"Ричард Хьюз. Деревянная пастушка" - читать интересную книгу автора

в Париже; аметистовые волны отливали тут бирюзой и сверкали изумрудом,
порой в них появлялись золотые блестки, а порой они вздымались
снежно-белыми торосами. Неделю за неделей по ночам звезды медленно плыли
справа налево и слева направо мимо воздетой вверх, как перст, стеньги, а
внизу, за плоской кормой шхуны, в отбрасываемой ею тени струился по
чернильной черноте искрящийся хвост. На заре солнце вдруг выплывало из
моря и загоралось за кормой, точно глаз прожектора; днем оно висело,
слепящее, над головой, и в волнах, убегающих из-под носа, плясали мириады
маленьких солнц. А над палубой радугой нависали брызги, и дул прохладный
бриз... И однако же жизнь на море отнюдь не была сплошным праздником: как
только контрабандисты убедились, что Огастин будет плясать под их дудку
наравне со всеми остальными, они заставили его натягивать паруса, точно он
простой матрос, определять путь по звездам, точно он помощник капитана,
вести учет, точно он приемщик грузов, а также стряпать, когда повар
свалился в белой горячке.
Страшнее всего было в первый раз на рее марселя - хуже может быть
только в аду, ибо сначала надо взобраться по выбленкам на самый верх,
потом оттолкнуться от ствола мачты ногами и повиснуть на канате; перед
тобой на уровне груди вздымается и опускается рея, но руки у тебя заняты
инструментами, так что держаться ты не можешь, разве что прижмешься к ней
сведенным от страха животом, зная, что если не удержишь равновесия и
перекувырнешься, то полетишь вниз с высоты в восемьдесят футов и голова
твоя расколется, как яичная скорлупа. Все сводится, конечно, к проблеме
равновесия, и балансировать даже приятно, когда тебя учит этому на полу
хорошая няня или гувернантка, а вот когда Огастин в тот первый раз
очутился наверху и у него от высоты закружилась голова, то он чуть не упал
и не расшибся насмерть от одного лишь страха.


У берегов Джерси погода, все время благоприятствовавшая им, изменилась.
Ветер подул с юга, принеся с собой летние туманы, так что теперь им
приходилось продвигаться вслепую вдоль подводного ущелья, по которому река
Гудзон продолжает свой путь в океане. Теперь они ночью шли без света и,
несмотря на туман, не давали гудков и не звонили в колокол, а молча
проскальзывали мимо ярко освещенных, гудящих судов, открыто следовавших в
Нью-Йорк.
Однажды четырехтрубный эсминец, недавно превращенный в судно береговой
охраны, вдруг возник перед ними в ночном тумане - все огни на нем были
потушены, только искры летели из труб. И шхуна внезапно очутилась в водах,
кишмя кишевших судами, но только и на их судне, и на шнырявших вокруг
судах берегового охранения царила тишина и огни, невзирая на темноту и
туман, были потушены. А ведь это был лишь самый край владений "Ромовых
пиратов" - пояса почти неподвижных судов, покачивавшихся от одного края
горизонта до другого в двенадцати милях от берега; они стояли так круглый
год, слепые и притихшие, в кромешной тьме, упираясь носом в корму соседа,
протянувшись цепочкой от Флориды до штата Мэн, одни на якоре, другие
дрейфуя на волнах - паруса убраны, команда словно поражена параличом
(сверху, с наблюдательного поста, даже трудно понять, какое судно стоит на
якоре, а какое дрейфует). Здесь можно было встретить суда под всеми
флагами, кроме американского, суда всех возрастов и классов, парусные,