"Любовь и зеркало (рассказы)" - читать интересную книгу автора (Голявкин Виктор)

В ГОСТЯХ У СОСЕДА

Стою на лестничной площадке, схожу, думаю, к соседу, давно у него не был.

Звоню, вхожу, вижу: четыре разноцветных попугая ходят-бродят вокруг толстого сиамского кота. Кот большой, крупный, а один попугай чуть побольше кота, а три средние, ну как бы вам это объяснить… несуразные пропорции у птиц и кота. Кот, скажем, ну… с эрдельтерьера, а тогда можете представить, попугай каков? Кот желтый с черным, а попугаи всеми цветами радуги переливаются вокруг кота.

Ну, здравствуйте, здравствуйте. Узнаю, что четыре Комнаты у него перегорожены на шестнадцать.

Стоим в одной из шестнадцати комнат. Кот с попугаем перешли сюда же.

Кот с птицами сидит, а мы стоим. Неохота сидеть. Толкаться. В другую комнату пошли, а те за нами. Кот с попугаями. Осматриваю в основном обои, во всех шестнадцати комнатах обои совершенно разные.

— Мебель менять собираемся, — говорит хозяин, — но беда в том, что старую теперь отсюда не вытащить, а новую не втащить. Старую как бы замуровали, а для новой вход забаррикадировали…

— И как же теперь?

— Думаем. Ну, а общее впечатление?

— Дай пива, — вдруг кот говорит.

Совершенно обалделый, спрашиваю кота:

— А ты-то каким образом разговариваешь?

А он лапой махнул:

— Да бывает, бывает, все бывает… — говорит.

— Жрет пиво ведрами, — хозяин говорит, — и попугаев пугает, как нажрется этого пива! Гоняет их по комнатам, довольно занятная картина, между прочим.

— Кто гоняет?

— Кот.

Вот это номера!

Хозяин говорит:

— Да что вы удивляетесь! Всему всю жизнь удивляетесь, чудак! Ведь есть кот в сапогах, кот на цепи у лукоморья, всех не перечтешь.

— Нет, нет, простите… в сказках! Что вы меня-то путаете? Не удастся провести. Я не могу этого представить наяву и не буду.

— Можете не представлять. Факт налицо.

— Налицо.

Кот говорит:

— Да бывает, бывает, все бывает.

— Да не может этого быть!

Попугай говорит:

— Катись тогда отсюда, если не веришь!

Вот нахал!

— Не надо так с гостями, — говорит сосед.

— Да ну его… — попугай ему отвечает.

— Помолчи, Кокоша, — говорит сосед.

— Да заткнись ты, обормот, — попугай хозяину отвечает.

— Ладно, ладно… — хозяин вроде бы его побаивался, что ли…

— Да что же это такое, братцы, — говорю, — что же это творится, происходит на моих глазах? Вы за кого меня считаете? Ведь не бывает такого и не может быть!

— Да вы не берите в голову, — хозяин говорит.

— Как это мне не брать?!

— Вы с этой птицей осторожно, дружище, — хозяин говорит, — с Кокошей лучше не деритесь. Знаю я вашу манеру драться по каждому пустяку. Всегда и всюду лезете на рожон, если чего не поймете.

— Да, может, это и не птица, — говорю, — а черт знает что…

— Смотри мне! — говорит Кокоша.

— Да я этому вашему Кокоше свистну по загривку, чтобы он заткнулся, идиот. Птица, предположим, а ведет себя как человек, и нахально, главное!

В это время этот паршивец Кокоша подлетает и с размаху бьет меня клювом под дых. Я присел. Не упал. Больно бьет. То есть клюет. Разворачиваюсь и правым хуком ему по морде. Он выпорхнул. Вот гад! Смеется. А я взвыл. Об стенку кулаком!

Хозяин говорит:

— Да оставь ты его. Ну его! Он какаду…

На «ты» вдруг перешел.

— Ну и что, — говорю, — подумаешь, какаду! Велика важность! Что же это выходит, он мне должен под дых давать? Да, может, он и не какаду вовсе, ростом с меня…

— А ты его не оскорбляй, — и хозяин с какаду смеются.

— Ну, компашка собралась! — я возмущаюсь. — Нашли друг друга, нечего сказать!

— Тебе не нравится? — спрашивает хозяин.

— Кому это может нравиться, получать под дых?!

— Да я не об этом, — говорит хозяин, — в общем-то, тебе как? Нравится?

— А что тут может нравиться? Не пойму…

— В общих-то чертах?

— В общих-то? Да не могу понять, нравится или не нравится, потому что непонятно.

— Да бывает, бывает, — твердит кот.

— И потом, — говорю, — если уж все это бывает, как утверждает ваш котяра, то еще мне непонятно: нужно все это или не нужно? С одной стороны, любопытно, интересно. Но с другой — хлопотно. Живность странная. И лабиринт…

— Цифра шестнадцать приводит в восторг моих сослуживцев, — сказал хозяин.

— Какая цифра? — не понял я.

— Шестнадцать комнат.

— Да какие же это комнаты, где повернуться невозможно. Камеры самые настоящие, если уж на то пошло.

— А цифра?

— Да хрен с ней, с цифрой. Пустое число. Абстрактное понятие.

— А я искусствовед-абстракционист, — говорит хозяин.

— Мы абстракционисты!!! — неожиданно заорали все попугаи и кот.

— Но вы ведь кандидат наук.

— Бывает, бывает… — сказал кот.

— А где вы гостей принимаете? — поинтересовался я.

— В ресторане. Я современный человек.

Мы прошли в шестнадцатую комнату.

Хозяин быстро вышел, и вся разношерстная компания помчалась за ним вприпрыжку. А я остался.

— Ау! — заорал хозяин откуда-то издалека.

— Ау! — ответил я как идиот.

— Слышно?

Я не ответил. Ну его к чертям. Пусть сам забавляется со своими попугаем и котом. Не хочу я участвовать в его нелепых играх.

— Ау! Иди сюда! — заорал он откуда-то, уж совсем издалека.

— Иду! — ответил я.

Я пошел ему навстречу, надоело там торчать, но тут же пришел на то же самое место.

— Выбирайся! Выбирайся! — заорал он радостно. — Это все специально придумано!

— Не могу! — крикнул я.

— Вот видишь? — вопил он. — Ну, каково?

— Выведите меня отсюда сейчас же!

Он хохотал со своими пернатыми, со своим котом.

— В какую сторону мне идти? — орал я.

— В какую хочешь! У нас в этом смысле полная свобода!

— Вы меня сюда привели, вы меня отсюда и выводите!

— Ты сам ко мне пришел, — хохотал он вместе со своей живностью.

Послышался звонок. И тоже вдалеке. И женский голос:

— Прекратите безобразие, что я говорю!

Жена. Узнал голос. Она-то наведет сейчас порядок.

И выведет меня отсюда.

— Выпустите меня отсюда, Мария Николаевна!

— Иду, иду! — ответила она, и вся честная компания, видимо, двинулась, похохатывая, за ней.

— Ну вот и мы! — сказал паршивец какаду. И тут я ему врезал. На этот раз он увернуться не успел.

— Ууу!!! — завопил он. — Ооо!!! Мне больно… саданул как… Ааа!!!

— А ты не лезь к гостям, — сказал хозяин.

— Вот именно, — сказал я, свыкшись, что он все понимает как человек. — А вам, Константин Пантелеймонович, не к лицу…

— Да я же пошутил, ну? Эх, и пошутить нельзя!

Какаду хныкал. Кот твердил, что все бывает.

— За такие шутки, Константин Пантелеймонович… приплюсовав сюда вашего какаду…

— Правильно, правильно, Петр Петрович, так его! — поддержала хозяйка. — Он совсем распустился, на докторскую подал. Что ж вы нас давно не посещали, что-нибудь у вас случилось?

— Ничего не случилось, — сказал я, — ровным счетом ничего не произошло, работаю на старом месте, десятый ребенок у меня родился, вот только свинкой приболел.

— Ребенок приболел?

— Нет, я.

— Бывает, все бывает, — сказал кот.

— А как вам у нас нравится? — спросила хозяйка. — А на мужа я прошу вас не сердиться. Весь этот лабиринт устроен специально для воров. Над этим долго думали. Вот вор вошел. Представим. Но… обратно ему уже отсюда ни за что не выбраться. Хитроумная комбинация расположения комнат. Вы меня поняли?

— Ну я-то тут при чем?

Она уже не могла остановиться:

— Вор не только находится в постоянном страхе, что не может оттуда выйти, но он действительно не может выйти. Остроумно? Какаду летают над ним, и ему кажется, что это летучие мыши. Кокоша, если он начинает искать выход, бац его клювом, а? А Митрофан…

— Кошмар, — сказал я, — это действительно кошмар.

— Для вора, — посчитала нужным добавить она.

— Но этот кретин, — сказал я, — тем не менее…

— Какой кретин? — не дав мне договорить, она прямо-таки уничтожающим взглядом посмотрела на своего мужа.

— Мерзавец какаду, — сказал я.

Нет, она уже никак не могла остановиться.

— …А вы не находите, что у нас в комнатах все-таки немного тесновато? И не много ли дверей, а? Двадцать две. Не многовато? Двадцать две на такую квартиру, сами понимаете…

Откуда я мог знать, сколько полагается дверей на такую квартиру?

Я сказал:

— У вас очень просторно, как нигде, а дверей столько, сколько нужно в данном случае.

— По-честному, давайте по-честному. Сколько бы вы поставили дверей?

— Точно столько же, сколько у вас.

— Ну вот, видишь! — На этот раз она совершенно презрительно посмотрела на своего мужа.

— Я все-таки считаю, — сказал муж, — что одной двери могло бы и не быть.

— Я этого не заметил, — сказал я с видом абсолютного знатока дверей.

— Помолчал бы ты уж, Константин, — сказала хозяйка, — а вы знаете, мы хотим еще кухню перегородить.

— А кухню зачем?

— Вторую плиту поставить.

— А… зачем?

— Они сами по себе — мы сами по себе.

— Кто — они?

— Какаду и Митрофан.

— А зачем им быть самим по себе?

— Видите ли, Петр Петрович, как вам это пояснить, у них свои наклонности — у нас свои, с ростом у их проявляются индивидуальности, а мы, сами понижаете, в возрасте другом. У них развились вкусы, Митрофан сам готовит, никому не позволяет, и создается толчея у плиты…

— Толчея у плиты, — повторил я, чтобы что-нибудь сказать.

— Вот вы меня сразу поняли, а для хозяйки, согласитесь сами…

Я закивал головой в знак согласия.

— Нет, вы действительно согласны? А он… — и теперь она уже каким-то третьим взглядом посмотрела а своего мужа.

— Ну, если Митрофану это необходимо, — я почувствовал, что говорю серьезно и ввязался в разговор потрясающе дурацкий.

— Ну, если вы мне не верите, пусть он вам сам скажет.

— Я люблю одно, а она любит другое, — сказал Митрофан.

— Ну вот, видите! Иногда он мне помогает, но сейчас характер у него резко изменился… в сторону эгоизма.

Кот сказал:

— Врет она.

— Ну вот видите, как он со мной стал разговаривать! Раньше этого не было.

— Да не слушайте вы ее, — сказал кот, — вечно врет.

— Ну вот видите, видите, ремизить так свою хозяйку… Ах, Митрофаша, Митрофаша… Вы не поверите, мы его назвали в честь этого самого Митрофана, кота из литературы… Ну как фамилия этого писателя?.

— Какого вы имеете в виду?

— Ну, этот… с бородой.

— Хемингуэй, что ли?

— Другой…

— Молодой или старый?

— Вроде совсем средний.

— Плохой писатель, что ли?

— Да мы не знаем… — призналась хозяйка, — нам просто сказали, вот и все. Тот, который про недоросль написал. Ну, бог с ним.

— А кто вас надоумил комнаты так перегородить? — спросил я.

— Один знакомый архитектор с очень оригинальным мышлением, между прочим, он советует увеличить сумму вдвое.

— Да не сумму, а цифры, — поправил муж.

— Какую цифру? — спросил я обалдело. — Теперь уже я почувствовал, что меня начинает уносить от берега в пустынный океан. Я плыть уже не мог. Стал уставать. Тонуть. Голова моя стала уставать самым серьезнейшим образом. Уходить в середине разговора было неудобно, и я решил: что будет — то и будет.

— Утвердить тридцать две, — услышал я.

— Как то есть утвердить?

— Ну, это он так выражается, оригинальный во всем человек.

— Кто — он?

— Да архитектор, боже мой, как вы не поймете.

— Ну?

— До него доходит как до жирафа, — сказал какаду.

«Сволочь», — подумал я.

— Перестань, — сказала хозяйка, — так вот… он нам посоветовал разделить каждую комнату еще на половину, чтобы было тридцать две комнаты, теперь-то вы, надеюсь, понимаете?

Я ужаснулся.

— Это он вам серьезно советовал?!

— Бывает, бывает, — сказал кот.

— А вы не советуете? — встревожилась хозяйка.

— Я, знаете ли… просто… удивлен… архитектор нам такое посоветовал… а может быть, он не архитектор вовсе?

— Как это не архитектор?! — возмутилась хозяйка. — Он и коту имя дал!

— Коту-то ладно…

— Так вы говорите, говорите, не стесняйтесь, мы любим прямоту, а вы любите прямо говорить, нам вовсе не безразлично мнение общественности.

— Какая уж я-то общественность… — теперь мне уже показалось, что меня уносит в дебри, я очень впечатлительный человек, с воображением. Ни разу в жизни я не представлял общественности, вероятно, это плохо, но почему они тогда принимают меня совершенно не за' того человека. Слегка мне стало страшновато, и я ощутил нереальность обстановки, что ли, сюрреализм наяву… Покосился на кота. Он мне подмигивал. Какаду Кокоша, как мне показалось, готовился к прыжку…

— Уберите этого типа… — сказал я.

— Какого типа?

— Вашего мрачного какаду, в конце концов! Если он говорит по-человечески, дерется, как заправский боксер, то можно ведь его назвать типом?

— Ах, вы про Кокошу! Да бросьте о нем думать. Если его как следует стукнуть, он больше не бросается. Вы очень верно в самом начале поступили. Саданите его еще раз крепко по башке, и он утихомирится.

— Гады… — процедил Кокоша.

— Между прочим, он любимец мужа, — сказала хозяйка, — часто с ним тренируется на кулачках, и вот результат: в области солнечного сплетения у мужа частенько побаливает, и постоянно требуется врачебное вмешательство.

— Но вы-то почему разрешаете мужу такие вещи! — вырвалось у меня.

— А что я могу сделать? Мужчины знаете какие., Говоришь ему, говоришь, а он свое… И потом, ведь не могу я уследить: в магазин, парикмахерскую нужно сходить. А дома попробуй найди их, в какую комнату они отправились драться на кулачках.

— Ну и подлец, — сказал я.

— Кто, я?! — удивился хозяин.

— Да нет, этот ваш Кокоша.

— Бывает, бывает… — зевнул кот.

— Не намекай, — сказал коту хозяин. На что он намекал, мне было уже совсем не разобраться.

— Нет, все-таки ума не приложу, — сказал я, — мне это кажется более чем странным… Вся эта ситуация… вы простите меня… не могу понять!

— А чего тут понимать? — сказала хозяйка. — Хочешь, дерись с какаду, не хочешь — не дерись, поступай как хочешь, муж сам виноват в данном случае. Он сам его научил этому прыжку, или, как у вас это называется, апперкоту…

Я встал уходить.

— Погодите, может быть, чайку? — сказала хозяйка.

— А где вы пьете чай, в какой комнате? — поинтересовался я.

— Каждый пьет чай в той комнате, в какой захочет. На этот счет у нас тоже полная свобода выбора.

— По отдельности, что ли, пьете?

— Он в одной комнате, я в другой.

— Зачем?

— Тесновато, я же вам говорила. Со столом и стулом может поместиться только один человек в одной: комнате.

— А как же мы все втроем одновременно будем пить чай?

— В кухне. Поэтому я и сомневаюсь, стоит ли кухню перегораживать или не стоит. С одной стороны, Митрофану будет удобно, с другой стороны, мы не сможем втроем с соседом выпить чай. Но можно каждому пить чай в отдельной комнате, согласитесь, что это шикарно.

— Да, но… каждому пить чай в отдельной комнате скучновато… невозможно побеседовать…

— Почему невозможно? Через перегородку слышно почти точно так же. Говорите себе через перегородку, а мы вам через ту же самую перегородку будем отвечать.

— А если я в третьей комнате, значит, я через две перегородки должен разговаривать?

— Для этого я и убежал, оставил вас в той комнате, чтобы вы поняли, что слышимость прекрасная, и если бы перегородки не были обиты рубероидом, звукопроницаемость могла бы быть еще лучше.

— Но зачем же вы тогда обивали рубероидом? Им кроют крыши.

— Только дураки им кроют крыши, — улыбнулся хозяин, — насчет рубероида я могу прочесть вам лекцию.

— Не надо, — испугался я.

— Рубероидом крыть надо стены. И знаете почему?

— Не знаю, — сказал я, чуть не упав со стула.

— Во-первых, обои на них ложатся, как масло на хлеб, и потом, вы заметили деликатную пупырчатость?

— Где? Когда?

— Ну когда мы с вами ходили по комнатам, вы ничего не заметили?

— А чего я должен был заметить?

— Пупырчатость.

— Этот ваш какаду…

— Да оставьте вы его. Пойдемте, покажу. Обои слегка пупырчаты. И это очень модно и оригинально.

— Верю! — сказал я так неестественно громко, что какаду решил, я собираюсь на него нападать, и вскочил на подоконник.

— Спрячьте вы эту мерзкую птицу, — сказал я уже в который раз. — Да… и потом… — Нить разговора оборвалась и снова вернулась в мою затуманенную башку. — Если беседовать через перегородку и не видеть собеседника, не кажется ли вам…

— Обедняет беседу, вы хотите сказать? Откройте двери, господи! Частенько мы с мужем сидим друг против друга и пьем чай у раскрытых дверей. Прекрасно себя чувствуем. Можете проверить, мы надеемся, что вам наш метод чаепития понравится и вы назовете его оригинальным.

— Давай пить пиво, — сказал кот.

— А вы хотите пива? — спросила хозяйка.

Я сразу оживился. Кот начинал мне нравиться. Да, только пиво, одного только пива хотелось мне, а не чая.

— Мужу запретили, — сказала хозяйка, — пока еще не выяснено, может быть, это дело не какаду.

— Какое дело?

— Врачи ведь тоже не боги, вы это прекрасно знаете, так вот, они подразумевают у мужа в области солнечного сплетения нарыв от пива.

Опять бред. Или они не хотят меня пивом угощать, чтобы у меня тоже не было нарыва? Неужели таким оригинальным способом они уклоняются от угощения? Можно всего ожидать.

— Так что какаду тут вовсе ни при чем, — закончила хозяйка.

— Понятно, — сказал я.

Намек, решил я. Ну и ну! Да так оно и было, может быть. А может, нет. Вклинился кот

— Быстрей давай пива, — сказал он.

Хозяйка сказала:

— Можете пить с котом.

— Давай выпьем, — сказал кот.

С котом так с котом.

Сели в кухне, пока ее не перегородили.

— Кстати, вы не можете нам кошку достать, — сказала хозяйка, — может быть, найдется где-нибудь симпатичная кошечка для нашего Митрофана?

— Да такому коту откуда я могу достать соответственную кошку, вы смеетесь!

— Да любую кошку, господи, чтобы пивом не увлекался.

— Хватит болтать, старая рухлядь, — сказал кот, — давай пива, а кошку я себе достану, если будет надо.

— Мерзавец! — вдруг выпалила хозяйка. Я даже сразу не понял, к кому это относится. Кто мерзавец?! Я подскочил на стуле, и хозяйка это заметила:

— Муж меня так не оскорбляет, как этот мерзавец.

К коту у меня уже появилась твердая симпатия. Мы нашли с ним общее. Пиво сблизило нас, и я встал на котовскую защиту. И кот это почувствовал.

— Скажи этой рухляди, — сказал он, — пусть тащит пиво и помалкивает.

— Да принеси ты пиво наконец, — сказал хозяин.

— Действительно, принесите пива, — сказал я, — и мы с Митрофаном выпьем с удовольствием.

— И рыбу там, пожалуйста, не зажимай, — хихикнул кот.

— Вы видите, вы видите, как он разговаривает… — она опять хотела его обозвать, но вовремя остановилась, потому что кот, к моему удивлению, брякнул:

— Тащи, а то худо будет.

— Тащите, тащите, — осмелел я.

Из громадного холодильника хозяева вытащили кишку, и хозяин стал дуть в нее. Подставили ведро. Полилось в ведро пиво из кишки. Кот замурлыкал.

— У нас договоренность с пивным ларьком. Мы платим вперед. Провели трубу через сад в наш холодильник, и все дела.

«Вот это, пожалуй, самое оригинальное», — подумал я.

— Сам кот боится открыть холодильник, — сказал хозяин, — оттуда веет холодом, а он терпеть его не может.

По первой кружке мы с котом выпили сразу.

Я поинтересовался:

— Только что кот пригрозил, что вам может быть худо. А что он может конкретно вам сделать худого?

— Он? Все может, — сказала хозяйка.

Кот выпил вторую кружку, вытер усы и отчетливо предупредил:

— Я могу уйти к соседям и наговорить на вас такое, что вы света белого не взвидите.

— Знаем, знаем, — согласились хозяева.

На четвертой кружке мы стали друг друга похлопывать.

— А ты говоришь, — сказал кот. — Все бывает…

— Так перегораживать нам или не перегораживать?

Этот вопрос хозяйку больше всего интересовал.

— Перегораживайте, — сказал я весело, — все перегораживайте!

— Вы серьезно?

— Абсолютно серьезно! Продолжайте перегораживать и перегораживать!

— Вы думаете, из тридцати двух можно сделать шестьдесят четыре?

— Можно.

— Представляешь, — обратилась хозяйка к мужу, — какой тогда удар будет по всем?

— Атомный удар, — сказал я.

— Вы очень образно выразились, — обрадовалась хозяйка, — ведь действительно это будет самое настоящее светопреставление. Спросят: «Сколько у вам комнат?» — «Шестьдесят четыре!» — «Ну!»

— Шестьдесят четыре можно помножить, — сказал я, захмелев.

— На сколько помножить? — заволновалась хозяйка.

— На сколько хотите, на столько и помножайте.

— Ну, это уж вы хватили…

— Чего хватил, ничего не хватил, наливайте второе ведро, я вам объясню, как это делается.

Налили второе ведро.

— Ничего ты им не объясняй, — сказал кот, — они тупицы. Пей, и все.

— Сколько ведер в день ты выпиваешь? — спросил я кота.

— Как когда, — сказал он уклончиво.

Какаду Кокоша сидел, насупившись, в углу.

Три других попугая отправились шастать по комнатам. Оказалось, они не терпят запаха пива. Когда кот пьет, все это время они бродят по лабиринту, чертыхаясь. Вот и сейчас.

— Черт-те что… это черт-те что… просто черт-те что…

— Так на сколько все-таки помножить? — допытывалась хозяйка.

— Чего помножить? — я уже забыл.

— Но вы-то сами чего хотели помножить, помните?

— Я хотел? Когда?

— Ну вот только что, недавно, вы собирались помножить, доказывая нам, что это возможно. Помните чего? — спрашивала она каким-то таинственным голосом.

— А вам зачем? — Я никак не мог вспомнить, что я собирался помножить.

— Держи рыбу, — хрипел кот, — чисть сам. — Он стал вдруг потрясающе хрипеть.

— Может, тебе хватит, дорогуша? — спрашивали его хозяева. — Когда он начинает хрипеть — это первый признак, что ему хватит, — объясняли хозяева.

— Не ваше дело, — отбивался кот. — Вы-то откуда знаете, сколько мне надо, если сами никогда не пили?

— А мне, пожалуй, хватит, — сказал я.

— Да брось ты, — уговаривал Митрофан, — знаешь, как одному скучно? Ты ко мне заходи, когда их нету, и открой мне только холодильник, а там я разберусь.

— Не смей этого делать в наше отсутствие! — заволновались хозяева. — Мы за это пиво уйму денег платим.

— Смотрите мне! — пригрозил он хозяевам.

— Ну, я пошел, — сказал я. — Все. Хватит. Я пошел.

— Да сиди ты, сиди, — удерживал меня Митрофан когтями за рукав.

— Нет, хватит, — повторял я. — Все. Ну, кружечку еше… И баста. И конец. Все, все…

— Сиди ты! — хрипел Митрофан.

Я сидел.

И обстановка вокруг теперь мне уже не казалась странной и необыкновенной. Только изредка насупленный Кокоша меня настораживал, и я давал ему понять, что, в случае чего, могу его и кружкой садануть. Он дергался. Косил глаза. Пробормотал:

— Ну, погоди…

— Уберите этого пингвина отсюда, — сказал я, — клянусь, совершенно за себя не ручаюсь.

— Давай бить посуду о его голову, — предложил Митрофан.

Кокоша раздраженно, переваливаясь с боку на бок, отправился к своим собратьям. Буркнул:

— Погоди.

Я не выдержал и запустил в него рыбьей головой.

Митрофан захохотал.

Хозяева сказали:

— Ну, Петр Петрович, мы этого от вас не ожидали, простите за откровенность.

— Ах да, что же это я в чужом доме кидаюсь рыбьими головами, пардон, мерси, не имею обыкновения… никак не имел права… извините, извините… извините… не сочтите.

Я долго извинялся.

Целый час я прощался и тряс руки хозяевам в коридоре.

Исчез в лабиринте и тряс там руки Кокоше и трем попугаям.

И снова я на лестничной площадке.

Как хорошо-то! Светло. Нету штор. Лабиринта. И совершенно нормальный кот шмыгнул за кошкой.

И пиво пей в ларьке на доброе здоровье, без говорящих какаду.