Катарина старалась ждать терпеливо, придумывая причины, которые могли помешать ему прийти. Может быть, он идет по следу, который ему не хочется оставлять…

Два дня, прошедшие после исчезновения Милоша, были мучительными. Она не смогла удержаться и позвонила нескольким влиятельным людям, которых знала в прошлом, в надежде получить от них поддержку и помощь. Все они были с Кат любезны, но слишком запуганы властями, чтобы так или иначе посодействовать ей.

Потягивая ледяную водку – бальзам для нервов – Кат вежливо избегала заигрывающих улыбок и взглядов привлекательного мужчины средних лет, сидевшего за соседним столиком. В тот день она намеренно старалась выглядеть попроще: костюм, состоящий из широких брюк и блузы цвета хаки, никакого макияжа, волосы свободно распущены. И все же это была Кат Де Вари – и, увидев ее, мужчина, очевидно, намеревался каким-нибудь образом присоединиться к ней. Прошло еще тридцать минут. Джин, похоже, не придет.

Катарина уже собиралась попросить счет, когда возле ее столика возник заигрывавший с ней мужчина.

– Госпожа Де Вари, я ваш поклонник. Не дадите ли вы мне автограф?

Почувствовав облегчение от того, что он не желает чего-то большего, Кат согласилась. Она взяла ручку и лист бумаги, которые он протянул ей, и только тогда увидела слова, написанные поперек страницы: «Такси ждет возле моста». Она подняла глаза на мужчину. Он снова улыбнулся.

– Подпишитесь здесь, пожалуйста!

Теперь Кат поняла. Она должна было встретиться с Джином не здесь. Это была всего лишь мера предосторожности, которая должна была гарантировать, что за ней не будет слежки. Получив автограф, ее «поклонник» вернулся за свой столик.

Через несколько минут Катарина вышла из ресторана и через площадь направилась к Карлову мосту. Там ожидало такси с тем же самым водителем, что и несколько дней назад. Он снова с большой скоростью поехал окольным путем и привез ее к тому же самому безымянному дому в квартале Йозефов.

Джин впустил ее в дом и опять провел в дальнюю комнату. На круглом стеклянном столике лежали льняные салфетки, а на них стояли две тарелки с ножами и вилками. В центре было блюдо с тонкими ломтиками холодного мяса, салатница с салатом, а также фарфоровая дощечка с разными сортами сыра.

– Я ведь обещал вам обед! – сказал он.

– Неужели вы думаете, что я голодна? Мне дурно от страха за Милоша, а вы заставляете меня играть в эти дурацкие шпионские игры!

– Они вовсе не дурацкие, Кат. Есть причина…

– Ведь вас уже видели со мной в ресторане. Почему нельзя было встретиться там и сегодня?

– Однажды, много месяцев назад, у нас состоялся светский ужин. Это совсем другое. Послушайте меня, я ведь пытаюсь защитить вас!

Потом Джип мягко добавил:

– Садитесь! Я расскажу вам, что мне удалось узнать.

Кат устроилась за столиком. Ей действительно не хотелось есть, но она не стала возражать, когда Джин положил ей в тарелку мяса и салата, а потом обслужил себя. Вид аппетитной еды заставил ее задуматься о том, кто еще, кроме них, находился в доме. Похоже, ужин приготовил искусный повар.

– С Милошем обращаются хорошо, – продолжал Джин. – Его держат в доме неподалеку от города, где точно – не знаю.

– Значит, его не отправят в тюрьму?

Джин посмотрел в свою тарелку, а потом отодвинул ее, показав тем самым, что тоже потерял аппетит.

– Они собираются устроить показательный суд, Кат.

– Показательный…

У нее это слово ассоциировалось только с театром. Но когда Джин объяснил ей, в чем дело, Катарина увидела сходство. Такой суд и в самом деле являлся разновидностью театрального представления и был рассчитан на то, чтобы оказать воздействие на публику. Правительство решило не допустить превращения известного героя Сопротивления в еще одного мученика вроде Масарика. Они собирались погубить безупречную репутацию Милоша, заставить его признаться в государственной измене, покаяться в преступном намерении распространять ложь о гибели министра иностранных дел. Ему скажут, что именно он должен говорить на суде, и все это будет выставлено напоказ перед чешским пародом и прессой.

– Но он никогда не пойдет на такое! – возмутилась Кат.

– Прежде он сломается, – заметал Джин. – Есть новые способы контролировать волю человека. Это называется «промыванием мозгов». Они используют наркотики, которые надолго лишают человека сна, заставляют его в течение четырех дней подряд прослушивать запись тех слов, которые он должен будет произнести публично. Русские имеют большой опыт в таких делах. Они поделились своими методами со своими друзьями-коммунистами.

Кат закрыла глаза, сильно сжимая веки, чтобы не расплакаться. Но она не могла позволить себе тоже сломаться.

– Значит, на таком судебном разбирательстве у него нет шансов на справедливость! – проговорила она, вновь открывая глаза.

Джин покачал головой.

– А наказание?

– Это ведь государственная измена, Кат. Его могут приговорить к смертной казни.

Кат вскочила из-за стола, будто собираясь убежать из комнаты, убежать от правды. Ее охватило чувство вины. Если бы она смогла убедить мужа послушаться ее, если бы она, как и прежде, много значила для него!

Катарина оторвала пристальный, мрачный взгляд от толстых темных портьер, закрывавших вид из окна.

– Неужели вы ничего не можете сделать? Ведь ваша страна так могущественна!

Ответа не последовало. Потом она почувствовала, что Джин поворачивает ее к себе, чтобы обнять. Кат хотела было оказать ему сопротивление, но, очутившись в кольце его рук, почувствовала, что он хочет только одного: утешить ее.

– Думаю, его можно спасти, – тихо произнес он. – Но самый подходящий для этого человек – это вы.

Катарина вопрошающе взглянула на него снизу вверх. Он отошел от нее.

– Я уже сказал вам, Кат, что этот суд – всего лишь шоу. Чем лучше пройдет цирковое представление, тем большее удовлетворение принесет оно этим «инспекторам манежа». Осчастливьте их, и тогда с ними можно будет иметь дело.

– Но каким образом? – осторожно спросила она.

Джин сделал паузу. Создавалось впечатление, будто ему не хотелось делать Кат такое предложение.

– Об этом мы очень много размышляли. И не только я. Были привлечены сотни экспертов, которые сидят за своими письменными столами там, в Вашингтоне, и пытаются вычислить наилучший способ ведения дел с противоположной стороной. В данном случае все пришли к единодушному мнению, что мы могли бы вызволить Милоша… если вы будете свидетельствовать против него.

Кат пристально посмотрела на Джина, онемев от изумления. На нее нахлынули безумные подозрения. Может быть, он – двойной агент, работающий на противоположную сторону?

– Послушайте меня, Кат! – поспешно продолжал Джин. – Исход этого суда не подлежит сомнению. Речь идет не о том, признают ли его виновным или нет. Все это только пропаганда. Сейчас комми необходимо укрепить свои позиции, ослабить и дискредитировать все элементы сопротивления. Они посадят на скамью свидетелей такую популярную личность, как вы – и тем самым им удастся поколебать общественное мнение. Тогда властям не придется заставлять Милоша свидетельствовать против самого себя, не надо будет устраивать для него «промывание мозгов».

– Даже если бы это и было так, я все равно не смогла бы… – ответила Кат, когда смысл сказанного им дошел до нее.

Джин продолжал, словно не слышал ее:

– Кроме того, они, возможно, вынесут ему более мягкий приговор – всего лишь несколько лет, немного времени, чтобы режим мог расслабиться и насладиться своим успехом. Есть большая вероятность того, что после этого они станут более восприимчивыми к давлению моего правительства. Мы сможем освободить Милоша и заключить соглашение, чтобы вас обоих выпустили из страны.

Кат энергично покачала головой.

– Такое предательство уничтожит его, уничтожит нас обоих.

– Ему будет известно, что это не предательство.

– Каким же образом?

– Даже если нам не удастся освободить Милоша, мы сможем передать ему послание.

Катарина на мгновение представила себя в зале суда в качестве свидетельницы против собственного мужа.

Она чувствовала, что это была единственная роль, которую она никогда не сможет сыграть.

– Нет! – повторила Кат еще раз и пошла за своим пальто. – Если это лучшее, что вы можете предложить, я найду другой способ помочь ему.

– Если бы он существовал, я не стал бы предлагать вам сделать это! – закричал Джин ей вслед.

Кат сняла пальто с крючка в холле и внезапно почувствовала себя опустошенной и обессиленной. Она была не в состоянии двинуться с места, чтобы уйти. Ее вызывающие слова глухо звенели у нее в голове: «другой способ»… Ведь она даже не смогла самостоятельно узнать, что произошло с Милошем!

Но совершить такое?! Осквернить их верную любовь, завершить ее такой насмешкой – сыграть роль его врага? Неужели и в самом деле такова искусная стратегия экспертов разведки?

Джин направился за ней к двери. Катарина остановила на нем взгляд. Он казался таким порядочным человеком!

– Я подумаю об этом, – проговорила она.

– Думайте быстрее, Кат! Суд состоится через две недели, – сказал он, и дверь закрылась за ней.

В течение нескольких последующих дней Кат ездила в отделения национальной полиции в Карловы-Вары и в другие ближайшие городки и требовала, чтобы ей сообщили местонахождение Милоша Кирмена и дали разрешение на встречу с ним.

– У нас нет записей о таком заключенном, – снова и снова отвечали Катарине.

Фредди пришел к ней и тоже предложил свою помощь.

– Вы только наживете себе неприятности. У вас ведь семья, Фредди. Оставайтесь с ней! – ответила ему Кат.

– Если вам что-нибудь понадобится, вы только позвоните мне!

Она с благодарностью обняла его. Но потом, когда он уже собирался уходить, Кат подумала о том, что могла бы попросить управляющего об одной услуге, не подвергая его при этом опасности.

– Это может показаться глупым, Фредди, но я хотела бы попросить вас сохранить кое-что для меня.

Она сказала ему, что именно, и он с готовностью согласился.

В конце недели Кат поехала в Карловы-Вары и установила контакт с Джином, воспользовавшись «безопасным номером». На следующий день после обеда она села в поезд, направлявшийся в Прагу. Прибыв на главный железнодорожный вокзал, она пошла по улице Ружова по направлению к реке. Вскоре рядом с ней остановилось такси со знакомым водителем. Через десять минут Катарина уже находилась в конспиративном доме в квартале Йозефов. На улицы города опускался вечер, и в домах зажигались огни. Это напомнило Кат о ее первой ночи в Праге, когда наступили сумерки и она задремала возле двери театра Петрака. У нее было такое чувство, будто она описала полный круг. Вот-вот снова начнутся репетиции, и ее будет обучать знаток своего дела – правда, в совсем другом жанре драматического искусства. Кат уже не спрашивала, нужно ли ей соблюдать тайну. Ее свидетельство. На суде не будет иметь никакого значения, если станет известно, что она сделала это под руководством иностранного агента.

Джин усадил Кат на софу в задней комнате с наглухо задернутыми портьерами на окнах, и она начала слушать его наставления. Ей надлежало явиться в Министерство юстиции и настаивать на встрече с министром.

– Вы ведь знаменитая личность, Кат. Вполне естественно, что вы захотите иметь дело с людьми, занимающими самые высокие посты.

Министр, несомненно, встретится с ней, как только она заявит о своем желании свидетельствовать против Милоша. Кат не составит труда убедить его в своей искренности, если она признается в том, что их брак был неудачным, что Милош охладел к ней с тех пор, как вернулся с войны. Обвинители будут думать, что ее предательство объясняется личной обидой.

– Но как же тогда я смогу сказать, что единственная причина, побудившая меня пойти на это, – желание, чтобы с Милошем обошлись помягче?

– А вы и не будете говорить этого, Кат. Единственное, что вы можете сделать – молить суд о милосердии. Вы засвидетельствуете, что помешательство Милоша – результат нацистских пыток, но не русских, и что он не отвечает за свои поступки. Так называемую «ложь», которую он хотел обнародовать по поводу гибели Масарика, можно приписать заблуждению. Скажите им, что вам жаль Милоша, что вы испытываете сострадание к нему – и их симпатии будут на вашей стороне.

От всех инструкций Джина Кат почувствовала себя почти физически больной. Но она увидела в его рассуждениях определенную логику. Чем благороднее и мужественнее будет выглядеть Милош, тем большее желание уничтожить его появится у властей. Выставить его перед народом глупым, жалким, даже умалишенным – и тогда, что бы он ни сделал, что бы ни сказал все будет казаться простительным!

– А как насчет свиданий с Милошем?

Катарина страстно хотела объяснить мужу причину своего отступничества.

– Будет гораздо лучше, если вы не станете встречаться с ним, – сказал Джин.

Да, разумеется. Ведь она якобы отрекается от Милоша.

В течение многих часов Кат сидела вместе с Джином и подбирала слова, которые будут наиболее желанными для обвинителей, чтобы после своего ухода она смогла отрепетировать их самостоятельно и произнести их как можно искреннее, когда придет время. Стремясь достоверно передать чувство горечи, которое она испытывала из-за происшедшей в Милоше перемены, она заливалась румянцем при радостном воспоминании об их первой встрече, полной страсти… и безутешно рыдала из-за того, что он полностью отверг ее. И не всегда это была только игра.

– Это подействует, Кат! – воскликнул Джин. – Весь суд будет у вас в руках!

Но роль законченной предательницы, разумеется, угнетала ее. Катарина, лишенная чувств и сил, откинула голову назад и закрыла глаза. В мыслях у нее проплывали слова, которые Шекспир вложил в уста Клеопатры: «Дай выпить мне настоя мандрагоры… Чтобы забылась я во сне, пока Антония не будет!» Если бы она тоже могла заснуть летаргическим сном, чтобы вычеркнуть из жизни скорбные годы разлуки, пока Милош снова не будет свободен!

– Вам не нужно возвращаться сегодня в «Фонтаны»! Вы можете остаться здесь! – тихо произнес Джин.

Если бы Кат не чувствовала себя такой измученной, его слова, возможно, встревожили бы ее. Попав в сферу притяжения Джина, она уже ощущала прилив желания, которое боролось в ней с зовом верности. Не проронив ни слова, она растянулась на софе.

– Всего лишь на несколько минут! – со вздохом произнесла Катарина.

Возможно, прошло несколько минут или целый час, когда она заметила, что он сидит на краю софы возле нее. Сонно открыв глаза, Кат увидела его лицо, склонившееся над ней. Джин произнес только ее имя, но в нем заключалось все, что он хотел сказать ей.

У Кат не было сил сопротивляться. Джин неясно поцеловал ее. От прикосновения его ласковых губ она вздрогнула, словно через нее прошел электрический разряд. Быть может, это случилось из-за того, что она так сильно хотела его, или потому, что Кат уже давно не знала мужчины. Теперь это не имело значения. Поцелуй принес ей только облегчение. Напряжение, сковавшее все ее тело, внезапно исчезло, рассеялось в первой ласке, как молния, которая ушла в землю. Теперь Катарина понимала, что сегодня ее капитуляция неминуема. Если сейчас она не изменит мужу, то никогда не сможет правдоподобно изобразить жену-предательницу. Стоять лицом к лицу с Милошем в зале суда и доносить на него – да это просто разорвет ей сердце, если их внутренний тайный союз останется нерушимым!

Первые поцелуи оставались нежными только вначале. Потом Катарина прижалась губами к губам Джина, и ее язык заскользил вдоль его языка, словно змея во время спаривания. Дав себе самой разрешение, она отдалась ничем не сдерживаемой страсти. И вскоре они, обнаженные, покатились по покрытому коврами полу. Джин хотел овладеть ею, но Кат не хотела торопить события. Ею руководило не только стремление освободиться хоть ненадолго от груза переживаний последних дней, но и порочное желание осквернить себя и в то же время наказать за измену. Она пожирала Джина своими поцелуями, доведя до экстаза, потом оседлала его, и вскоре он снова возбудился. Задавая ритм, Кат хотела, чтобы Джин запомнил, что по крайней мере в этот момент их порочного сотрудничества инициатива принадлежала ей.

Наконец она легла на спину с широко открытыми глазами и позволила ему устроиться сверху. Они качались в неистовом, стремительном порыве, пока одновременно не достигли вершины блаженства, выразив криком полное удовлетворение.

Кат, тяжело дыша, вся в поту, смотрела в потолок. Она вдруг подумала о том, что, может быть, там, на втором этаже этого странного дома, находился кто-то еще – человек, который в прошлый раз приготовил для них ужин. Были ли они наедине сегодня? Но даже если и нет – ей это было безразлично.

Лежа рядом с ней, Джин произнес:

– Я не должен был допускать, чтобы это произошло, Кат. Но то, что я испытываю…

Кат быстро села и потянулась к одежде, разбросанной по иолу вокруг них.

– Не говорите больше ничего, Джин!

– Почему? Я знаю, что это все усложняет, но…

– Не надо! – вскрикнула она.

Она встала, отвернулась от него и начала поспешно одеваться.

– Я неожиданно подумала о том, что, посылая меня в суд, вы привели ненастоящие причины. Может быть, все это задумано для того, чтобы покончить с Милошем, и я стала бы свободной…

– Нет, клянусь, это не так!

Джин встал и попытался обнять ее, но Кат отстранилась.

– В этом случае власти обойдутся с ним мягче, я уверен, – продолжал он.

Они в молчании оделись. Когда Кат собиралась выйти из комнаты, Джин схватил ее.

– Я люблю тебя, Кат! – произнес он. – Но мы не должны больше видеться до тех пор, пока…

– Понимаю. Нужно свести риск к минимуму.

Он медленно кивнул, и Кат повернулась, чтобы уйти. Она была уже у входной двери, когда Джин снова заговорил:

– Прости, что спрашиваю тебя об этом… В том, что произошло сейчас, была ли с твоей стороны хоть капля любви?

Она заколебалась, а потом ответила, не повернув головы: – Если мы проявим терпение и если все пойдет хорошо, может быта, у меня будет шанс узнать это.

– Soudruh Кирмен! Встаньте для вынесения приговора! – приказал председатель суда.

Кат устремила взгляд на Милоша, когда он поднялся со скамьи подсудимых. Если бы он повернулся и взглянул через плечо, то мог бы увидеть ее, если бы захотел. Кат ждала этого взгляда каждую минуту, каждый день, пока сидела в зале суда. Она ждала какого-нибудь знака, сообщающего ей о том, что послание, которое Джин обещал передать Милошу, каким-то образом дошло до него и он понял ее и простил. Но он все время сидел опустив голову, глядя вниз, и отказывался смотреть на нее. Только на одно короткое мгновение они обменялись взглядами – когда она поклялась говорить правду, как преданная коммунистка. При упоминании о ее вступлении в партию Милош поднял глаза, но Кат ничего не смогла прочесть в них. Его взгляд был холоден и пуст, как взгляд мертвеца. Потом он снова стал смотреть вниз. Что они сделали с ним за эти несколько недель? Может быта, теперь он потерял способность чувствовать и снова превратился в оболочку человека, каким вернулся после войны?

Или он тоже, как и она, устроил представление? Теперь, когда вот-вот должны были вынести приговор, Кат сидела и молча молилась о том, чтобы все человеческие чувства, которые ей удалось вызвать в судьях, превратились в чувство милосердия.

Главный прокурор, человек с большой головой, черными крашеными волосами и казацкими усами, начал оглашение приговора:

– Милош Кирмен! Суд признает вас виновным в тяжких преступлениях, имеющих целью оклеветать и подорвать наше государство. Такие преступления караются смертной казнью.

Он сделал паузу и посмотрел вниз, на лежавшие перед ним бумаги.

– Однако мы принимаем во внимание ваш прошлый вклад в освобождение нашей страны от фашистского нашествия. Как мы узнали от вашей супруги, пытки, которым вы подвергались в немецких застенках, вне всякого сомнения, привели вас к душевной болезни, отрицательно сказавшейся на способности здраво мыслить.

Кат затаила дыхание. Она спасла его от смерти!

– Поэтому суд постановляет, что вначале вы пройдете курс лечения в государственном медицинском учреждении для душевнобольных преступников, пока не будете в состоянии полностью осознать всю тяжесть своего преступления. Время, которое потребуется для госпитализации, будет входить в срок заключения, определенного для вас приговором. Когда ваше умственное состояние улучшится, вас переведут в другое место заключения на период реабилитации…

Госпитализация… реабилитация… Кат почувствовала, что в ней зарождается надежда.

– Срок вашего заключения, – подвел итог прокурор, – в сумме составит сорок лет.

И его молоточек пошел вниз.

Сорок лет! Кат едва удержалась, чтобы не закричать, обвиняя этих ублюдков в бессердечии. Но ведь теперь ее считают преданной коммунисткой, готовой поддержать любое решение партии.

Кроме того, она вспомнила об обещании Джина: главное – сохранить жизнь Милоша, и тогда правительству США, возможно, удастся вызволить его из тюрьмы. Ее свидетельство успешно выполнило ту функцию, для которой оно было предназначено.

Суд закончился. Слезы навернулись на глаза Кат, когда она увидела, как два судебных пристава стащили Милоша со стула и показали в сторону металлической двери в конце зала суда. Ноги у него были закованы в кандалы, поэтому он не мог быстро двигаться, но охранники все время подгоняли его.

У двери Милошу пришлось остановиться, пока один из приставов отпирал ее ключом. Он стоял спиной к Кат, и она крикнула, перекрывая шум голосов уходящих зрителей и журналистов:

– Милош! Посмотри на меня, пожалуйста!

Спина его оставалась прямой. Но потом Кат заметила, что он начал медленно поворачивать голову в ее сторону. Она наклонилась вперед, с жадностью ловя хотя бы малейший знак…

Но дверь уже отперли, и, прежде чем она успела хотя бы мельком увидеть лицо мужа, приставы толкнули его в дверной проем и раздался громкий лязг металла.

С этого момента Катарина была поглощена только одним: как бы добиться свидания с Милошем. Каждый день она ходила в Министерство юстиции и проводила там многие часы, переходя из одного кабинета в другой, заполняя какие-то бланки и умоляя безликих бюрократов дать ей возможность повидаться с мужем. По вечерам она не возвращалась в «Фонтаны», а оставалась у Тани, в ее маленькой квартирке. Старая костюмерша была особенно рада оказать Кат услугу после того, как ее заявления в суде в поддержку коммунистов были широко освещены в газетах.

– Ты поступила правильно, – сказала ей Таня. – Верность партии – важнее всего, даже важнее мужа.

Кат сделала вид, что согласилась.

Несмотря на свое отчаяние, Кат не хотела обращаться к Джину за помощью. Не повидав сначала Милоша, она не сможет разобраться в своих чувствах. Сердце ее тогда застынет, как если бы его поместили в глыбу льда.

После четвертого бесплодного дня, проведенного в Министерстве юстиции, Кат нашла письмо от Йири, которое он передал ей накануне через Таню. На пяти страницах, заполненных его яростными каракулями, драматург говорил, что его вера в нее уничтожена. Он обвинял Кат в том, что она нанесла делу свободы и справедливости не меньший урон, чем худшие из таранов, которые правят страной.

«Я привык думать, что одно из твоих самых очаровательных качеств заключается в том, что ты никогда не осознавала, как сильно окружающие любят тебя, – писал Йири в заключение. – Но теперь я понял, что это, кроме того, еще и твоя трагедия. Зная это, ты никогда не использовала бы свою силу таким образом. Множество людей будет тронуто твоим последним представлением, и их симпатия к тебе увлечет их туда, куда ты их поведешь. Милош, возможно, и простат тебя, но я – никогда!»

Кат тут же помчалась на такси через весь город к Йири. Консьерж дома, одноногий ветеран войны, сразу же узнал ее, как только она ворвалась в вестибюль.

– Вы опоздали, госпожа Де Вари.

– Опоздала? Куда?

– Полиция побывала здесь час назад. Они арестовали господина Жилку и запретили его пьесу. Странно, что вы не знаете об этом. Я думал, они хотят, чтобы вы дали показания и против него…

В ужасе от того, какую страшную ошибку совершила, Кат исчезла в ночи.

Йири тоже держали в тюрьме без связи с внешним миром. Кат подала прошение, чтобы посетить и его, но потом сдалась. Очень трудно получить согласие хотя бы на одну просьбу, не говоря уже о двух. Она должна сконцентрировать все свои усилия на том, чтобы встретиться с Милошем.

Когда однажды утром Катарина пришла в министерство, готовая к тому, что ей предстоит еще один день утомительного хождения по кругу, ее вместо этого провели в кабинет заместителя министра. Там за широким письменным столом лицом к ней сидел суровый коренастый мужчина с напряженными темными глазами. На столе ничего не было, за исключением двух анкет, которые она заполняла. Заместитель министра переводил взгляд с одной анкеты на другую.

– Вы стали коммунисткой, – начал он. – Однако стремитесь навестить врагов государства…

– Но ведь Милош Кирмен все еще мой муж! – возразила Кат.

– А ваша просьба встретиться с господином Жилкой? Как вы объясните это?

– Он мой друг.

Замминистра проницательно посмотрел на нее.

– Человек, который посвятил себя разрушению того, что, как вы заявляете, вам дорого? Странный тип друга!

Кат была близка к тому, чтобы выразить свои истинные чувства – ненависть к коммунистической идеологии, которая душила свободу и порождала таких вот холодных, жестоких бюрократов. Но тогда ей не разрешили бы увидеться с Милошем.

– Я никогда не считала, что дружба требует полного совпадения всех идей и мнений. Мой отец говорил: если два человека во всем согласны между собой, то один из них лишний.

Он наградил ее тончайшей улыбкой.

– Ну что же, госпожа Де Вари, судя по тому, что вы сообщили суду о своих взаимоотношениях с Милошем Кирменом, похоже, что как муж он был совершенно лишним.

Чиновник с вожделением посмотрел на нее.

– Но вы знаете, что есть множество других мужчин, которые не могут представить себе большей привилегии, чем добиться вашего расположения. Они оценят вас… по достоинству.

Кат подумала, что заместитель министра пытается завлечь ее в ловушку, используя такое грубое предложение – хотя, несомненно, он не будет возражать, если она примет его.

– Милошу Кирмену предстоит провести сорок лет за решеткой. Благодаря этому у меня будет предостаточно времени, чтобы другие мужчины могли оценить меня. Но сейчас я все же хочу навестить своего мужа, хотя бы попрощаться с ним, если больше сказать нечего. После его ареста нам не позволили провести вместе ни минуты.

Человек за письменным столом смотрел на нее без малейших признаков сочувствия.

– Я видел вас в роли продавщицы цветов, – произнес он наконец, – глупой девицы, которую профессор учит дурачить людей, чтобы они приняли ее за принцессу. Вы сыграли эту роль просто замечательно!

– Благодарю вас!

Но у Кат было такое ощущение, что это не просто комплимент поклонника.

Внезапно чиновник сказал:

– Ваша просьба удовлетворена. Будьте здесь, в министерстве, сегодня вечером, в семь часов. Служебный автомобиль отвезет вас к мужу.

С каким бы нетерпением ни ожидала Кат встречи с Милошем, ей показалось странным, что ее визит назначен через несколько часов. Словно им по какой-то причине не терпелось соединить ее и Милоша. Надо быть очень осторожной, подумала она.

Однако заместителю министра Кат ответила:

– Я очень благодарна вам.

– Возможно, вы еще вспомните об этом после того, как попрощаетесь с мужем, – сказал он.

Когда Кат ехала к городским окраинам, она вглядывалась в зимнюю темноту в напрасных поисках каких-нибудь знакомых примет, по которым можно было бы определить, куда они направлялись. Наконец за окном показались ворота, которые охраняли вооруженные полицейские. Потом автомобиль остановился перед роскошным зданием с фасадом в стиле рококо. Кат увидела решетки на некоторых освещенных окнах, но не на всех. Водитель провел ее внутрь. Они вошли в большой приемный зал, в котором мраморные полы, расписной потолок и роскошная хрустальная люстра резко контрастировали с мрачными серыми стенами и высокими барьерами, возле которых стояли вооруженные охранники. Один из них спросил ее имя, потом сверился по журналу и велел Кат подождать.

Кат заметила мужчин и женщин в белых халатах, которые проходили через зал, а потом исчезали в крыльях здания. Тут она вспомнила, что Милош отбывает первую часть своего срока в психиатрической больнице. Большой особняк был обращен на службу «народному правительству». Кат подумала, что «Фонтаны», может быть, ждет та же участь.

Тут перед ней возник высокий, мертвенно-бледный мужчина в белом халате, который представился ей как доктор Флорек. Он сообщил, что ее муж находится на его попечении. Пока врач вел ее к массивной двери, он торжественно рассуждал о поставленном им «диагнозе».

– Когда ваш муж вернулся домой после войны, вы, должно быть, поняли, что он очень болен, одержим чувством вины и находится в угнетенном состоянии. Очень плохо, что за ним не было никакого медицинского наблюдения прежде. Это могло бы предотвратить его преступное поведение.

Кат ничего не ответила. Она считала предосудительным способ, изобретенный коммунистами, расправляться со своими врагами, называя их сумасшедшими и помещая в психиатрические больницы, что равносильно тюремному заключению.

Однако разве Милош не был лишь оболочкой того человека, в которого она когда-то влюбилась? Возможно, ему даже пойдет на пользу пребывание здесь.

Широкий коридор, по которому ее вел доктор, представлял собой ту же самую смесь великолепия и унылой казенщины: мраморный пол, прекрасные латунные канделябры на стенах – и металлические двери с зарешеченными окошечками. Доктор остановился у одной из них в конце холла, где ждал охранник в форме, который отпер дверь.

– За визитами обычно наблюдают, – произнес Флорек. – Но из признательности за ваше сотрудничество, госпожа Кирмен, вам и вашему мужу предоставлена возможность некоторое время побыть наедине.

Он не сказал, сколько времени в их распоряжении, а Кат не стала спрашивать. К чему расстраиваться. Она вошла внутрь, и охранник запер за ней дверь.

Кат была изумлена, оказавшись в большой комфортабельной комнате. На полу лежал ковер, на окнах висели тяжелые портьеры, рядом с широкой кроватью стоял ночной столик и пара стульев. Настольная лампа давала неяркий свет. Прошло мгновение, прежде чем она заметила Милоша, прислонившегося к стене в углу комнаты. Его лицо находилось в тени.

– Уютно, не правда ли? – спросил он, очевидно, прочитав одобрительное выражение на ее лице.

– Могло быть гораздо хуже.

– И будет.

Потом Милош выступил из тени. Кат почувствовала облегчение, увидев на его лице легкую улыбку, а не каменную маску, как на суде.

Она быстро подошла к мужу.

– Милош, тебе сказали?..

Он бросился вперед, одной рукой обхватил ее талию и привлек к себе, а свободной рукой закрыл ей рот. В течение секунды они смотрели в глаза друг другу, а потом Милош еще крепче прижал Кат к своей груди и прошептал:

– Говори тихо, очень тихо! Они подслушивают и, возможно, наблюдают за нами.

Его взгляд блуждал по потолку в поисках спрятанной линзы.

Она подумала, что в большинстве психиатрических больниц эта слова можно было бы принять за мрачные фантазии параноика. Но здесь они служили доказательством здравого рассудка. И все же Кат радовалась этому предостережению, потому что благодаря ему она оказалась в объятиях Милоша.

– Ты знаешь, зачем я сделала это? – шепотом спросила она. – Ты понимаешь?..

Он слегка отстранился от нее и кивнул.

– И ты прощаешь меня?

– Конечно. Ведь ты хотела спасти мою жизнь.

Кат прильнула к нему. Неужели только страх бросил их в объятия друг к другу? Она чувствовала в нем прилив нежности, той самой нежности, которая, по его словам, в нем умерла.

– Вначале я не был уверен в этом, – продолжал Милош. – Но сейчас в моем распоряжении так много времени для размышлений… И почему-то здесь все видится более отчетливо. У меня больше нет выбора, нет будущего, – они отняли его. Осталось только прошлое… И я использую его с максимальной пользой. Мои воспоминания – это мои молитвы. Я снова и снова слышу те слова, которые ты говорила, чтобы утешить меня, и с какой жестокостью я отвечал тебе. Я помню также и о том, что я чувствовал, когда был любим тобою – потому что именно эти воспоминания, как никакие другие, будут нужны мне, чтобы выжита.

Голос его стал громче, словно он не боялся, что эту часть его речи услышат.

– Я не мог вызвать в памяти особенности той любви, не осознав при этом, что ты, в сущности, никогда не покидала меня, как бы это ни выглядело внешне. И тогда я понял…

– Значит, тебе никто ничего не говорил? – прошептала она.

– А кто мог сказать мне?

На мгновение Кат растерялась, вспомнив о своей последней встрече с Джином. Действительно ли он собирался передать Милошу сообщение? Может быта, он пытался, но его постигла неудача? Или это была лишь часть его манипуляций?

Как бы там ни было, Милоша пощадили и сохранили ему жизнь. И он простил ее.

Катарина прижалась к нему. Как могла она отказаться от своей любви, позволить себе забыть, что он – ее судьба?

– Обними меня крепче, любовь моя! – попросила она, и ее глаза наполнились слезами. Для нее была невыносима мысль о том, что сейчас, после того как они наконец снова нашли друг друга, им предстоит долгая разлука.

Милош обнял и поцеловал ее. Кат почувствовала, что чудо свершилось. Перед ней стоял прежний Милош – страстный, нежный, отважный, не сломленный тяжелым испытанием.

Он отступил назад и пристально посмотрел на нее.

– Дорогая моя, я горюю о тех ночах, которые мы потеряли напрасно! – прошептал он.

– Тогда не теряй хотя бы эту!

Если бы они могли заняться с ним любовью, это, возможно, очистило бы ее память от воспоминаний о прикосновениях другого мужчины.

Милош взглянул на потолок и на дверь.

– Они могут войти, могут…

– Не имеет значения. Ты нужен мне сейчас, мне нужно воспоминание об этом…

Он колебался только одно мгновение, а потом снова поцеловал ее и повел к кровати.

Их любовь была торопливой, и все же ощущение волшебства, которое они познали в самом начале своего знакомства, присутствовало и теперь в каждом прикосновении.

К тому времени, когда в замке повернулся ключ, они уже снова были одеты. Охранник сказал, что визит закончен. Кат еще раз поцеловала Милоша, но ее не пришлось силой отрывать от него. Теперь в борьбе за его свободу мысль об их примирении будет поддерживать ее.

Она вышла в коридор и обернулась, чтобы еще раз взглянуть на мужа. Но дверь уже закрылась и разделила их. Кат повернулась, чтобы уйти, и тут увидела, что к сопровождавшему ее охраннику с ключами присоединились еще двое. Резко, по-военному печатая шаг, они заняли места по обе стороны от нее… и крепкой, болезненной хваткой вцепились в ее руки.

– Катарина Де Вари Кирмен, – произнес охранник с ключами, – вы арестованы!