"Майкл Джон Харрисон. Вирикониум " - читать интересную книгу автора

казался изнуренным. В последнее время он и в самом деле почти не спал. Его
зеленые глаза словно провалились на самое дно потемневших глазниц - из-за
высоких лепных скул они казались бездонными.
Спасаясь от ветра, он кутался в темно-зеленый бархатный плащ, точно в
кокон. Табард* из старой кожи, скрепленный иридиевыми пряжками, рубашка из
тонкой белоснежной лайки; облегающие бархатные брюки темно-синего цвета и
высокие мягкие сапоги из светло-голубой замши - так он одевался всегда. Он
стиснул кулаки. Его пальцы - худые, тонкокостные, обманчиво хрупкие, -
полускрытые тяжелым плащом, были унизаны толстыми кольцами из неблагородных
металлов. По обычаю времени, каждое украшала гравировка, но эти клинописи
могли прочесть лишь посвященные. Правая рука опиралась на навершие простого
длинного меча - вопреки современной моде, безымянного. Этого человека с
тонкими бескровными губами занимали более существенные свойства вещей.
Насколько реальна Реальность? Вот что беспокоило тегиуса-Кромиса даже
больше, чем события прошлой ночи. Он еще не знал, что пал Вирикониум,
Пастельный Город. Он был влюблен в этот город - но любил его скорее за
широкие проспекты, обсаженные деревьями, с тротуарами из бледно-голубого
камня, и за немощеные переулки, нежели за те места, которые горожане
предпочитали называть "Старым Вириконом" и "местом, куда ведут все дороги".
______________
* Рыцарский плащ-накидка, который носили поверх лат, обычно украшенный
гербом. - Здесь и далее примеч. пер.

Он не нашел отдохновения в музыке, которую так любил. Не нашел его и
теперь, в одиночестве, среди розовых песков...
Некоторое время он брел вдоль линии прилива, разглядывая то, что
выбросило море. Его внимание привлекал то гладкий камень, то прозрачная
шипастая раковина. В одном месте он подобрал бутылку под цвет своего плаща,
в другом отбросил в сторону сук, выбеленный и причудливо обточенный водой.
Он смотрел на черных чаек, но их крики угнетали его. Он внимал холодному
ветру в рябиновой роще, обступившей его башню, и вздрагивал.
Море наступало. В грохоте волн Кромису чудились глухие удары, под
которыми рушился Вирикониум. И даже теперь, стоя у линии прибоя, где соленые
брызги жалили ему щеки, затерявшись в грохоте, он представлял, что слышит
рев взбунтовавшихся толп на пастельных улицах, возгласы противников, голоса,
взывающие то к Младшей королеве, то к Старшей.
Он глубже надвинул желтовато-коричневую широкополую шляпу и зашагал
через дюны, то и дело увязая в коварном песке. Наконец он вышел на белую
каменную дорожку, бегущую меж рябин к его башне, тоже безымянной. Правда,
кое-кто звал эту башню в честь места на побережье, где она стояла -
Бальмакара.
Кромис знал, как называется то, чему он отдал сердце и меч... но был
уверен, что с этим покончено. И с нетерпением ждал, когда можно будет
спокойно жить тем, что приносит море.

Когда появился первый из беглецов, тегиус-Кромис уже знал, кто захватил
Город - или оболочку, которая от него осталась, - но это обстоятельство его
совершенно не радовало. Близился полдень, а он все еще не решил, что делать.
Он сидел в комнате под самой крышей - круглой, маленькой, где стены затянуты
кожей и заставлены полками с книгами, где музыкальные и научные инструменты