"Анатолий Хулин. Дедлайн (фрагмент романа)" - читать интересную книгу автора

у которого день рождения, племяннику и племяннице, и там еще кому-то,
наверняка. Это в том году я полтора месяца ел по тридцать штук чуть не через
день. Однажды - после взрыва домов - когда пришли запуганные до смерти тетки
из домового комитета, гнать меня в ночь, дежурить вокруг дома, я, будучи под
грибами, вышел на улицу с подарочным в натуральную величину мечом "Робин
Гуд". Не знаю, что подумали тетки - на всякий случай они срочно вызвали мне
в напарники бывшего мента из третьего подъезда. Всю ночь мы пили пиво и
говорили о наркотиках и психологии преступных элементов.
"Как же они упустили древо познания? - подумал я, упираясь взглядом в
осину, на которой, на третьей снизу крупной ветке, сидела и орала почти
очеловечившаяся кошка, - Сплавили? Разменяли на этот дикий крик? Надо
спасать положение..."
Я подошел к осине, схватился руками за нижнюю ветку, и, упершись кедами
в ствол, стал взбираться на дерево - припоминая почему-то Кастанеду. У того,
мол, все было. А что есть у меня? Томлюсь, как всегда. Сколько себя помнил -
всегда хотел реализоваться человеческим учителем этой самой жизни. Этих
лазаний за кошками по деревьям, этих собираний грибов, этой дурацкой где-то
там войны. Потому что в своей собственной судьбе, пафосный и сублимированно
ничтожный, никого не признавал, был призван самой неуемной - не верящей в
самое себя - гордыней буйствовать в одной, чаще бритой налысо, покрытой
множеством шрамов голове. Своей, геройской. Авторской - в линзах тонкой
железной оправы. Снимай стеклышки - бить будем...
Кошка была рядом, над головой, на расстоянии вытянутой руки. Я сидел на
второй снизу большой ветке и думал о том, что я делаю.
- А правду говорят, что тебе десять штук баксов предлагали, а ты все
уничтожил и всех послал? - вдруг, как будто мимоходом, спросил снизу и
слева, из под лапы ели, дружище Кащей, закончивший манипуляции с трубкой и
собирающийся поднять голову и повернуть ее в сторону осины.
Последние соображения пронеслись, когда я падал, а когда ударился
головой о какой-то корень - успев подумать, что кошка молчит - вырубился и
уже не слышал удивленного возгласа Кащея. Матом, естественно - но не так
испуганно, потому что было невысоко до земли. "Сбили..." - повторилось мне
тысячу раз в единый момент отключения...
Вокруг была зима. Впереди лежал Грозный - там гремели нешуточные бои, и
десятки сотен умирающих и умеревших распространяли на сотни километров
вокруг неуютное ощущение конца света. За спиной урчал мотор - там была его
машина, и его водитель-ингуш. А я все никак не мог оторваться от того, как в
десяти метрах впереди черная собака грызет руку какому-то неизвестному
трупу. Мертвый был похож на одинокого и никому не нужного старичка, в черном
пальто, брюках и ботинках, все было старческим и грязным. Собака была
средних лет. Она косилась на меня, но не бросала отгрызать старческую руку
мертвого тела. Левую руку. Мне стало тошно, я отвернулся и как будто пропал.
Собака заурчала и облизнулась. Это зрелище было правдой, но именно "было" -
потому что шло как сотое дежа-вю, и под воспоминание, что, на самом деле я
сознание в Чечне ни разу не терял. Не считая что от водки. А сейчас то от
чего?
Ясность явилась ослепительной белой вспышкой. Стало понятно, что слегка
трудно дышать. "Кащей однажды выпал с третьего этажа, я видел..." - это было
первым, что пришло в голову из настоящего. "Сбили..." - сказало в голове в
последний раз, как бы с ухмылкой. Потом я увидел склонившееся над ним лицо